Мои опасные игры под Новый год
повесть
Час придет – вы начнете собой дорожить,
Правду—матку устанете резать,
Позабудете дерзкую прежнюю прыть,
И наступит прекрасная трезвость.
Вы разрушите сами характера твердь,
Пледом мягкости душу укутав.
Пусть вся жизнь впереди – вы начнете стареть
С этой первой уютной минуты.
Но когда—нибудь вдруг протрубят вам опять
Ветры жизни призывно и грозно.
Вы метнетесь за ними… догнать их… понять…
Будет поздно, мой друг, будет поздно.
Николай Добронравов
Вступление
Привычный, размеренный уклад жизни навевает на меня тоску.
С детства во мне живет тяга к нестандартным ситуациям, приключениям, своеобразная жажда риска.
Порой намеренно, а порой и нет, я, подталкиваемый внутренним азартом, умудряюсь создать вокруг себя атмосферу, способствующую удовлетворению моих экстремальных потребностей.
Да! Жизнь – это учитель! И я прошел все курсы великого университета жизни.
Изучил философию под названием SCIOLOGOS[1], которую не каждый способен воспринять. Я научился жить сегодняшним днем и не расстраивать себя тревогами о завтрашнем.
А основным средством для достижения этой цели я использую мое чувство юмора. В моей жизни всегда было много причин для слез, а вот смеяться было торжеством, праздником.
И поэтому я предпочитаю праздновать при любой возможности. Благодаря этому я уверен, что игра, даже если она опасна, стоит свеч, ибо говорят же, что кто не рискует, тот не пьет шампанское.
А пить его – ой как мне хочется!!!
1
Я много странствую и люблю странствовать.
На любых видах транспорта. На автомобилях и кораблях, поездом и пешком, на лошадях и даже на верблюдах. Но в особенности люблю летать.
Авиалайнер – это быстрый и удобный для меня транспорт странствования. Но всегда, во всех обстоятельствах я отличал удовольствие от мазохизма.
Перед каждым полетом я предупреждаю стюардессу:
– Если самолет сделает аварийную посадку, скажем, на Черном море (а это случилось несколько лет тому назад при «помощи» дружественной страны), я категорически откажусь садиться в резиновую лодку.
Для меня это настоящий rafting[2].
Этого я не сделаю, даже если пообещают мне быстроходную лодку с самой красивой стюардессой в придачу…
Я также очень сомневаюсь и в безопасности прыжка с самолета во время крушения. Это вполне может считаться для меня как abseiling[3].
Не могу отрицать – сумасбродство ведется в моей семье, а точнее, у моей дочери.
Моя любимица-дочь вместо того, чтобы осматривать местные достопримечательности, гулять по ресторанам и ночным клубам в компании прекрасных иностранных красавцев, вкратце, отдыхать по-человечески, – ищет гору или стену, чтобы туда обязательно вскарабкаться.
Это называется rock climbing[4].
Взбирается на них, срывается, а потом с восхищением рассказывает мне о своих ранениях, подкрепляя существенными доказательствами – фотографиями.
– А вот я. Здесь я чуть не свалилась в пропасть… Посмотри, какие здесь прекрасные горы! А, пап? А вот здесь натуральная высокая гладкая стена! Правда, какая она чудесная?! Сколько в ней всяких углублений! Лезть наверх – одно удовольствие…
А на других фотографиях – просто дикий ужас!
Моя дочь выглядит, будто только что вырвалась из рук диких папуасов-людоедов: лицо бледное, болезненное, вся расцарапанная.
Она и все ее «коллеги» словно сбежали из травматологического отделения больницы, а она все за свое:
– Ах, какая была прелесть! А на этой замечательной горе, пап, меня тошнило целый день. Ах… а тут, на реке Момбаса, какой чудесный был rafting! Здесь меня как смоет волной! Ой, как все меня искали! Думали, что утонула. А я их вокруг пальца обвела. Вылезла, правда, еле живая, на какой-то милый островок и ждала спасения… Ах, какие там были очаровательные ядовитые цветы, змейки, крокодилы, птички, а сколько красочных мартышек! Ну не поверишь…
– А это кто? – спрашиваю я, потея от нервного стресса.
Палец лег на фотографию обезьяноподобного балбеса мужского пола, стоявшего позади моей родной дочери.
– А, этот? Да он людоед! Да! Да! Настоящий! Я ему так понравилась, что он не отставал от меня ни на минуту. От любви хотел меня съесть. Вот это я понимаю – настоящая любовь…
Шутила или нет – не знаю, но путешествия ее были «умиляющие», ничего не скажешь…
И в кого только она пошла?
Да! Она моя дочь и, наверное, похожа… на меня.
2
Я – на этот раз я, – можно сказать, перещеголял мою дочь.
Решил слетать в Москву. А Москва, господа, это не дикая Африка. Столица Советского Союза! Правда, там сидели и сидят правители, не очень любящие евреев и в особенности израильтян. Но я решил про себя: «Как можно встретить Новый 1989 год без приключений?!»
Советская система трещит по всем швам. Корабль тонет, а команда пьянствует и не догадывается, что вот-вот пойдет ко дну. Как спасти советский корабль? Это проблема Михаила Горбачева, а передо мной – как спасти мой корабль… себя от самого себя…
Мысли не запрешь на замок, и они напомнили мне события последних лет. Развод… Банкротство… Моя частная контора была чаще закрыта, чем работала, и я потерял многих клиентов. В один из злополучных последних дней я печально вернулся в мою контору, как мне казалось, в последний раз.
Я был совершенно разбит. Так жить больше не мог.
Я обязан убить одного человека – себя.
Я начал понимать, почему люди, доведенные до отчаяния, бросаются вниз с высотных зданий или суют голову в петлю…
Может быть, и я сделал бы то же самое, если бы имел мужество.
Но мужества не имел, значит, схожу с ума. Понял и удивился, что понял. Обычно сумасшедшие этого не понимают. Но разве я не безумен?! Способен ли нормальный человек лишить себя жизни?
Я выбрал свой вариант. Я решил стрелять в висок, и это решение облегчило мои душевные терзания. Наконец-то, впервые за последние дни, принимаю правильное решение! Я умру, и весь кошмар моей сегодняшней жизни прекратится, умрет вместе со мной.
