Семейный зверинец (отрывок)

Семейная хроника

Вступление

История, в которой будут отображены все эти персонажи, – в основном вымышленная, многие факты родились в голове автора благодаря его фантазии. В основном в романе пойдут жизнеописания нашего современного общества, на границе переходного периода от застойного времени, перестройки и нового капиталистического периода. Действие происходит в провинциальном сибирском городке, которых много разбросано по просторам нашей необъятной России. Все эти взаимоотношения людей довольно типичны и встречаются повсеместно. Тем не менее трагические эпизоды нечасто можно встретить в настоящее время.

Глава 1. Рождение дочери

История эта началась, вернее, события этой книги произошли более сорока лет назад. Молодой инженер Анатолий Мочалов шёл в приподнятом настроении домой. Ему только что сообщили, что его жена в роддоме, буквально несколько минут назад родила девочку. Вес больше трёх килограммов, рост где-то с полметра. Дежурная акушерка, что позвонила ему на работу, всё это сказала такой скороговоркой, что он и не расслышал эти мельчайшие подробности.

Родила, и это самое главное. Все живы, здоровы, а девочку скоро принесут на первое кормление. Как на крыльях нёсся Анатолий домой, сам не зная, куда он и зачем так торопится. Коллеги, а трудился счастливый папаша в одном из секретных НИИ простым инженером-конструктором, предлагали ему тут же на работе отметить это событие, но он отпросился у своего начальника и поспешил домой. Сотрудники «секретки» были несколько разочарованы таким поворотом событий, но Анатолий твёрдо пообещал, что позвонит на работу и пригласит всех вечером на ужин.

Придя домой, он оглядел свою пустую квартиру, бережно перебрал все пелёнки и распашонки, заранее купленные и привезённые из Москвы во время последней туда командировки, и задумался: ехать прямо сейчас в роддом с поздравлениями и цветами или потом? Рассудил, что его в палату не пустят, а болтаться под окнами и кричать не было смысла. Было Крещение, стояли морозы, и много не набегаешься по улицам. Решил, что ближе к вечеру он позвонит дежурной сестре и спросит, когда можно будет посетить роженицу.

Сейчас же надо было мигом сгонять в магазин, закупить водки, закуски и организовать хороший стол и достойно отпраздновать такое счастливое событие. Но что там можно было купить? В застойные времена, а Анатолий даже и не догадывался, что был застой, ведь партия вела народ к коммунизму, кроме хлеба, молока, кильки и рассольника в трёхлитровых банках, ничего нельзя было приобрести в магазинах. У всех всё было в холодильниках, но все заранее где-то договаривались: через свата, брата, знакомых, родственников. Вот и Анатолий начал создавать продуктовый набор для праздничного стола, чтобы не ударить в грязь лицом перед своими коллегами. Картошки было навалом, наварить её было делом нескольких минут. Слава богу, один знакомый привёз красной рыбы с Дальнего Востока, а это же деликатес, да на работе к Новому году сформировали продуктовые наборы как победителям соцсоревнований. Профком рассчитывал на всех сотрудников, но, как обычно, кому-то не хватило. Шум, гам, ругань, недовольство, что обделили, но всё как-то быстро уладилось. Продуктовые наборы получили все. Ассортимент был небогатый, но по тем временам дефицитный: две банки тушёнки, банка шпрот, плитка шоколада, банка майонеза, бутылка сухого вина, коробка конфет «Птичье молоко» и круг копчёной колбасы без названия. Тогда и названий знали всего два: «Краковская» да «Минская». В качестве поощрения лучшим сотрудникам добавляли в продуктовый набор по две банки сгущёнки и один килограмм апельсинов.

Всё это богатство Анатолий сохранил, но часть, конечно, съели. Думали, что роды будут сразу же после Нового года, но врачи не рассчитали и промазали со сроками беременности.

Взяв в руки авоськи, Анатолий уже собрался идти в магазин, как в дверь позвонили. «Кого это ещё там несёт?» – подумал он и, открыв дверь, увидел соседа по лестничной площадке, Николая, ростом со шпингалет, но с неуёмным весёлым характером. С ним ему часто приходилось раздавливать по четвертинке водки после работы.

– Ну чего, сосед, родила? – спросил Николай. – Кого, дочку? Вот и нам с женой бабка Лукерья сказала, что будет у Анатолия с Катериной девочка.

– Родила, родила, девочку, – ответил новоиспечённый отец, – три с лишним килограмма и рост там… это, точно не скажу.

– А чего ты стоишь тут трезвый? Такой праздник! А у него ни в одном глазу. Давай заходи ко мне, я тут самогонки нагнал, ух, закачаешься…

– Спасибо, сосед, на сей раз ты ко мне вечерком подруливай, ко мне с работы придут, а я сейчас в магазин должен срочно сходить, кое-чего прикупить, ведь надо же гостей встречать.

– А ты чего, совсем и не подготовился? Ну ты и даёшь! Я, помнится, когда старший сын родился, целый месяц заранее по всем знакомым продукты собирал.

– Да нет, всё есть, но водки надо больше купить. Обещал прийти весь отдел. Надо не ударить в грязь лицом.

– Вот это правильно! Водки никогда не бывает много! Вечером обязательно приду. Мы тут с женой вам и подарок для новорождённой приготовили, по-соседски.

В магазине было не протолкнуться. Опять выбросили колбасу и к винно-водочному отделу нельзя было подступиться. Анатолий недолго думал, что брать: водки, да побольше. «Женщин не будет, а если кто и придёт от директора, то бутылка сухонького стоит как миленькая в заначке. Секретарша директора, строившая ему глазки, может прийти. Да она, если очередной хахаль её перехватит, и забудет про него. Нет, всё-таки надо купить шампанского, мало ли чего. Может, все захотят отпраздновать рождение дочери первым тостом с шампанским», – думал лихорадочно Анатолий, а сам в уме подсчитывал деньги в кармане, хорошо, что перед Новым годом дали тринадцатую зарплату, которую он утаил от жены на всякий случай.

Нагрузив в обе авоськи водки с шампанским, заодно взяв палку варёной колбасы, – благо в очереди оказался один знакомый, подсобил, выручил – пошёл счастливый папаша домой.

До конца работы ещё оставалось несколько часов, и надо было успеть приготовить мясо По случаю купил целый свиной окорок. Осталось только его разделать да и картошки побольше почистить. «Как же я опростоволосился, – подумал Анатолий, – надо было с балкона свиную ляжку в квартиру занести. Ведь она сейчас на таком морозе как железо. Ничего, я её потихоньку ножовкой по металлу распилю!»

В доме ничего не напоминало о рождении дочери. Разве что пелёнки да распашонки лежали на краю кровати да детские санки висели в коридоре под потолком.

– Зачем ты санки покупаешь? – ворчала на него жена. – Ведь могут этой зимой и не понадобиться!

– Ничего, ничего, – успокаивал её муж, – в этом году не понадобятся – на следующий год будут в самый раз.

С Катериной, со своей женой, у Анатолия были непростые отношения. Как-то он отдыхал в одном из местных санаториев по бесплатной путёвке, выданной профкомом. И во время обедов и ужинов заприметил на кухне бойкую рыжеволосую девицу, проворно снующую между кастрюль и успевающую ещё помогать отдыхающим на раздаче блюд. Слово за слово, подмигивания, перемигивания, да так и познакомились. Уже к концу санаторного лечения возникло у него к ней какое-то чувство, и на любовь трудно похожее, и для простого увлечения слишком мелкое. Обменялись адресами, телефонами – так, на всякий случай, может, пригодится.