В грудь, может быть, удобнее, но возможность не умереть сразу, а мучиться в агонии пугала меня.
Я подошел к своему бару, выпил одну за другой две или три (а может, и четыре) рюмки коньяка, кажется, «Наполеон».
Я больше ни о чем не думал и не хотел думать.
Устал от многочисленных дум. Одна только мысль властвовала надо мною: «Хочу конца! Конца! Конца!»
С этой мыслью зашел в свой кабинет и сел в объемистое мягкое кресло. Открыл внутренний ящик письменного стола. Револьвер! Мой старый «друг» лежал там, дружелюбно сверкая под светом настольной лампы. Я бережно взял его в дрожащие руки и приставил ствол к виску.
Неожиданно вспомнил слова, сказанные кем-то: что человеческая жизнь – это целая вселенная.
Курок начал свое судьбоносное движение…
В этот момент я понял, что моя вселенная в мозгу стала сжиматься до размеров первой – частичной – молекулы и вскоре разорвется, начиная новый цикл существования. Я увидел другой мир. Новый мир под совсем иным углом.
И я понял, что в этом новом мире нельзя стрелять вообще, тем более в себя.
Палец дрогнул на спусковом крючке, задержался и начал возвратное движение. Тяжело дыша, я отшвырнул пистолет в сторону.
Для меня было бы избавлением спустить уже взведенный холодный курок. Но как бы это объяснить… Я чувствовал, что на мне еще лежит долг…
Невыполненный долг перед моим отцом. Я могу быть полезен и моим дочерям. Я пока что очень нужен им.
И верьте мне! Если я в тот момент не застрелился… Клянусь! Это не была трусость…
Уеду! Я брошу здесь все, что имею… Мой дом, контору, на которую потратил почти четверть века моей жизни.
Все мое добро брошу на произвол судьбы… Да, я больше не могу жить в моем доме, в моем любимом городе, в этом мире…
Лечу в Москву! Опасно? Возможно, этот шаг равносилен самоубийству? Возможно! Ведь состояние советской страны, как ни парадоксально, подобно моему состоянию.
И поэтому, может быть, благодаря перестройке и товарищу Горбачеву меня там, в России, не расстреляют?
Уверенность в этом придавало и приглашение, полученное от товарища-москвича Андрея…
На вопрос близких и друзей – зачем я лечу, да и еще «туда»? – ответ был краток: «Попробую создать business[5], а может, получу от этого и pleasures[6]. Почему бы не согласовать их между собой?»
А вдруг все это камуфляж и, как только я сойду с трапа самолета, а мои ноги станут на советскую землю, меня схватят, обвинят в шпионаже и увезут куда-нибудь в следственный изолятор? А может, в Сибирь? Но Сибирь ведь тоже русская земля!
Ну и что? Убьют при попытке к бегству? Скажу им спасибо!
Я был охвачен животным страхом, но добрая тяга к стране, где я когда-то родился, сохранилась, поэтому я решился на этот шаг…
«To be or not to be?»[7] – это мой нынешний вопрос, хотя Шекспир задавал его много-много лет назад…
3
Я все еще был взволнован и растерян, когда пилот (а может, старший стюард) пафосным голосом Левитана объявил на английском и русском:
– Уважаемые пассажиры! Мы приветствуем вас на борту советской авиалинии «Аэрофлот»! Через две минуты наш самолет взлетает! Направление рейса: Тель-Авив – Москва! Температура воздуха плюс семнадцать градусов по Цельсию. Погода облачная, без осадков. Температура в Москве минус один градус по Цельсию. Ветер северный. Кратковременные дожди днем, а к вечеру ожидается небольшой снег. С наступающим Новым 1989 годом, дорогие пассажиры! Приятного вам полета!
Моя голова склонилась вправо, и я взглянул через плечо в иллюминатор. Там было достаточно темновато, и только цепочка посадочных огней виднелась вдали…
«До рассвета еще далеко», – вздохнул я и прикрыл сонные глаза.
Пока я размышлял, через проход между сиденьями ко мне подошла стюардесса-красавица и, остановившись подле, улыбнулась мне своей ослепительной улыбкой. Ее миловидное лицо окаймляли светло-русые волосы, а серые глаза светились теплом и доброжелательностью. Русская женщина поразила меня своей красотой, и мое израильское холодное сердце стало таять…
– Пристегнитесь, пожалуйста, господин.
– С удовольствием. – Я улыбнулся ей в ответ и начал искать ремни безопасности. И куда они пропали?
Приподнявшись с кресла, вытащил их из-под себя и с виноватым взглядом долго и неуклюже возился с ними, стараясь пристегнуться, под зорким взглядом русой стюардессы, терпеливо ожидавшей в проходе.
– Вам помочь, господин? – наконец спросила она.
– Пожалуйста, будьте добры, – тут же ответил я.
Стюардесса, перегнувшись через свободное сиденье, с улыбкой подхватила оба ремня и ловко стала их застегивать.
В этот миг я слегка, будто случайно, провел правой рукой снизу вверх по наружной стороне ее ноги.
«Сейчас получу по физиономии».
Но девушка – ноль эмоций, даже бровью не повела.
С той же прелестной улыбкой на губах она закрепила ремень, выпрямилась и сказала:
– Вот и все, господин! Счастливого пути!
Она медленно и грациозно удалилась.
«Какая прекрасная осанка!»
Я был поражен: «Ну и самообладание у этой стюардессы!»
Разве бывает короткое замыкание между мозгом и рукой?
Иначе мозг дал бы приказ, а рука очутилась бы на моей физиономии, как это не раз бывало с нашими девушками. Следовательно, приказ не был исполнен, поэтому ничего не произошло. И на том спасибо!
«Наверное, я все-таки устал», – решил про себя и вновь прикрыл глаза.
Самолет, вздрогнув, начал свой традиционный выход из аэропорта к взлетной полосе. Медленно-медленно, чуть покачиваясь, выруливал на указанную стартовую линию. Моторы набирали запланированную мощь, и их шум постепенно нарастал. Вблизи замелькали стартовые огни. Сильный толчок, сопровождающийся визгом, – и вот мы в воздухе.
Внизу разноцветные огни! Красные, зеленые, белые, желтые, они были рассеянные, как угольки, освещая улицы и дороги, но город еще был окутан полусонной вуалью.