Уже по приезде в свой город почувствовал Анатолий, что ему чего-то не хватает, взял да и написал письмо: «Так вот и так, не могу без тебя, скучаю, приезжай – поженимся и будем жить вместе!» Написал и забыл. Подумал, что ничего серьёзного из этого не выйдет. А Екатерина взяла и приехала через месяц со всеми своими вещами. Без всякой разведки, рассудив, что если предлагают выходить замуж, то надо соглашаться. В комнате общежития, куда сперва нелегально поселили новоиспечённую невесту, сразу же комендант предупредил: «Пока не оформите отношения свои по закону, отдельной комнаты не дам». Вот и пришлось Анатолию жениться и первое время жить в комнате общежития. Это уж потом начальство, прознав, что у молодого инженера скоро будет прибавление в семействе, выделило ему двухкомнатную квартиру.

Анатолий как инженер-конструктор был очень перспективным работником. Постоянно что-то изобретал, усовершенствовал. Своими рационализаторскими предложениями завалил весь секретный БРИЗ завода (бюро изобретательства и рационализаторства). Директор не мог нарадоваться такому сотруднику. А так как всё предприятие работало над созданием новой ракетной техники, то любое усовершенствование приносило огромную выгоду не только самому изобретателю, но и всему секретному НИИ или заводу. В те времена никто толком и не знал, где он на самом деле работает. Всё было настолько засекречено, что сотрудники одного отдела не знали, чем занимаются коллеги из соседнего. Конструировали какой-то узел, а где он потом будет находиться – или в ракете, или на подводной лодке, а может, в суперсовременном комбайне, – никто из рядовых инженеров не знал. Только ведущие конструкторы знали, да и то не совсем. Делали, например, форсунку, а где она будет стоять и крепиться, никто не догадывался.

Анатолий же постоянно предлагал новые идеи, подкидывал предложения, а главное, он сам своими руками мог изготовить необходимую деталь, выточить её на токарном станке – сказался опыт учёбы в профтехучилище – и наглядно показать преимущество своей новой разработки перед старой, прежней, давно вроде бы придуманной и безукоризненно сделанной предыдущими пытливыми умами ракетостроителей.

Поэтому начальство недолго думало, давать ему квартиру или нет. Как только Катерина стала уже в явном положении, квартиру сразу же и выделили. Новоселье отпраздновали, а тут и до родов осталось совсем немного.

Анатолий так и не мог понять, любит он Катерину или нет. Как-то всё быстро произошло: встретились, познакомились, сблизились, поженились и вот уже ребёнка ждут. Была любовь или нет, уже и трудно было сейчас разобраться. Наверное, всё-таки была. Но какая-то скоротечная, быстрая, необъяснимая любовь.

А сейчас надо было думать о предстоящем ужине. Окорок с балкона настолько задубел, что его невозможно было даже ножовкой по металлу распилить. Но как конструктор Анатолий быстро нашёл выход из этой ситуации. Разжёг газовую духовку. Поставил вниз большую миску с водой, а сверху на полку водрузил окорок. По мере нагрева воды пар обогревал мороженую свинину, и Анатолий только и делал, что поворачивал мясо в разные стороны. Отогреется один бок – он ножом срежет куски мяса, и так до тех пор, пока одна кость от окорока не осталась. Пока происходил отогрев, Анатолий успел очистить целое ведро картошки, миску лука, натопить жира и начал обжаривать мясо. На двух чугунных сковородках он за целый час успел всё мясо обжарить. Теперь только оставалось всё это поместить в большую жаровню и тушить, тушить. До прихода гостей мясо должно было подоспеть в самый раз.

В это время раздался в дверях звонок. «Кого это ещё так рано принесло? – подумал Анатолий и невольно посмотрел на часы, до ужина оставалось не менее полутора часов. – Надо открывать». Открыв дверь, Мочалов был поражён: на пороге стояла директорская секретарша Аллочка с двумя большими сумками в руках.

– Анатолий, э… Михайлович, – вспоминая его отчество, проговорила она, – меня к вам сам лично директор прислал. Приказал, чтобы я вам помогла накрыть стол, и вот велел подарки передать для вас лично и вашей дочери. Обещал, что если освободится пораньше с заседания обкома партии, то к вам заедет. Ну что вы стоите? Возьмите у меня эти две сумки, уже все руки оттянули!

Анатолий спохватился. Он был так удивлён появлению секретарши у себя в квартире, что сразу и не подумал ей помочь. Он перехватил из рук Аллочки сумки, засуетился, стал извиняться и помог ей раздеться. Быстро повесив шубу на вешалку, Анатолий невольно залюбовался одеждой и фигурой. «Да, умеет подбирать себе кадры начальник», – подумал он. По сравнению с его, а это естественно, располневшей в последнее время женой Аллочка была как бы выточенной из единого куска мрамора или дерева, тут кому как нравится. Юбка выше колен, эффектная блузка, подчёркивающая её грудь, осиная талия и задница, вот именно задница, а не бёдра, эффектно смотрелись в проёме коридора.

– Ну, где у вас тут кухня? – спросила Алла. – Надо сумки распаковать, там и продукты есть. Я помогу вам быстро стол сервировать. Надеюсь, белая скатерть у вас есть?

– Да, где-то всё лежит в шкафу, – пролепетал Анатолий, невольно рассматривая Аллочку со всех сторон, – там, в большой комнате.

Секретарша по-хозяйски прошагала в большую комнату, успев, Анатолий даже не заметил, переобуться из сапог в модные туфли, подошла к платяному шкафу и быстро нашла скатерть.

– Стол раздвигается? – спросила она.

– Сейчас, сейчас, я его быстро соберу, – и Анатолий стал раздвигать стол, предупредительно подвинув его к дивану.

– Сколько у вас гостей ожидается? – спросила женщина. – Столовых приборов на всех хватит?

– Да человек десять-двенадцать, может, и больше, точно не знаю. Ну, отдел мой точно весь будет, да и двое соседей.

– Так, ну, тут должно поместиться человек пятнадцать, пошли на кухню распаковывать сумки и посмотрим, какие у вас продукты.

Они вдвоём с Анатолием раскрыли одну сумку. В ней оказалось различное импортное бельё для новорождённой девочки. Такое в Союзе никогда не продавалось. В другой же сумке был набор продуктов, которые Анатолий даже и не мог предполагать увидеть в далёкой Сибири. Здесь были балыки осетра, севрюги, банки с чёрной и красной икрой, ананас, который Анатолий видел только на картинке, экзотические фрукты, копчёности, языки, лимоны, сырокопчёная колбаса, маринованные грибы, зелень. И всё это упаковано, расфасовано в нарядные коробки, обёртки. Было там и всякой другой всячины, но Анатолий был поражён и тому, что увидел. На Аллочку всё это богатство не произвело никакого впечатления, видно, ей было не впервой развозить подарки сотрудникам. Она деловито всё выставляла на стол, что-то про себя в уме решала, спросила, где ножи, тарелки, вилки, и начала сервировать стол.

Быстро расставила тарелки, разложила ложки, вилки, ножи, заставила Анатолия разрезать все балыки и копчёности. Мигом всё украсила зеленью, всевозможными приправами и внимательно посмотрела на Анатолия. Тот резал в большую жаровню картошку, предполагая тушить с мясом.

– Ну и чем мы будем потом, молодой человек, заниматься, пока картошка тушится? Времени ещё достаточно, а я чувствую, вы давно уже отвыкли от женской ласки, – сказала она, многозначительно посмотрела на Анатолия и решительно подошла к нему.

Как это всё произошло, Анатолий потом ещё долго не мог сообразить. По всем меркам выходило, что Аллочка его самым бессовестным образом изнасиловала, да и он особо не сопротивлялся. Случилось, так случилось. Для Аллочки такие ситуации были не впервой. Недаром про неё ходили слухи, что она чуть ли не с каждым смазливым сотрудником переспала прямо в директорском кабинете, на диване. Шеф часто ездил по командировкам, и ей было всё дозволено.

Деловито надев на себя юбку, поправив кофточку, Аллочка невозмутимо подкрасила губы, поправила причёску, и через минуту уже нельзя было догадаться, что совсем недавно она стонала, кричала и судорожно вцеплялась в спину.

– Да ты пойди проверь картофель, молодой папаша, – насмешливо произнесла секретарша. – Чего сел, как будто сегодня и не праздник? Давай шевелись. Скоро гости первые придут. Или ты… ещё хочешь?

– Нет, нет, нет, – испуганно проговорил Анатолий, – гости могут нагрянуть в самый неподходящий момент. Лучше потом как-нибудь, на работе, вы согласны?

– Чего это ты сразу на «вы» перешёл? – усмехнулась Алла. – Ну, потом, так потом. Я тебя вызову к директору, когда можно будет. Тебе же ещё месяца два на сухом пайке сидеть, без женщины.

В этот момент прозвенел звонок, и тут же одновременно стали барабанить во входную дверь. Анатолий пошёл открывать. У дверей стояла толпа народа, человек десять, почти все из его отдела, но были и совсем незнакомые ему люди.

– С днём рождения доченьки! – закричал Виталик, ближайший друг и товарищ Анатолия.

– Поздравляем, поздравляем! – подхватили хором все присутствующие. – Разрешите войти? – и гурьбой ввалились в квартиру.

Пока гости раздевались, Аллочка спокойно стояла в большой комнате и продолжала что-то раскладывать на столе. Увидев её, гости остановились в недоумении и не знали, что и сказать по поводу её присутствия, но разрядила обстановку сама секретарша. Она невозмутимо обвела всех гостей взглядом и сказала:

– Вот, Иван Петрович, директор, прислал меня вместе с подарками от предприятия, помочь Анатолию Михайловичу в приготовлении праздничного ужина. Никто же не догадался предложить помощь молодому папаше. Взвалили на его плечи все хлопоты. Чего вы так все удивлены? Вручайте подарки отцу и рассаживайтесь. Скоро должен и сам директор пожаловать к столу с поздравлениями, но он сказал, чтобы его не ждали, так как не знает, когда освободится. Ну давайте, давайте, поздравляйте.

Первым опомнился Виталик, он достал из нагрудного кармана почтовый конверт, на котором крупными буквами было написано «детская коляска», и торжественно вручил его Анатолию.

– Извини, старик, что сразу не принесли, их просто в магазине нет, да мы и не знали, какого цвета покупать – для мальчика или для девочки. В профкоме пообещали, что обязательно посодействуют в приобретении этой дефицитной вещи. Не правда ли? – и стал искать глазами среди гостей. Увидев кого следует, он продолжил: – Вот и Семён Петрович как заместитель председателя местного комитета подтвердит.

– Да-да, обязательно поможем достать коляску, самую лучшую, импортную, чтобы вашей доченьке было в ней хорошо и спалось на свежем воздухе.

– Спасибо, большое спасибо, – благодарил всех Анатолий и, спохватившись, произнёс: – Что же мы все стоим? Прошу к столу.

Коллеги не заставили себя долго ждать. Все расселись, и ещё осталось два свободных места, как раз для соседей, но вот куда посадить директора, Анатолий даже не представлял. «Постою рядом, – подумал он, – или сяду где-нибудь с краешку стола, надо бы стульев ещё у соседей попросить, а то как-то неудобно получается. Да, кстати, чего это они не идут, неужели стесняются? Раньше за ними этого не наблюдалось».

– Гости дорогие, открывайте бутылки, наливайте в стаканы и фужеры, а я сейчас за соседями мигом сбегаю. Они тут за стенкой живут.

Анатолий позвонил в соседскую дверь, а там его уже ждали и были готовы к праздничному мероприятию. Николай со своей женой Любой представляли собой уникальную пару. Оба маленькие, толстенькие, такие добродушные на вид. Не идут, а перекатываются. Вместе работали на одном заводе, он – мастером, она – простой рабочей, изготавливали сельхозпродукцию, двигатели к тракторам. Оба любили выпить и особо не отказывались. Когда их в гости приглашали, особо не сопротивлялись, охотно шли, без стеснения. А тут что-то задержались, чего-то выжидали.

– Вы чего ждёте? – набросился на них Анатолий. – Что вам, особое приглашение нужно? Уже все в сборе, только вас не хватает.

– Да я Николаю давно уже говорила: пошли быстрей к соседу, – обиженно сказала Люба, – а он – неудобно, Анатолий сказал, что сам зайдёт.

– Ты чего, Николай, какие ещё могут быть неудобства?

– Ну, я тебе потом расскажу обо всех неудобствах.

Пока выходили из квартиры, Люба шла впереди, а Николай притянул Анатолия за рукав и на ухо прошептал: «Я случайно заметил, что к тебе молодая девица больше часа назад пришла, ну, я и подумал, мало ли что у вас там. Представляешь, если бы я с женой раньше времени пришёл и она бы вас там вдвоём застала. Твоей же Катьке сразу бы напела, и скандала не избежать. А так всё чинно, благородно». Анатолию ничего не оставалось, как молча пожать руку своему соседу. Ведь и правда, если бы их вдвоём застали, вот разговоров было бы…

В квартире уже с нетерпением ждали виновника торжества.

– Уже всё шампанское выдохлось! – обиженно протянула Аллочка.

– Сейчас, гости дорогие, поднимем тост за новорождённую, – бодро ответил Анатолий и поднял стакан с водкой, – дамы пьют шампанское, ну а мужики – водку.

– Нет, я тоже буду пить водку, – сказала Люба, – от шампанского у меня голова болит. А от водки ничего, – и лихо опрокинула полстакана.

Тосты шли один за другим. Пили и за здоровье матери, и за здоровье отца. Потом разговор перешёл к вопросу выбора имени для малышки. Одни говорили, что надо назвать в честь бабушки, другие – посмотреть по церковному календарю, какие именины. Спорили до хрипоты, но так ни к чему разумному и не пришли. Стали говорить о работе, о зарплате, которую не мешало бы повысить, о трудолюбии Анатолия, о его уме как изобретателя и рационализатора. Стоял самый настоящий пьяный трёп. Водка повысила градусы, и мужчины стали усиленно оказывать знаки внимания и Любе, и Аллочке. Те были наверху блаженства. Кто-то из мужиков пытался утащить Аллочку в другую комнату, но она нехотя сопротивлялась, если бы народу было поменьше, то её бы точно соблазнили, но она, понимая, что лишние свидетели ей не нужны, только кокетничала, но не позволяла распускать руки. У Анатолия даже немного взыграла ревность, но по мере употребления алкоголя быстро прошла. Никто никого в комнату не утащил, и по мере опьянения перешли к песням. Начали «Ой, мороз, мороз!» и продолжили «На диком бреге Иртыша». Веселье было в самом разгаре, как вдруг раздался звонок, и Анатолий побежал открывать дверь. На пороге стоял директор вместе со своим личным шофёром. При виде шефа все сразу же замолкли. Аллочка вскочила и начала всячески обхаживать своего начальника: и тарелку пустую принесла, и стул подставила, и хрустальный фужер придвинула. Иван Петрович достал из внутреннего кармана бутылку дорогого коньяка и произнёс:

– Я как-то привык этот коньяк пить, от водки у меня голова болит. Ну да ладно. Коллеги, я ненадолго, но хочу лично поздравить Анатолия с рождением дочери и пожелать ей расти большой и здоровой, – с этими словами он раскупорил бутылку и налил себе сам полный фужер коньяка. Не чокаясь ни с кем, он лихо опрокинул коньяк и закусил долькой лимона. Потом встал из-за стола, поблагодарил всех за гостеприимство, отозвал в сторону Анатолия и вручил ему конверт:

– Это от меня лично, премия за хорошую работу, ну и, конечно, за рождение дочери. В бухгалтерии в ведомости потом распишешься.