Самолет плавно сделал вираж над ним.
Что ж, мой город, моя страна – позади, а впереди – более трех часов полета. Полет в неведомое…
Две стюардессы начали жестами, будто мы глухонемые, объяснять, где находятся предметы, необходимые в случае «свободного» падения, и как нужно вести себя в подобной ситуации. Я с насмешливой улыбкой следил за ними, ибо других дел в данный момент у меня и так не было.
Красавица-стюардесса закончила «представление» и начала раздавать газеты.
– Девушка! – позвал я ее и, когда она остановилась, обратил внимание, что она стоит на «безопасном» от меня расстоянии.
– Можно получить вот это? – Я показал пальцем на вечернюю израильскую газету.
– Пожалуйста, – сказала она, протягивая мне желаемую прессу.
Я взял и, усмехнувшись, поблагодарил.
– Девушка…
– Вам еще что-то нужно?
– Нет, я только хотел спросить кое-что.
С заметным колебанием она шагнула ближе.
– Я залез рукой вам под платье? – тихо прошептал я.
– Да!
– Недавно?
– Да!
– Так спасибо!
– Это все? – стюардесса удивилась. – Вы, наверное, не в себе. С вами все в порядке? – прибавила она и шагнула через проход к другим пассажирам. Потом вдруг остановилась и, сделав шаг назад, наклонилась ко мне и на ухо прошептала: – У вас холодные руки.
– Спасибо, – онемевшим языком еле выговорил я, ошеломленный ее ответом.
– Не за что. А так все в порядке, – ответила она, улыбаясь, и продолжила свою работу.
«Изумительная женщина!»
Я, прижав горячий лоб к иллюминатору, продолжал смотреть на отдаляющиеся огни побережья Тель-Авива, пока тьма не захватила весь горизонт.
Надев наушники, нашел нужную мне волну на требуемой станции, и любимые песни заполнили эфир.
Сконцентрировал внимание на первой странице газеты. Читая ее, наверное, уснул…
Мне снилось, что я шагаю по пустынной бесконечной дороге, которой нет ни конца ни края. Так я бреду, пока не натыкаюсь на дорожный знак-указатель. Он сломан, а его стрелки свободно и лениво вращаются на ветру.
На одной из них написано: «В будущее», а на другой: «В прошлое»…
Меня разбудил знакомый голос стюардессы:
– Вам помочь открыть столик?
– Что? – сонно спросил я.
– Ужин, господин, – приветливо улыбаясь, ответила она.
– Ах да, будь добра! И стакан вина, красного, если можно, пожалуйста!
Она привычно нагнулась, разложила на моем столике снедь и налила темно-красный напиток. Ее русые волосы с великолепным запахом французских духов приблизились ко мне. Губы сами прикоснулись к ним, и я… их поцеловал.
«Теперь точно схлопочу по роже», – мелькнула мысль.
– Все в порядке? – спросила стюардесса и, не глядя на меня, подошла к очередному пассажиру.
Всю оставшуюся дорогу она больше не приближалась ко мне.
Погруженный в чтение газеты, я не почувствовал течения времени. Неожиданно слышу уже знакомый голос:
– Вам опять надо помочь пристегнуться?
Я оторвал взгляд от газеты. Стюардесса во всей своей красе стояла рядом и вопросительно, чуть зардевшись, глядела на меня.
– Что, мы уже прибыли?
– Да, через пятнадцать минут посадка в Шереметьево-2.
– О, какие чудеса! А я, между прочим, никогда не был в Москве!
«Может, она пригласит меня на экскурсию по городу?» – подумал я, а вслух сказал:
– Хорошо. Хорошо, я пристегнусь.
Не проронив больше ни слова, она продолжила проверку пассажиров.
Я смотрел в иллюминатор и наблюдал, как приближаются все ближе и ближе огни столицы Советского Союза.
Вот уже можно было рассмотреть свет фар автомашин на трассах, сияние немногочисленных неоновых реклам, огни светофоров.
И вдруг – ощущение бешеной скорости, когда земля и невыразительные постройки проносятся мимо со скоростью звука. Затормозили…
– Мы совершили посадку в столичном международном аэропорту СССР Шереметьево-2, – прозвучал голос капитана лайнера. – Сейчас четыре часа утра по местному времени, температура воздуха ноль градусов по Цельсию. Погода переменная. Кратковременный дождь и град. К вечеру ожидается снежная метель. Пассажиров просим оставаться на своих местах до полной остановки двигателей. Нам было очень приятно вас обслуживать, и мы надеемся вновь увидеть всех на борту нашего лайнера. Спасибо и счастливого Нового года.
– Спасибо, – почему-то громко ответил я. – И вам счастливого Нового года!
Я ловко отстегнул ремень, поднялся и снял пальто с вешалки над сиденьем.
Из громкоговорителя донеслись вежливые предупреждения стюардессы:
– Господа! Просьба оставаться на своих местах до окончательной остановки самолета. Спасибо за внимание.
– Спасибо, – уже игриво ответил я и не стал садиться, считая, что самолет, несмотря на еще работающие двигатели, уже прибыл на свое место. Надевая на себя пальто, я продолжал стоять, пока ко мне не подошла «знакомая» стюардесса.
– Господин, – строго проговорила она. – Вас не затруднит сесть, пока самолет не подрулит к вокзалу и окончательно не остановится?
Она стояла достаточно близко, и я мог уловить запах ее духов – нежный аромат сирени.
– Конечно, нет, – ответил я, но не сел.
– Господин, мы были бы вам очень признательны…
– Ты самая прелестная девушка, которую я видел в своей жизни, – ответил я.
Она заметно смутилась.
– Спасибо вам, но…
– Ты русская?
– Нет, господин, я…
– У меня в конторе работала одна девушка из России. Она тоже очень спокойная и приветливая, как ты, а вчера утром неожиданно подала в отставку.
– Что-что она сделала?
– Ну, оставила работу.
– А-а… – почему-то вздохнула стюардесса.
– Могу я спросить, как тебя зовут?
– Тамара.
– Это звучит не по-русски, – сказал я и прибавил: – В Израиле есть много девушек по имени Тамара. «Тамар» на иврите – это название популярного дерева. Как у вас, скажем, березка. А мое имя Миха. Но мои друзья зовут меня доктор Миша.
– Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»? – неожиданно тихим голосом спросила она.
– Что за вопрос? Какая разница между «вы» и «ты»?
– К незнакомым у нас принято обращаться на «вы».
– А разве мы уже не знакомы?
Намного позже я понял, что мое обращение к русским людям на «ты», которым я хотел показать свое дружеское отношение, как принято у нас, воспринималось ими как неуважение.
– Ладно, доктор Миша. Вы врач?
– Нет, я экономист.
– А почему вас называют «доктор»? – заинтересовалась стюардесса.
– Потому что я ношу очки.
– Ну что ж, господин доктор Миша, – проговорила прекрасная стюардесса, – вам удалось постоять, пока мы выруливали к стоянке. Желаю вам благополучно провести время в Москве.
– Спасибо. Я еще никогда здесь не был, – напомнил я ей.
– Это красивый город.
– Я уверен – город красивый, если в нем живут такие красивые девушки, как вы.
– Ну хватит льстить, господин!
– Ладно. Тогда… пока… – Я протянул ей руку. – До свидания, Тамара! Пусть для вас Новый год станет счастливым!
Она руку в ответ не протянула.
Я пожал плечами и поспешил к выходу. Уже спускаясь вниз по трапу, услышал за плечами:
– И вас с Новым годом, доктор Миша!
Лишь теперь я уяснил…
Решение правильное! Я на верном пути…
4
Меня встретило морозное, ветреное, пасмурное утро. Дул пронизывающий ветер, и его северные порывы были колючими.
Он щекотал мои щеки и целовал лицо холодным поцелуем, вороша мои густые черные волосы на голове.
Перевел дипломат[8] из руки в руку. Мой мозг чеканил: «Да, я все сделал правильно, наверное, правильно…»
Аэропорт Шереметьево-2, находящийся в двадцати километрах от Москвы, это современный комплекс, построенный с целью принимать пассажиров из соцстран и республик СССР, но в меньшей степени – западных туристов. В аэропорту в принципе повсюду можно было увидеть солдат в зеленой форме, вооруженных автоматами.
Мне стало холодно, но совсем не от морозного воздуха.
Проверка паспорта, как ни странно, прошла благополучно, и я вскоре, к моему большому удивлению, оказался у выхода.
«Пока что все удачно. А почему бы и нет? Ведь я иду по верному пути».
– Куда едем, дружище? – прозвучал над головой громкий бас.
Я поднял голову и увидел возле себя молодого парня: высокий, почти на голову выше меня, темноволосый, широкоплечий, одетый в джинсы и кожаную куртку. На голове небрежно устроилась кожаная кепка.
Я отметил суровую красоту его лица и невозмутимость, с которой он ожидал ответа. С виду настоящий killer[9].
«Нежелательно встретиться с таким типом в темном незнакомом переулке, особенно здесь, в Москве», – предупреждала меня интуиция.
– В гостиницу, – с наигранной смелостью ответил я.
– В Москве есть много гостиниц! – густым басом заявил он.
– Возле Красной площади и Кремля.
– «Новороссийск» или «Советская»?
– «Новороссийск».
– Эта не самая лучшая.
– В «Новороссийск»! – настаивал я.
– Ладно! Пусть будет «Новороссийск»!
Сели в старенькие «жигули». Таксист завел машину, и мы помчались по кольцевым, пустынным в этот час дорогам навстречу призрачному, утонувшему в сине-туманной
мгле и мерцающему вдали громадному городу – Москва.
– Вы здесь впервые? – прерывая длительное молчание, спросил шофер.
– Да!
– Значит, хозяйское дело, – буркнул таксист.
– Мы чем занимаемся: вождением или нотацией?
– И тем и другим, – хладнокровно ответил таксист.
«Он что, зубы мне заговаривает? Что у него на уме?»
– Куда мы едем?
– Как куда? В гостиницу. Вот Москва-река. Скоро мост, а оттуда рукой подать до Красной площади. Видите купола церкви Вознесенской, а рядом… и Кремлевские стены.
– Скажи, а гостиница, ну та, куда я еду, как она?
– А, ничего себе, неплохая. Конечно, есть лучше. Вы приехали сюда по делам?
– Неважно! Знаешь что? Вези меня обратно в аэропорт!
– Что?
– Ты что, думаешь, я ненормальный проводить Новый год в городе, где никогда не был?.. Ну и, кроме того, меня никто здесь не ждет.
– Вы пьяный?
– Вдребезги! Извиняюсь, я только пошутил. Но какого черта я еду в «Новороссийск»?
– Не знаю! Я и себя спрашиваю иногда, на кой черт я занимаюсь подвозкой пьяных пассажиров?
– Однако я не желаю ехать в «Новороссийск», – заупрямился я, успокаиваясь.
– Хорошо! А куда вы все-таки желаете ехать?
– Не знаю!
– У вас в Израиле все такие взбалмошные?
– А с чего вы взяли, что я оттуда?
– А знаете, что сказала мне когда-то моя мать? – продолжил шофер, не реагируя на мой вопрос. – Она сказала: «Никогда не подбирай пьяных, сынок, иначе преждевременно заработаешь грыжу и седые волосы». Я рабочий человек, господин, и дома меня ждут жена и дети. Я хочу немного подзаработать, а потом отвалить домой – украсить елку. Ok?[10] – И грозным басом прибавил: – А теперь говорите живо, куда мы едем, в «Новороссийск» или обратно в аэропорт?
– Хорошо! Вези меня обратно в аэропорт. Я тебе за все уплачу с прибавкой на чаевые.
– Добро! Я вас подкину до ближайшего входа, а сам уеду на все четыре стороны! Надоело мне мое ремесло!
Машина с места круто развернулась и помчалась обратно.
– Ты действительно собираешься отвезти меня в аэропорт?
– Вы же так решили, я вас и везу.
– Трус! – вскрикнул я.
– Что?
– Я сказал, что ты трус.
– Слушайте, господин! Вы слишком много себе позволяете! Я вас могу выбросить сейчас из машины – и тю-тю…
– Выбрасывай и езжай украшать свою чертову елку.
– Господин…
– Хватит спорить, вези меня в гостиницу… как ее… «Новороссийск»!
– Господин… самое правильное решение, – примирительно буркнул таксист.
Машина опять круто на ходу развернулась, увиливая от встречных автомобилей, и помчалась в Москву…
– Осторожно! Жить еще хочу, – пробубнил я.
– Не уверен! Не уверен!
– Умничаешь? А? Вы здесь все такие умные?
– Конечно! – буркнул в ответ таксист. – Попробуйте есть каждый день картошку и запивать ее самогонкой! Да и вы таким же умным станете… Умные!.. – фыркнул таксист.
Я не ответил и, вытянув ноги, устало закрыл глаза.
На душе было скверно и тоскливо.
«Что я здесь делаю? Всех нервирую. Еще укокошит он меня, и прощай, „новая жизнь“. Надо было приехать после Нового года или вообще отказаться от этой авантюры. Какие могут быть дела под Новый год?»
Въехали в город. Снега в этом году, по словам шофера, было маловато. На дорогах блестели слегка тронутые ледяной коркой глубокие лужи. На обочинах чернели грязные сугробы. Но как только мы въехали в город, будто по приказу коммунистической партии, начал моросить мерзкий дождь с градом. На центральных улицах столицы мгновенно образовались пробки.
Высотная телевизионная башня «Останкино» походила на новогоднюю елку, проткнувшую низкие облака. Ее шпиль уходил и терялся высоко-высоко в небесной таинственной дали.
Проехали по мосту. Москва-река была полноводной и, оказывается, вполне широкой.
А вот и Красная площадь. Интересно, но и в такую рань, и в непогоду тонкая длинная цепочка людей виднелась возле Мавзолея Ленина.
Протиснулись в какую-то улочку, и сразу перед нами появилось огромное серое здание гостиницы «Новороссийск».
Начал падать легкий снег. Заплатил таксисту – вместо требуемых десяти долларов целую двадцатку – и пожелал ему хорошего заработка в Новом году.
Killer тут же просиял. Чмокнув меня в щеку и желая мне «найти себя», он помчался… к своей елке.
«Ну-ну. Я еще не видел, чтобы killer целовал свою жертву, а затем оставлял ее в живых».
5
После принятия ванны я почувствовал прилив новых сил.
В комнате висело несколько зеркал, но из-за пара я не мог себя рассмотреть. Пришлось полотенцем вытереть одно из них.
На меня глянуло мокрое лицо. Влажные черные кудри, тронутые тут и там преждевременной сединой, были приплюснуты.
«Ничего, – успокаивал я себя. – Несмотря на мои почти пятьдесят лет, я выгляжу совсем неплохо».
Пристально еще раз вгляделся в свое худощавое свежее, выбритое лицо, в свои голубые глаза, хитро себе подмигнул и, оставшись вполне довольным своей внешностью, вышел из ванной.
«Надо позвонить „товарищу“ Андрею, – подумал я. – Он, правда, ожидает меня только через неделю, но что я мог поделать? Билетов на ближайшие три месяца не было. А на мой рейс место случайно освободилось. Ну и решил – вперед! Буду иметь достаточно времени, чтобы ознакомиться с достопримечательностями столицы СССР, или, как сейчас модно говорить, столицы России».
Я знал, ситуация в этой большой стране сложная. Советский Союз в процессе неминуемого развала.
Но Москва стоит на месте, и президент СССР Горбачев еще сидит в своем кресле. Во многих местах уже развевались трехцветные российские флаги, но над Кремлем еще гордо колыхался огромный красный советский флаг, а на нем и серп и молот.
***
Вошел в салон номера. Надел очки и взглянул на ручные часы, лежащие на тумбочке.
Почти семь утра. Сегодня 31 декабря 1988 года. Скоро Новый, 1989 год, а я впервые, сколько себя помню, сам! Один.
Застегнув часы на руке, бросил взгляд на столик возле дивана.
Телефон, как у президента США, красного цвета.
Я заколебался. Звонить Андрею или подождать? Еще рановато, зачем его будить? В номере было тепло, но мне неожиданно стало холодно.
Я подошел к стенному шкафу. Не найдя халата или чего-то подобного, надел пальто. Его шелковая подкладка придавала чувство уюта и роскоши. Подошел к окну. Оно было большое. Открыл. Холодный свежий воздух хлынул в комнату.
Вся Москва была как на ладони. Внизу сновали машины и автобусы. Крыши еще были покрыты снегом, но на улице о нем напоминали лишь редкие почерневшие сугробы. Термометр, прикрепленный к раме с внешней стороны окна, показывал около нуля.
«Тепло по российским стандартам», – подумал я.
Множество наряженных и освещенных елок выглядывало из окон московских домов. Красивый город Москва, особенно под Новый год!
Глянул вниз. Прямо передо мной – закрытый двор с застекленным бассейном. Несмотря на несезонное время, бассейн был заполнен водой, и пар клубился, покрывая стекла испариной.
«Наверное, с подогревом», – подумал я.
Прикрыв окно, вернулся к дивану, сел, закинув ногу на ногу, и опять посмотрел на телефон. Я начал сосредоточенно разглядывать диск, на котором были обозначены разные услуги гостиницы.
«А может, сначала позвоню моей учительнице? Я недавно нашел номер ее телефона. Правда, не хочу ее шокировать. Столько лет прошло с тех пор, как я не видел мою любимую учительницу Марию Евгеньевну!»
Помню школьные годы. Тогда меня звали Мишенькой и я был, не как сегодня, очень дисциплинированным мальчиком. Перед тем как задать вопрос, всегда поднимал правую руку. Помню, однажды вот так поднял ее и терпеливо ждал разрешения задать вопрос… и задал:
– Правда, что Маркс был еврей?
Она была поражена. Вопрос застал ее врасплох. Сейчас, вспоминая эту интеллигентную женщину, ее выдержку, и рассудительность, и ее грустную усмешку, я был охвачен волной эмоций.
К тому времени ее любимый муж, еврей по национальности, «отсиживался» где-то в приморских краях. Офицером морского флота он точно не был. Но тогда я этого не знал, да и знать было запрещено.
Я просто ощутил, что своим вопросом поставил ее перед классом в неловкое положение. И мне стало ее до боли жалко.