Водителю, которому наложили еды в тарелку и он только начал есть, ничего не оставалось, как быстро встать и пойти вслед за шефом. После ухода шефа веселье продолжалось уже на новой волне.

– Анатолий, – закричал Виталик, – налей нам понемногу шефского коньяка, когда ещё придётся такого попробовать? И где он его достаёт?!

– Да у него друг живёт в Армении, вот он ему постоянно ящиками и присылает. Как только от нас самолёт летит в Ереван, так жди обратно посылки.

– Нам бы таких друзей, – вздохнул один из гостей.

– Ну у тебя же есть друг в деревне, – засмеялся другой, – так ты его попроси, он тебе самогонки будет присылать бутылями. Ничем не хуже этого коньяка. Может, даже лучше, – поморщился он, попробовав шефского коньяка, – клопами несёт.

– Ты как в том анекдоте, – заметил Анатолий. – У армянского радио спрашивают: чем отличается оптимист от пессимиста? Ответ: пессимист пьёт коньяк и говорит, что он пахнет клопами, а оптимист ест клопов и говорит, что это коньяк.

Все дружно рассмеялись. Наступила разрядка. Каждый стремился рассказать свой анекдот, но Анатолий сразу пресёк разговоры, когда один из коллег произнёс: «Поспорили Брежнев с Косыгиным…».

– Политические анекдоты здесь, за этим столом, не рассказываем. На работе только. Поговорим лучше о женщинах. А то они у нас совсем притихли. Никто за ними не ухаживает, не наливает.

Коллеги встрепенулись, разом потянулись к бутылкам, но особого смысла в этих движениях не было. Люба сидела уже в достаточной степени опьянения, её муж мирно посапывал, а Аллочка оглядывала всех бессмысленным взором. Около неё стояла уже пустая бутылка из-под шампанского, а из другой уже было отпито больше половины. Самым трезвым в этой компании был Анатолий. Остальные друзья довольно сильно нагрузились, и уже не было оживлённого блеска в глазах, который наблюдается перед началом любой гулянки, в предвкушении распития алкоголя. «Надо уже потихоньку сворачиваться, завтра же на работу, – подумал Анатолий, – но не будешь всех выпроваживать. Пускай пока сидят, там видно будет».

Но, как будто прочитав его мысли, гости начали потихоньку вставать и направляться к выходу. Так постепенно квартира и опустела. Почти последними ушли соседи, да им и уходить совсем не хотелось, но Николай уже откровенно падал под стол, а Люба, хоть и пыталась ещё выпить, но у неё мало что получалось. Руки не слушались, всё проливала мимо, да потом, видно, сама решила, что попытки бесполезны, стала тормошить мужа и звать его идти домой. Когда они ушли, рядом с Анатолием оставался один лишь Виталик, самый надёжный и преданный друг.

– Слушай, дружище, – сказал Анатолий, – а не сходить ли нам в роддом? Может, и сможем там кого-нибудь увидеть. Так хочется посмотреть на дочку. Давай, пошли!

– А что, по-ошли, – ответил заплетающимся голосом Виталий, – сейчас давай на дорожку по стаканчику выпьем и пойдём. Здесь же недалеко. Минут за двадцать доберёмся.

Друзья выпили по стаканчику, оделись и вышли на улицу. Мороз стоял настоящий, крещенский. На улице было безлюдно. Казалось, что никакой транспорт не ходит. Одинокие прохожие торопились по своим домам. На таком холоде долго не погуляешь. Крещение! В церквях готовились к полуночным молитвам, но никакого столпотворения не было. Церковь была под запретом, религия – вне закона, вместо православного государства над всем возвышалась идеология коммунистической партии во главе с Леонидом Ильичом Брежневым. Если кто и верил в Бога, то старался не афишировать свою веру, всё держал у себя в тайне. Анатолия готовили в кандидаты КПСС, и он, конечно, в Бога не верил. А кто тогда верил? Единицы.

До роддома дошли быстро, даже холода не почувствовали. Дошли-то дошли, а что дальше делать, не знают. Сунулись к дежурной сестре, а та их погнала прочь, сказала, чтобы утром приходили, а не шастали по ночам.

Прямо под окнами палат, выходящих на улицу, находились входы в подвалы, накрытые сверху покатой крышей. Если при желании взобраться по этой наклонной поверхности, то можно добраться до окон палаты и увидеть, что там происходит и кто там находится. Окна располагались на уровне почти двух метров от земли. Анатолий решил попробовать туда залезть, но не подумал, что крыша скользкая, покрытая льдом, туда можно забраться, когда она очищенная от снега или летом, это он видел, когда как-то по весне навещал со своим коллегой его жену, лежавшую в роддоме. Многие счастливые папаши забирались по этой крыше и переговаривались со своими жёнами через окно. Тогда даже очередь образовывалась и каждый стремился попасть на свидание со своей женой.

Но сейчас была зима, и попытка Анатолия добраться до окна закончилась ничем. Он только сумел пройти каких-нибудь полметра, как сразу поскользнулся и съехал с шумом вниз. Больше ему не захотелось повторять попытку. Виталий еле сдерживал смех. Решили ещё раз поговорить с дежурной и договориться с ней, чтобы дала хоть одним глазом посмотреть на дочку. Та в ответ сердито сказала: «Молодые люди, сейчас началось кормление, ни о каких свиданиях не может быть и речи. Вы что, хотите напугать малышек, чтобы они грудь не сосали? Давайте-ка идите побыстрей домой, не пугайте новорождённых!»

В этот момент открылась входная дверь, и чья-то рука бросила в коридор дымовую шашку. Помещение стало заполняться зловонным дымом. Первый опомнился Виталий, он схватил шашку и выбросил её на улицу, затем и сам бросился за дверь. Прибежали сёстры, открыли окна, двери, и дым быстро улетучился, но запах остался. Шашка предназначалась для уничтожения всяких мелких грызунов и других паразитов. Вскоре вернулся Виталик, он держал за шкирку молодого хулигана, лет пятнадцати.

– Вот этот сучонок кинул шашку, – сказал он, – я его заметил, он сперва бежал, а потом ближе к автобусной остановке пошёл шагом, пытаясь смешаться с толпой. Если бы автобус подошёл, то он бы уехал, но я его заприметил и притащил сюда. Анатолий, что с ним будем делать?

– Так это ты решил отравить мою жену с дочкой? – взревел Анатолий. – Ах ты б…ь такая! – при этом он схватил пацана за горло и начал его душить, а другой рукой бил по лицу.

– Дяденька, не надо! – заплакал парнишка. – Я больше не буду, не бейте меня!

Но Анатолий как будто и не слышал этих слов, продолжал дубасить того по лицу.

– Анатолий, хватит, а то ещё задушишь, отпусти пацана, мы сейчас милицию вызовем и сдадим его.

– Не надо милиции, – закричал пацан. – Лучше бейте и отпустите! Не надо милиции!

– Ладно, ладно, – промолвил Виталик, оттаскивая разъярённого Анатолия от паренька. – Беги отсюда, и  чтобы больше такого не повторялось. А то нам милицию пару пустяков вызвать. Здесь рядом штаб народной дружины находится. Сдадим тебя туда, а они уж с тобой быстро разберутся.

– Я больше никогда так делать не буду, – опять запричитал паренёк. Чувствуя, что его никто больше не держит, рванулся и убежал на улицу.

Друзья перевели дыхание. Тут подошли дежурные сёстры из родильного отделения. Они уже не представляли собой грозных сестёр.

– Беда нам с этими хулиганами, – сказала одна из них, – вот уже несколько раз нам ночью подбрасывают эти дымовые шашки. Мы уже и в милицию заявляли, чтобы поймали их, они даже одну ночь дежурили здесь, находились рядом, а никого не поймали. И вот опять. Как же вы нам помогли! Думаем, что после воспитательного урока мордобития этот сосунок больше сюда не сунется. Спасибо вам, ребята. Мы бы вас и правда пустили в палату, но сейчас на самом деле идёт кормление, и вы поймите нас правильно, лучше туда не заходить. Завтра приходите с четырёх до шести вечера, и моя сменщица вас пустит прямо в палату. Я ей передам, как вы нас выручили. Фамилию только скажите. Мочалов? Запомнила. Сейчас отмечу в журнале.