Она ничего мне не ответила. Только потом, через несколько дней, когда встретила меня одного в коридоре, нагнулась и тихо прошептала:
– Мишенька, слушай меня внимательно! Да! Маркс был еврей, но больше таких вопросов в классе не задавай. Ладно? Иначе ты и твоя семья хорошо не кончите…
6
Мой сегодняшний приезд в Москву – полная неожиданность не только для моей бывшей учительницы. Поди знай ее реакцию, все-таки уже немолодая женщина и много всего пережила. Но под Новый год особенно хотелось бы с ней поговорить и от души поздравить…
Я взял телефонную трубку. Но вместо того чтобы звонить ей, набрал цифру семь.
Автоответчик сообщил: «Прислуги нет, но можно набрать четыре и позвонить экономке».
Набрал номер четыре.
В ответ услышал живой женский голос:
– Слушаю вас.
– У тебя есть утюг? – с ходу бросил я.
– Утюг для глажки?
– Точно!
– Да! Утюг имеется. А почему вы не звоните прислуге? Она вам с удовольствием погладит все, что вам заблагорассудится.
– Ее нет. Наверное, взяла новогодний отпуск.
– Ясно. А что вы хотите погладить?
– Если тебе так важно это знать, то я хотел бы выгладить брюки. Понимаешь, сегодня Новый год, а они мятые.
– В каком вы номере? Я вам пришлю.
– Я буду очень признателен. Номер 2554.
– А вы его вернете?
– А как же. Он мне потом абсолютно не нужен будет.
– Через пять минут.
– Спасибо.
Я положил трубку. Потом позвонил старшему коридорному и поинтересовался, есть ли в гостинице магазин, где можно купить шампанское.
– Магазина нет, но шампанское могу достать! Сколько?
– Две бутылки…
– Вы уверены? Хватит?
– Не знаю…
– Хорошо! Сейчас принесу. Если понадобится, я к вашим услугам.
Принесли утюг. Я не начинал глажку, пока не принесут обещанные две бутылки шампанского.
Постучали в дверь. Вошел коридорный. Держа в руках бутылки, он осмотрелся:
– А сколько будет гостей?
– Разве это твое дело? – ответил я вопросом на вопрос, как подобает истинному еврею, протягивая ему пятидолларовую купюру.
– Смотрите, молодой человек, – чуть повышенным тоном начал коридорный, – вам, иностранцам, этого не понять… У нас существует паспортный режим. – И жестом указательного пальца правой руки подчеркнул: – Мы всё должны знать!
Пряча купюру в карман, он оглянулся и тихо прибавил:
– Но бывают ситуации из ряда вон выходящие, – лукаво подмигнул мне он. – И тогда я буду рад вам помочь, господин иностранец…
7
Взяв в ванной полотенце, постелил его на стол и, положив на него штанину, начал ее гладить…
Я не представлял, что буду делать после глажки штанов, а может, и пиджака, но, имея с собой две бутылки шампанского, я знал наверняка: в одиночестве под Новый год не останусь. Еще целых пятнадцать часов впереди… Уж что-нибудь я и организую…
В голову пришла сумасшедшая идея: «Вот сейчас я позвоню в несколько номеров этой гостиницы, найду свободных девчат: так и так, говорит доктор Миша из 2554 номера, как раз над бассейном. У меня скромная вечеринка. Вы согласны присоединиться к нам?»
Может быть, я так и поступлю, хотя уверенности в этом не было.
То, что я сделаю доподлинно, – это выглажу штаны и пиджак, а может, и галстук, а затем спущусь вниз и позавтракаю. Дальше пройдусь по морозным улицам этого легендарного города, может, навещу Ленина в его Мавзолее, а затем проведаю Кремль. Там мой тезка Михаил Горбачев наверняка пригласит меня на чай.
Зазвонил телефон. Я отложил утюг в сторону и подошел к телефону. Затем передумал и вернулся к утюгу. Телефон продолжал трезвонить…
– И чего еще хочет этот коридорный «комиссар»? – пробубнил я себе и неохотно, на этот раз предварительно вынув шнур утюга из розетки, снова подошел к беспокойному телефону.
– Алло! Что еще тебе желательно знать?
– Господин, – проговорил незнакомый мне голос, – это номер 2554?
– А с кем имею честь говорить? – уже настороженно спросил я.
– Извините за беспокойство. Говорит Геннадий Аркадьевич Цукор. Я управляющий гостиницей.
Его голос был приятным и вежливым.
– Очень рад. Чем моя скромная персона привлекла ваше внимание и чем я могу быть полезен? – так же вежливо ответил я.
– Не знаю, как и сказать, но, понимаете, ко мне поступила жалоба на вас.
– А что такого я уже успел натворить? Какой параграф советской Конституции я нарушил?
– Да нет! Просто вас просят приглушить ваше радио. Музыка американского джаза многих раздражает.
– Мое что? – переспросил я.
– Ваше радио, господин. Я очень извиняюсь, но наш гость из соседней вам комнаты хочет немного поспать, а у вас, как видно, «волиум» открыт до отказа.
– Не знаю, о чем ты говоришь, дорогой Геннадий, но у меня радио не включено по одной простой причине, что у меня его совсем нет!
Идея! Я прошу принести мне радио. Я нахожусь, если не ошибаюсь, в пятизвездочной гостинице, и мне положено иметь хотя бы… радио.
– Минутку, господин.
Я ждал… Прошла минута, две.
– Господин?
– Слушаю.
– Вы господин Миха из государства Израиль? А номер, в котором вы поселились, 2554?
– Пока что все правильно, – терпеливо ответил я.
– Господин Миха, вас не затруднит выключить ваше радио?
«Что за чертовщина?!»
– Эй, послушай, управляющий идиот! Я только что тебе сказал, что мое радио отсутствует! Нету… его у меня, понимаешь? Нету!.. Что-что? Я кому-то мешаю? Да пусть он идет туда… откуда вышел… Что я делаю? Я глажу штаны и мечтаю провести новогодний вечер, надеюсь, не сам с собою… А радио у меня молчит, потому что у меня его не-ту, no, нэ… мае! Понятно?!
– Господин, – примирительным тоном ответил управляющий, – гость, который жалуется, живет на втором этаже слева от вас. Это может быть только ваше радио.
– Ты что, шутишь? – недоверчиво спросил я.
– Нет, уважаемый господин.
– В таком случае прошу тебя немедленно подняться сюда и лично убедиться, увидеть собственными вашими глазами, то есть услышать твоими собственными ушами: мое радио, которого у меня нет, не производит ни единого звука, как мертвый труп.
– Труп?
– Нет у меня радио и нет у меня трупа!
«Трах», – раздраженно я треснул трубкой об аппарат.
Телефон задребезжал снова. Я, уже весь на нервах, поднял трубку и, не выжидая, закричал:
– Опять радио?! Ты слышишь здесь радио?! – Оторвав трубку от уха, я помахал ею, делая замысловатые восьмерки в воздухе. – Ну?
– Нет, господин, но гость из номера 2545…
– Тогда скажи своему гостю из номера 2545, что ты был у меня и радио выключил.
– Хорошо, господин, если вы так настаиваете на этом…
– Спасибо! Ну и гостиница! – процедил я сквозь зубы и швырнул трубку.
«Нервы шалят, – подумал я и поспешно проглотил успокоительную таблетку валиума. – Я должен взять себя
в руки, иначе меня действительно упрячут в какой-то дом».
8
Подойдя к зеркалу, я начал облачаться в клетчатую и вполне разглаженную рубашку.
– Ну, дружище, – сказал моему отражению, – я стою почти голый, впервые занимаюсь очень важным женским делом, а какой-то ничтожный поц[11] с сигарой во рту, мнящий о себе слишком много, получает слуховые галлюцинации, трезвонит на весь мир и требует выключить радио, которого у меня даже нет. Кошмар какой-то!
Весь разгневанный, вернулся к утюгу и включил его.
«Ну и дела!»
За стенкой зазвонил телефон. Трезвонил долго и настойчиво. Потом наступила тишина. Я, затаив дыхание, прислушался. Ничего.
«А ну их», – подумал я и усердно начал гладить брюки, нервно переходя от одного канта к другому.
Проверил стрелки на брюках и, еще теплые, натянул на себя. Подошел к шкафу, снял темно-синий пиджак и внимательно осмотрел его. Решил, что он может обойтись и без глажки. Протянул руку к галстуку. Рука застыла в воздухе из-за нового телефонного звонка.
«Только не управляющий», – подумал я.
– Алло, – недовольно проворчал я в трубку.
– Господин Миха? – голос в трубке коридорного администратора.
– А что удивительного? Кто еще может тебе здесь ответить?
– Господин Миха, я хочу от имени управляющего, Геннадия Аркадиевича, извиниться перед вами. Я уже говорил с молодой особой, соседка вашего номера… Как видно, произошла ошибка. Она, наверное, услышала звуки радио из нашего репродуктора около бассейна и решила, что это радио ее соседа. Еще раз простите за причиненное вам беспокойство.
– Ладно! В порядке! Бывает! – сухо ответил я и положил трубку.
Я улыбнулся.
«О! Вот и знак Божий! Значит, мой сосед – это соседка, молодая особа? Чудеса? Может, вот прямо сейчас я позвоню ей, и будем вместе смеяться над этим недоразумением. А почему бы и нет?»
Раздумывая так, я начал натягивать на себя пиджак.
Опять раздался телефонный звонок.
«Ого!!! Столько звонков я даже в моей конторе не получаю в такое раннее утро».
– Алло, – сказал я более оживленным голосом. – Слушаю!
– Вас беспокоит посыльный, господин!
– Здрасьте… Новый год! А тебе что?
– У меня для вас посылка – шоколад и бутылка шампанского, господин. Согласны ли вы принять ее?
– Да? От кого? – саркастически спросил я.
– Не знаю, господин. Ее только что принесли.
– Что ж, это очень приятно, – ответил я. – Пришли его в ведерке со льдом, чего же ты еще ждешь?
– Отлично, господин, – сказал посыльный и положил трубку.
Я, весь польщенный, сидел на краю кровати, уверенный, что посылка от администрации гостиницы. Теперь они хотят загладить вину. Шоколад я люблю. Интересно, что за шампанское? Да ладно, какая разница!
«Дареному коню в зубы не смотрят. Дают – бери!»
Снова звонок. Посмотрел на часы. Время бежит… Скоро одиннадцать… Я бросил недоверчивый взгляд на непривычно красный аппарат.
«А теперь что случилось? Обед за их счет? А может, предложат израильские апельсины? Нет! Я от них откажусь и скажу вежливо “спасибо”».
Хихикая про себя, я взял трубку.
– Алло?
– Это господин Миха из номера 2554?
– Да, это я, как ни странно.
– Прошу у вас извинения.
– Все в порядке, не нужно больше извинений.
– Говорит посыльный. Простите, но посылка с шампанским предназначена не вам, господин.
– О?!
– Она предназначена для молодой дамы из номера 2545. Я по ошибке набрал не тот номер.
– Ну что ж, прощаю. Нет проблем.
– Еще раз простите и с Новым годом.
– Тебя тоже, – буркнул я и вернул огорченно трубку.
Разочарованный, подошел к стене смежного номера неизвестной соседки… Ну и дела! Я услышал, как там зазвонил телефон. Потом воцарилась тишина.
Я молча долго еще стоял с прижатым к стене ухом и прислушивался – ни шороха. Что за каверза?
«А ну ее», – подумал я и начал энергично завязывать галстук.
В очередной раз взглянул в зеркало. Из него на меня смотрел элегантный мужчина, мужественный и уверенный в себе. Но в его глазах просвечивалась скрытая тоска. Почувствовал себя совсем убитым.
– Черт подери, лучше все-таки позвоню «товарищу» Андрею, – решил я и поднял трубку.
Поднял и начал заново изучать диск на телефонном аппарате, размышляя, как связаться с централкой. Вдруг до меня донеслись звуки знакомой мелодии. Первая мысль была: «Откуда эта музыка?»
Не раздумывая положил трубку обратно и, поспешно выйдя на балкон, взглянул вниз.
Из репродуктора в полную громкость действительно лилась приятная лирическая мелодия русской песни: «Не слышны в саду даже шорохи, все здесь замерло до утра…» Вокруг действительно ни души. Мимоходом бросил взгляд на укрытый бассейн.
Неожиданно чья-то голова протолкнула толщу воды, и на поверхность вынырнула молодая блондинка.