Из роддома друзья зашагали к автобусной остановке. Виталику надо было ехать в другой район города, а Анатолий пошёл пешком до дома. Настроение было радостное. Ведь спас же жену с ребёнком от хулигана! Так он шёл и не заметил, как ему что-то сзади надавило в спину. Обернулся и увидел милицейский уазик-таблетку, дверь которого милиционер открыл и легонько надавил ему в спину, при этом сам оставался сидеть на месте рядом с водителем.

– Чего это вы тут гуляете пьяным, молодой человек, в такое позднее время? На улице мороз, холод собачий, можно и замёрзнуть. Может, вас в вытрезвитель отвезти?

– У меня дочь родилась! – гордо ответил Анатолий. – Иду из роддома.

– Дочь, говоришь, родилась, – задумчиво проговорил милиционер, – а сам-то ты где живёшь? Назови адрес!

Анатолий назвал.

– Да, здесь недалеко. Сам-то до дома дойдёшь? Может, тебя подвезти?

– Я сам, – радостно проговорил Анатолий, – не надо мне никакой помощи. Просто подышу свежим воздухом. Такое счастье, вы просто не представляете.

– Да нет, как раз я и представляю, – заметил служивый, – у меня тоже сын родился месяц назад, до сих пор не могу отойти. Давай потихоньку иди! Удачи тебе. На улице сейчас спокойно. Повезло тебе, братец, а то бы тебя для плана в вытрезвиловку отвезли. Но не будем тебе омрачать праздник. Удачи!

Уазик медленно поехал вперёд, а Анатолий неспешно добрался до дома. Полночи прибирал в квартире, мыл посуду, собирал стол. Ему дали на следующий день отгул, и он никуда не спешил. Началась новая, отцовская, жизнь.

 

Глава 2. После роддома. Банкет

Через семь дней Катерину выписали из роддома. Анатолий приехал встречать новорождённую с матерью. Договорился с директором, чтобы он дал свою служебную «Волгу» на два часа. Директор не возражал. На счастье, морозы несколько спали, и можно было не беспокоиться о возможном переохлаждении малышки. Когда ему вручили большой пакет с девочкой, мирно посапывающей в своей импровизированной колыбели, сердце у Анатолия от радости чуть не вылетело из груди. Ему хотелось быстрее разглядеть этот маленький кусочек жизни, приласкать его, согреть своим теплом и вниманием. Он бережно понёс свою девочку к машине, предварительно обернув её дополнительно тёплым одеялом. Передав дочку матери, Анатолий взял с сиденья машины заранее приготовленный пакет с традиционным набором при встрече с новорождённым: шампанским, цветами, коробкой конфет – и поспешил всё это вручить медицинским сёстрам. Несколько раз их поблагодарил за внимание и заботливое отношение к его жене и дочери.

После того злосчастного вечера с дымовой шашкой он каждый день приходил в роддом, и сёстры его пускали на несколько минут в палату. За эти дни он уже стал здесь своим. Все смены уже знали, что с четырёх до шести придёт Мочалов и его надо обязательно пропустить.

В квартире Анатолий навёл, по своим мужским понятиям, чистоту. Несколько раз вымыл полы, протёр пыль, опять же не без помощи директора купил деревянную кроватку, маленькую ванну и ещё кучу пелёнок, рассудив, что это всё пригодится. Потекли будни. Вечером они вдвоём с Катериной купали девочку в ванне. Ночью часто приходилось ему вставать и менять пелёнки. Девочка жадно сосала грудь и уверенно прибавляла в весе. С именем они тоже определились. Решили назвать её Светланой, хотя никого в родне с этим именем не было. Уж больно она была светлой, сияющей, как солнышко. Света, так Света.

Каждый день приходилось стирать груду пелёнок и распашонок. Анатолий взял на себя эту обязанность. Приходя поздно вечером после работы, он нигде не задерживался и сразу же дома в маленьком тазике замачивал бельё. Пока ужинал, бельё отмачивалось, потом стирал хозяйственным мылом. Врач не рекомендовал стирать детское бельё стиральным порошком, ссылаясь на то, что в нём много аллергенов и других вредных компонентов. Стиральную машину было трудно купить, да и денег у них не было. Работы хватало. Потом два раза проглаживал детское бельё, чтобы всё было чисто и стерильно. В то время ещё и не знали, что такое памперсы. Их ещё не изобрели. Приходилось постоянно стирать и гладить пелёнки, и никто не роптал, понимая, что другого просто не придумаешь.

Девочка подрастала. Вначале стала держать головку, потом начала сама переворачиваться в кроватке, ну а потом уже сидела, пыталась встать, и настало время, когда она сделала первый шаг. Родители не могли нарадоваться ребёнку.

Участковый педиатр еженедельно посещал их вначале, потом – реже и, к радости родителей, сказал, что девочка не имеет никаких отклонений в развитии и растёт строго по всем медицинским канонам.

Анатолий всё больше отдавался работе. В конструкторское бюро поступил крупный государственный заказ на изобретение какой-то космической заслонки, и все сотрудники буквально дневали и ночевали на рабочих местах. Всё надо было сдать в кратчайшие сроки. Директор сулил большие премии и правительственные награды: «Ребята, не подведите! Прошу вас! Честь всего нашего коллектива зависит от вас».

Ребята не подвели. Изобрели и сконструировали всё в срок и даже изготовили модель в уменьшенном размере. Шеф умчался в Москву, показывать вышестоящему начальству изобретение. Через несколько дней вернулся: изделие приняли в промышленное производство. На радостях шеф подписал приказ о награждении всех ежемесячной премией и заказал банкет в одном из ресторанов, куда велел всем прийти вместе с жёнами.

Когда Анатолий сообщил своей Катерине, что скоро они пойдут с ней в ресторан, та вначале обрадовалась, а потом заявила, что никуда не пойдёт: не в чем идти.

– Послушай, Катя, у меня есть деньги от премии, закажи в ателье платье, за две недели обязательно сошьют! Ведь есть ещё время.

– А если не сошьют, в чём я тогда пойду?

– Ну, тогда посмотри что-нибудь в магазине. Купи на всякий случай и всё равно закажи ещё и в ателье. Пригодится.

– У вас, мужиков, всегда так, лишь бы что-нибудь купить, а там неважно, как это платье будет смотреться.

– Да нормально оно будет смотреться. Ты же раньше ходила в платьях и ничего, хорошо смотрелась.

– Так это раньше, до родов, а сейчас я располнела, и на меня ни одно платье не налазит. Когда я ещё похудею? Этими родами всю фигуру свою испортила.

– Не смей так говорить! Ты сейчас прекрасно выглядишь. Ну и что, немного поправилась. Ты же кормящая мать. По-другому просто и не может быть.

– Да, вам, мужикам, не рожать, «сунул, вынул и бежать», – вспомнила поговорку жена, – а мы тут расхлёбываемся за ваши удовольствия.

Анатолий ничего не сказал, но его поразило, что его Катя так рассуждает о своём материнстве. Выходит, что ей совсем и не надо было ничего, никаких детей, а просто жить в своё удовольствие. Небольшая досадливая помеха пронеслась между ними, но Мочалов задумался над словами своей жены и стал больше приглядываться к ней. Не всё так лучезарно просто в Катерине, загордилась, что ли? Или сказывается деревенский синдром? Это когда девушки из деревни приезжают в город и считают, что они стали сразу же культурными и образованными.

Банкет состоялся. Платье Екатерина купила, также ей успели сшить другое в ателье, но перед самым походом в ресторан жена закатила истерику, что ей ничего не нравится и она никуда не пойдёт. Анатолий с трудом её уговорил идти, что неудобно. Все придут с жёнами, а он – один.

– Так ты ещё хочешь без меня идти? – закричала жена. – Как ты можешь мне такое говорить!

– Если ты не пойдёшь, то я пойду один, – твёрдо заявил Анатолий, – будут вручать ценные подарки да ещё грамоты. Директор строго всех предупредил: «Хоть мёртвый да больной, а чтобы все на банкете были».

После этих слов Катерина сразу же притихла, молча надела платье и стала давать наставления соседке Любе, как ей себя вести с ребёнком.

– Да не беспокойся, соседушка, всё сделаю в лучшем виде, – заверила Катю соседка, – и накормлю, и запеленаю, и пелёнки поменяю. Ведь я ещё всё помню, у самой такой был ребёнок. Не волнуйся. Идите отдыхайте.

В ресторане, а директор откупил его полностью, стояла праздничная суматоха. Народ приходил парами. Тут же суетились профсоюзные деятели во главе с председателем местного комитета. Секретарь партийного комитета что-то разглядывал в своём необъятном портфеле. Все ждали директора. Но вот наконец-то появился и он со своим шофёром. Все уже знали, что директорский водитель ещё выполняет функции телохранителя и неотлучно сопровождает того во всех поездках по городу и даже в командировках. Жена директора приехала раньше, её доставили на другой машине.

Время было тревожное. Всюду всем мерещились шпионы и враги, готовые посягнуть на наши государственные тайны. Всё происходило в обстановке совершенной секретности. Ведь сибирский город был закрытым для всех иностранцев. Те немногочисленные иностранные специалисты, прибывшие в Союз из капиталистических стран, не могли и шагу сделать без помощи спецорганов. Этим органом был Комитет государственной безопасности (КГБ), и на каждого иностранца приходилось по два-три соглядатая. Иностранцы в нерабочее время постоянно находились под недремлющим оком чекистов.

Завод, где работал Анатолий, располагался в городской черте, ближе к центру, и если везли иностранцев на экскурсию, то окольными путями объезжали этот секретный объект. Никто даже из советских людей не знал, что здесь находится секретное предприятие. Никакой вывески, ни объявления не висело на дверях. Стоит четырёхэтажное здание, а кто там работает и что они там делают, никто и не догадывался. Да и иностранные специалисты особо не интересовались всеми этими объектами. Им выделили определённую территорию, по которой они могли свободно передвигаться, но если кто-то нарушал границы, его сразу же останавливали и возвращали на место, ехал ли он в такси, автобусе или троллейбусе. Объясняли, что это только в интересах их собственной безопасности.

Вот и в ресторане Анатолий заметил несколько человек, явно не работающих на его заводе. Они как-то незаметно сливались с окружающей средой, со стенами и особо не выделялись, а были в общей массе людей.

Для каждой семейной пары были строго отведённые места. Анатолию достались места неподалёку от директора, прямо во главе стола. Остальные рассаживались согласно повешенным на стульях табличкам. Катерина, заметил Анатолий, сразу же загордилась, радостно заулыбалась, когда увидела, где их решили посадить за общим столом. Всё-таки небольшая, но честь.

Когда все уже расселись, слово взял директор, ему услужливо налил из его бутылки официант. «Опять коньяк какой-то заморский, – подумал Анатолий, разглядывая этикетку на бутылке. – Ведь ничего он не пьёт с общего стола, всегда с собой приносит, вернее, ему шофёр постоянно ставит на стол. Так это же особа секретной важности, наш директор, – вдруг осенило Анатолия, – к нему же специально приставлена охрана. Вон даже минеральную воду ему особую поставили. Как я раньше до этого не додумался? А всё объясняли, что у него заболевание желудка и ему доктора прописали пить только эту минеральную воду, “Ессентуки ”», – рассуждал Анатолий и пытался прочитать полностью название на бутылке с минеральной водой.

Директор поднял фужер с коньяком и встал. За столом сразу же воцарилась тишина.

– Друзья, товарищи, коллеги, – начал он свой тост, – мы собрались сегодня здесь, чтобы отметить очередную победу нашего завода. Мы с блеском выполнили государственный заказ, и нас похвалили на самом верху, – сказал он и многозначительно посмотрел вверх. – Я считаю и твёрдо уверен, что нашему коллективу по плечу и не такие задачи. Нам выделены огромные ассигнования на постройку новых лабораторий, отделов, на приобретение нового оборудования. Партия и правительство заботятся о нас. Приказом министра награждены почётными грамотами, ценными подарками и денежными премиями целый ряд товарищей. Я сейчас зачитаю весь список. Все, кто принимал активное участие в разработке нового… – тут Анатолий заметил, как напряглись сотрудники недремлющего органа и внимательно смотрели на директора, но тот, понимая, что не все тайны надо раскрывать за праздничным столом, продолжил, – изделия, нашего продукта, имеющего огромное значение для обор… для нашей страны, – не закончив предыдущее слово, завершил свой тост директор. Потом он глазами поискал председателя местного комитета. Тот спохватился, обменялся взглядами с  партийным лидером, и они оба засеменили к столу директора.

– Позвольте зачитать весь список награждённых товарищей, – директор взял лист бумаги и стал читать. Вначале среди награждённых шли заведующие отделами и главные конструкторы, а вот когда перешли к рядовым членам, то первой была фамилия Анатолия.

– Мочалов Анатолий, – громко произнёс директор, – награждается почётной грамотой министра, денежной премией в размере двухмесячного оклада и полуавтоматической стиральной машиной. Вы же все прекрасно знаете, что у него родилась дочь и много приходится стирать пелёнок, так что стиральная машина их семье будет в самый раз. Да, и самое главное забыл. С этого дня Мочалов возглавит новый технический отдел и ему присваивается должность ведущего конструктора, со всеми вытекающими отсюда окладами, премиальными и т. д., и т. п.

Дальше Анатолий ничего и не слышал. Взял из рук директора грамоту, паспорт и инструкцию стиральной машины и пухлый конверт с деньгами. «Неужели и вправду меня назначили на такую высокую должность?!» Жена Катя сидела довольная за столом и явно гордилась мужем.

За первым тостом последовал второй. Взял слово партийный лидер и также вручил почётные грамоты от обкома партии. Отдельно он всех оповестил, что им на завод дали большую разнарядку на вступление молодых специалистов в члены КПСС, и заверил, что это большая честь «для всего нашего большого коллектива». Потом взял слово профсоюзный лидер и также вручал почётные грамоты и ценные подарки от местного комитета. Комсорг завода заверил всех, что комсомольцы завода всегда будут гордиться делами своих отцов и будут брать с них пример. Также вручил почётные грамоты.

К концу всех этих речей у Анатолия скопились четыре почётные грамоты, электрическая бритва и небольшой букетик цветов. Он не был обделён ни одной из общественных организаций. Директор постоянно смотрел на него и одобрительно аплодировал, когда ему вручали очередную награду.

Катерину было не узнать. Она с довольным лицом оглядывала вокруг себя других жён, и её вид говорил: «Вон смотрите, какой у меня муж, все его награждают, любят, а ваших мужей отметили всего один раз или от силы два!»

Потом тосты пошли один за другим. Все изрядно выпили. Директор каким-то неуловимым образом ушёл с банкета, так что, когда его хватились, чтобы от имени всего коллектива поблагодарить за заботу, его уже не было. Тут как будто все сбросили с себя оцепенение. Начались танцы. Вокально-инструментальный ансамбль отыгрывал свои песни, но ему не давали отдохнуть. Шли заказы на исполнение того или иного шлягера. Анатолий тоже заказал песню для своей жены Катерины и пустился с ней в пляс. Всё смешалось в этом ресторанном разгуле. Коллеги подходили к Анатолию и поздравляли с новым назначением. Ведь сейчас у него в подчинении будет не меньше двадцати человек, а вдруг он захочет взять в свой новый отдел его, так что надо вовремя подсуетиться. Ведь все знали, что оклады в новых отделах всегда выше обычной ставки. Это уже была заводская традиция, и никто её никогда не нарушал.