Она подплыла к краю бассейна и, легко подтянувшись, вышла из него. На ней был черный купальник – не бикини, но с глубоким вырезом на спине, а завязки на шее еле удерживали ее пышную грудь. Девушка крутанула головой, откидывая с лица длинные мокрые волосы, и отправилась дальше, грациозно покачивая бедрами, подобно манекенщице или танцовщице, подтягивая при этом трусики, которые немного сползли вниз, оголяя ее белые пухлые ягодицы.
Она остановилась прямо напротив моего балкона и, совсем не дрожа, устремила взгляд в мою сторону, при этом не замечая меня, видимо, погруженная в свои мысли.
Я не знал, кто эта девушка и что привело ее разгуливать в купальнике в этот предновогодний морозный день.
Она была такая же высокая и светловолосая, как та стюардесса с моего рейса Тель-Авив – Москва.
«Может, это она? – пролетела мысль. – А почему бы и нет?»
Все больше убеждаясь, что это она, я наблюдал за ней затаив дыхание. Наконец она развела плечи, вздохнула и начала приближаться к ступенькам, ведущим к трамплину.
У нее было упругое загорелое тело. Наверное, часто посещает южные страны. Поднявшись на несколько ступенек, она взобралась на выступающую над бассейном пружинистую доску. Подойдя к краю, девушка согнула ноги в коленях, голову вытянула вперед, а руки – назад. Сильным толчком девушка оказалась в воздухе. Произвела две петли и стрелой полетела вниз, рассекая воздух, и почти без брызг вошла в воду. Вынырнула метрах в десяти от места падения и легким кролем поплыла к краю бассейна, затем мастерски исполнила полный спринтерский разворот и двинулась к противоположному борту. Там оборот повторился…
Плыла легко (туда-сюда), без заметной усталости.
Мне очень захотелось ей крикнуть: «Послушай, это ты та стюардесса, которая сказала, что у меня холодные руки? А может, это ты из таинственной комнаты номер 2545? Как смотришь на то, чтобы составить мне компанию под Новый год?!»
Возбужденный, я глянул на ручные часы. Да, уже почти полдень.
«Ну что ж, – решил я, – пропадать – так с этой музыкой».
И недолго думая перекинул ногу через перила балкона. Рывком перелез через них, руками ухватился за нижнюю перекладину, потом вытянулся, повис на руках, болтая ногами в воздухе на почти трехметровой высоте, и, закрыв глаза, спрыгнул вниз, во двор. Прыжок с высоты двух этажей был произведен вполне удачно. Упал в мягкий снежный сугроб. Колючая ветка кустика царапнула по щеке.
Стремительно поднялся и, стряхнув ладонью прилипший снег, а платком вытерев царапину, поспешно зашагал по направлению к бассейну. Дыхание у меня перехватило, как у охотника, преследующего дичь. Блондинка как раз вынырнула из воды…
Я хорошо знал, что она не та стюардесса и даже не девушка из комнаты номер 2545. Просто ход моих мыслей был логичен, ход шагов легок, а сердце сильно билось в груди.
Я спешил к бассейну, чтобы пригласить незнакомку на новогодний вечер…
[1] Scio – знать (лат.), Logos – изучение (греч.).
[2] Rafting – вид спорта, лесосплав (англ.).
[3] Abseiling – спуск на веревке (англ.).
[4] Rock climbing – скалолазание (англ.).
[5] Business – дело, занятие (англ.).
[6] Pleasures – удовольствие (англ.).
[7] To be or not to be? – быть или не быть? (англ.).
[8] Дипломат – чемоданчик.
[9] Killer – убийца (англ.).
[10] Ok – сокращенно «хорошо» (англ. сленг).
[11] Поц – еврейское ругательство.
Об авторе:
Родился в октябре 1941 года в концлагере «Транснистрия» в Бессарабии.
Выходец из литературной семьи (имеет родственные корни с Леоном Юрисом – автором знаменитого «Эксодуса»).
Советский Союз оставил в 1956 году. Репатриировался в Израиль из Польши в 1960 году.
Кибуцник, служил в Армии обороны Израиля в спецразведке, участник пяти войн с арабскими странами. В войне Судного дня, зимой 1973 года, на сирийском фронте был контужен. Участвовал в многочисленных военных спецоперациях против террористических баз в Газе, Ливане, Иегудеи и Самарии.
В гражданской жизни экономист, журналист. Автор многочисленных рассказов, повестей и философских очерков.
Первый сборник рассказов «Правдивые истории» вышел в свет на Украине в 2004 году. Второй сборник «Герой в силу обстоятельств» – более обширный – был издан в Израиле в 2006 году. Двухтомный исторический роман «Да смоет дождь пыль пустыни» вышел в Израиле в 2012 году и сразу стал бестселлером в Израиле и за рубежом.
В 2014 году были опубликованы две повести в книге «Человек в пучине событий» (шпионские страсти). В 2015 году книга «Человек в пучине событий» была издана и на украинском языке. Эта книга вышла и в электронном виде. В том же году были опубликованы книги «Третье измерение» (философия и романтика) и «Взгляд за занавес» (научная фантастика).
В 2016 вышли в свет две книги: «Меч Гедеона» (воинские эпизоды) и «Со слезами на глазах» (автобиографические и философские размышления). В 2017 году свет увидела книга «С улыбкой на устах» (юмористические рассказы), в 2018 издан сборник повестей «Сквозь тонкий пласт Вселенной» (фантастика).
Член СРПИ и правления Союза русскоязычных писателей Израиля. Член Международной гильдии писателей (Германия). Кандидат в членство ИСПРФ (Москва). Лауреат премии имени Виктора Некрасова.
Диплом «За высокое художественное мастерство» получила книга «Взгляд за занавес» (в рамках фестиваля «Русский стиль») в Германии (2016 г.), за книгу «Со слезами на глазах» диплом «Его величество книга» тоже получен в Германии – в 2017 году.
Награжден также многочисленными израильскими и международными грамотами и медалями за литературную деятельность.
Весной 2019 года в Израиле был награжден медалью «Святая земля Израиль» журналом «Наука и Жизнь» в рамках конгресса академиков, профессоров и писателей (מכון וייצמן למדעה) в Реховоте.
Автор принимал участие и в международных книжных ярмарках Москвы, Лейпцига, Франкфурта, Иерусалима, да и во многих других местах мира.