– Ну что, начальник, – подошёл к нему его друг Виталик, – возьмёшь меня работать к себе?

– Конечно, возьму, дружище, – ответил Анатолий, – ты у меня самый первый кандидат. Как работали вместе, так и будем продолжать. Я думаю, что и директор согласится с моей просьбой о тебе.

– Спасибо, друг, – поблагодарил Виталик, – других слов я от тебя и не ожидал услышать.

Многие сотрудники тоже подходили с аналогичной просьбой, но Анатолий никому больше ничего не обещал, ссылаясь на то, что эти вопросы решает директор и он, конечно же, передаст ему эту просьбу. А вот каково будет решение, он не знал.

Подошла секретарша Аллочка, как всегда, в эффектном одеянии, и пригласила его на белый танец. Катерина лишь сверкнула глазами, но ничего не сказала. Секретарша быстро увела Анатолия танцевать.

– Что же ты, дружок, больше ко мне не заходишь? Тебе надо особое приглашение?

– Да как-то я и не подумал, можно или нет, – стал оправдываться Анатолий.

– Ко мне всегда можно. Вот сейчас ты чаще будешь приходить к директору, для ежедневного отчёта. Я уж постараюсь выделить тебе несколько минут. Ты не возражаешь?

– Не возражаю, – невольно покраснел Анатолий, – скажи только, когда, – и он внезапно вспомнил те жаркие мимолётные объятия, тот грех, совершённый в самый день рождения дочери. Но ему почему-то не было стыдно за свои действия, а хотелось ещё всё это повторить.

– У меня директор почти всегда отсутствует, то в обкоме партии, то в командировке, – сказала Алла и стала смотреть куда-то в сторону, за плечо Анатолия. – Вон опять нажрался, – нахмурилась она.

– Кто? – спросил он и попытался оглянуться назад.

– Да муженёк мой, – скривилась Алла, – только до рюмки доберётся, свинья свиньёй становится. А так вполне нормальный мужик.

– Так ты замужем? – удивился Мочалов. – Вот уж никогда не подумал бы.

– Замужем, да ещё двое детей. Живу уже с этим обалдуем почти десять лет. Если бы не я, то он совсем бы спился. Но приходится терпеть. Я же порядочная женщина.

«Всем по порядку», – подумал Анатолий, но вслух произнёс:

– Так вы, Алла, замужем? – с восхищением оглядел он её стройную фигуру, невольно сравнивая её со своей Катериной, совсем расплывшейся в последнее время.

– Следить надо за собой, – намекнула она на его жену. – Ладно, хватит танцевать, мы уже второй танец с тобой, Анатолий, обнимаемся. Вот твоя жена не находит себе места. До встречи.

С этими словами она выскользнула из танцевальных объятий партнёра и пошла к своему месту. Её муж уже вовсю клевал носом и только что не спал в тарелке с салатом. Анатолий видел, как она стала тормошить его и приподнимать со стула. Тот слабо сопротивлялся, но при этом пытался опрокинуть ещё одну рюмку водки. Мочалов подошёл к своему столу и увидел, что Катерина вся на взводе и еле сдерживает свой гнев.

– Только не надо истерик! – обратился он к ней. – Это секретарша директора, я не мог ей отказать потанцевать.

– Ты, может, ей и в другом не сможешь отказать?!

– Не говори ерунды, если я ей не откажу, то меня директор в два счёта с завода выгонит!

– А что, она его любовница? – удивилась Катя.

– Любовница или не любовница, а вот то, что он ей оказывает особые знаки внимания, известно всем. Я у них свечку не держал, и мало ли что на заводе говорят.

– Ну, тогда другое дело, – протянула жена, понимая, что ни один из сотрудников на заводе не польстится на секретаршу, если она является любовницей директора. Себе будет дороже.

– Вот то-то и оно! – как будто прочитал её мысли Анатолий. – Да, кстати, она здесь с мужем. Думать надо.

Катерина задумалась, но из её головы не выходила мысль, что уж больно эта секретарша вольготно себя чувствует со своими коллегами. Вон опять кокетничает с каким-то молодым человеком, а на своего мужа она почти и внимания не обращает. Так, для виду изображают из себя семейную пару.

Гости стали потихоньку расходиться по домам. Было уже довольно поздно, и Катерина мигом засобиралась домой. Стала беспокоиться о своей дочери. Анатолий был с ней вполне согласен.

На выходе из ресторана их поджидали такси, а также заводской автобус, развозящий всех сотрудников по домам.

– За транспорт всё уплачено, – бегал среди машин член профкома, – за всё директор уплатил. Кому на край города, те в автобус, а кому ближе, те в такси.

Анатолий с женой сели в такси. Они жили почти в центре города и могли бы дойти пешком до дома, но их насильно посадили в машину и отправили домой. Соседка сидела на кухне и читала книгу.

– Как там малышка, – спросил Анатолий, – не плакала?

– Да нет, вы как только ушли, она немного похныкала, я её покормила, поменяла пелёнки, и вот уже спит третий час. Сейчас сиську попросит. Вон начала ворочаться в кроватке.

– Спасибо тебе, Люба, – поблагодарила соседку Екатерина, – что бы мы без тебя делали. Моему мужу сегодня столько ценных подарков вручили и целых четыре грамоты. А главное, подарили стиральную машинку. Завтра привезут. Сказали, что полуавтомат. Ну, мы вас пригласим в гости, когда запустим её в дело. Обмоем по русскому обычаю.

– Ну, я пошла, а то Николай дома один, видно, уже спит.

После ухода соседки Катерина опять стала приставать к мужу, всё больше интересовалась секретаршей. Если бы не поздний час и не настало время кормить дочку, то скандал был бы неизбежен, но Анатолий ушёл в туалет и старался не отвечать на вопросы своей ревнивицы. Пока жена кормила дочку, он лёг на свой диванчик и сразу же заснул.

 

Глава 3. Будни. История Аллочки

После того памятного банкета прошло несколько месяцев. Анатолий возглавил новый отдел и, как говорится, с нуля начал формировать свой коллектив. Своего друга, Виталика, он сразу же взял в свою команду. Вместе они таскали лабораторные столы, устанавливали уникальное оборудование, делали мелкий ремонт в комнатах, где будут находиться сотрудники, и постепенно набирали штат.

Директор издал официальный приказ о назначении Мочалова заведующим отделом, но его должность проходила по всем документам как заведующий экспериментальной лабораторией. Через три месяца они должны были приступить к работе. И они начали работать даже ранее установленного директором срока.

Поступил первый заказ. Директор сразу же понял, что только Анатолий со своим изобретательным умом и без всяких условностей справится с этой задачей. Надо было разработать сложный технологический узел, с помощью которого перекачивалась жидкость, с определёнными параметрами. По техническим характеристикам выходило, что жидкость эта больше подходила под ракетное топливо. Но в обстановке строгой секретности никто не называл вещи своими именами. И закипела работа. Приходилось засиживаться до позднего вечера. Задачи были ясны, но подогнать это изделие под нужные размеры и характеристики оказалось не так-то просто. Главный конструктор завода был в курсе задания, но и он ничего не мог предложить в помощь. Хватало и без этого узла работы на заводе. Уже было изготовлено несколько экспериментальных моделей, но оптимально простого и рационального устройства не получалось.

Для обработки деталей в процессе очистки, шлифовки и полировки им ежемесячно выделяли по несколько двадцатилитровых бутылей чистого медицинского спирта. Постоянно всё должно было содержаться в чистоте и относительной стерильности. Сейчас и трудно было вспомнить, кто первый предложил попробовать этот спирт. Но с того момента всё и началось.

Вечером, когда пустел завод и только охрана находилась в здании, Анатолий с друзьями отливал из бутыли пол-литра спирта, разбавлял его дистиллированной водой и под незамысловатую закуску распивал с коллегами. Вначале это было редко и приурочивалось к какой-то очередной победе в работе над изделием, к празднику, к дню рождения, но потом пьянки стали всё чаще проходить без всякого повода.

Дома у Анатолия начались скандалы. Катерина постоянно пилила его, что он подолгу задерживается на работе, а ему только и оставалось, что оправдываться и ссылаться на приказ директора о быстром изготовлении технологического узла. Поначалу, когда Анатолий просто задерживался на работе, но приходил трезвым, были мелкие перепалки, но когда он стал приходить навеселе, то жена закатывала ему истерики, набрасывалась на него с кулаками, но до драки дело не доходило. И этот порочный круг всё больше затягивался. Домой идти не хотелось, да тут ещё секретарша Аллочка в любой свободный день вызывала Анатолия в приёмную, и ему приходилось кувыркаться с ней до полного изнеможения. Где они только с ней не перепробовали: и на столах, и на диванах, и на полу! Всё ей было мало. Вцепилась в него клещами. Не продохнуть, не вырваться. Надо было иметь железное здоровье, чтобы всё это выдержать. Утром работа над этим проклятым узлом, потом Аллочка, потом вечерние возлияния, дома скандал, а путь к примирению один – только постель.

Вскоре заметил Анатолий, что у него стало побаливать сердце. Так, незаметно кольнёт и отпустит. Работать приходилось и в выходные дни. Не было никакого просвета в работе. Директор тоже заметил, что с Анатолием творится что-то неладное. И как-то он вызвал его к себе. Аллочка была удивлена, когда в приёмной показался её любовник, хотя она его и не вызывала, ведь шеф же на месте.

– Что случилось, Анатолий Михайлович? – спросила она его официально, так как в приёмной находилось много народа и нельзя было показывать всем близкие их отношения, хотя уже весь завод знал об этом.

– Да вот, директор вызвал, попросил зайти!

– Что, сам позвонил в отдел? Как, не через меня?

– Выходит, что без тебя справился с этой непростой обязанностью, – усмехнулся Анатолий.

– Ну и ну, – протянула Аллочка, – сейчас я доложу шефу о твоём прибытии, – и с этими словами она выскочила из-за стола и зашла в кабинет директора. Через несколько секунд она вышла и сухо сказала: – Иван Петрович ждёт вас.

Кабинет директора был огромной величины. Рассказывали, что у самого секретаря обкома партии кабинет был меньше. В глубине помещения стоял стол, а к нему ещё был приставлен перпендикулярно один, но столом его было трудно назвать. По длине он был не меньше теннисного корта. За таким столом свободно могло разместиться человек тридцать – сорок. И размещались, когда на завод приезжали министры из Москвы и всякие официальные лица. Здесь же директор проводил планёрки, куда приглашались все ведущие конструкторы и заведующие отделами. Обязательно на таких совещаниях присутствовали и военные в генеральских чинах. Завод работал на оборону, и заказы были в основном военные. Самое интересное, что по фамилии директора мало кто знал. В области гремели фамилии знатных комбайнёров, доярок, нефтяников, шинников и директоров других заводов, а вот фамилия Ивана Петровича в прессе совсем и не звучала. Да и про сам завод мало кто догадывался из горожан. Стоит огромный дом, на нём висит доска с названием «Промавтомат» – и всё.

Анатолию часто приходилось бывать в этом кабинете по роду своей работы, но он здесь бывал со своими коллегами, а тут его вызвали на ковёр одного.

Прикрыв за собой дверь, он нерешительно переминался и не знал, что же ему дальше делать. Стоять и ждать, пока пригласят, или идти по направлению к директору. Иван Петрович оторвался от бумаг, увидел Анатолия и, чуть привстав со стула, сказал улыбаясь:

– Чего это ты там, Анатолий, застрял? Давай проходи сюда, не буду же я, старик, сам к тебе навстречу идти. Что-то ты совсем осунулся и помрачнел.

– Здравствуйте, Иван Петрович, – поздоровался Мочалов и нерешительным шагом пошёл к директору. Тот вышел из-за стола, пожал ему руку и пригласил присесть напротив, за другим «теннисным столом».

– Я тебя вот по какой причине позвал, – начал шеф, – пусть эта встреча будет у нас неофициальной. Не хотел, чтобы и секретарша моя знала, но куда уж без неё. Но наш разговор должен остаться между нами.

– Да, я… э… никому ничего не скажу, даже жене, – промямлил Анатолий.

– Вот ей в первую очередь ничего и не надо говорить! Значит, так, – проговорил директор, – до меня дошли слухи, что вы часто со всем отделом остаётесь на работе допоздна. Это, конечно, похвально, но при этом, – он сделал паузу, – употребляете спирт не по назначению, то есть вовнутрь.
Вас часто видели охранники на проходной в подпитии. Не сказать, что пьяными, но выпившими. Этого на этом секретном объекте, – директор обвёл глазами всё своё огромное помещение кабинета, – нельзя допускать ни в коем случае. За воротами завода хоть упейтесь, но здесь – ни-ни. Я ценю твою работу, Анатолий, и очень хорошо к тебе отношусь. Ну-ка иди сюда, – и шеф подвёл его к одному из встроенных шкафов и приоткрыл дверцу, – посмотри.

Анатолий увидел на вешалке парадный генеральский китель со звёздами на погонах, и на нём висел весь «иконостас» из орденов и медалей. Поверх всего этого великолепия скромно блестели две звезды Героя Советского Союза.

– Вот эту звезду я получил совсем недавно, и знаешь, за что? А вот за то твоё изобретение, вернее сказать, не только за него, но и оно сыграло в моём награждении свою роль, – усмехнулся Иван Петрович. – Ты только не гордись и не зазнавайся. Я когда-то тоже начинал с твоей должности, и мой покойный учитель мне тоже говорил такие же слова, что и я тебе. Ты парень ещё молодой, за тобой большое будущее, а ты понапрасну своё здоровье губишь. Вот и с этой Аллочкой связался. Мне, старику, давно всё известно. Я не ревнивый, а что про нас с ней говорят, то пусть, работа у нас такая. Меньше язык распускай, даже дома. Кто самый первый приходит на завод? Мочалов! Кто последний уходит с завода? Мочалов. Кто больше всех имеет изобретений? Опять же Мочалов! Ну и кто пьёт на работе? Опять же Мочалов. Везде герой! Дома почти не бываешь. Жена одна растит дочку. Тоже тобой недовольна. Ну так вот, я тут договорился. Вам тут выделяют семейную путёвку в один санаторий закрытого типа, где вы будете на полном государственном обеспечении. Отдохни и дай мне слово, что с этого дня ни капли в рот на работе. Только дома по праздникам, ну и там… в общем, меньше пей!

– Да я много и не пью, – стал оправдываться Анатолий.

– Пьёшь, пьёшь! – перебил его директор. – Об этом разговоре никому, особенно Аллочке, она обо всём докладывает кому надо. Поэтому и приходится её здесь держать. Давно бы выгнал. Но работник она хороший! Чекистка, мать твою ети, – в сердцах выругался Иван Петрович и добавил: – Ну и меньше болтай, – директор многозначительно поглядел на стены, – везде есть уши. Правда, меня клятвенно заверяли, что в этом кабинете их нет, но кто их знает. Ну давай, иди работай. Выезд в санаторий через месяц. Эх, море, солнце, пальмы! Красота! Когда меня отпустят в отпуск? Видно, никогда. Только на лафете с почётом провезут.

Анатолий вышел из кабинета и сразу посмотрел на Аллочку. Она с интересом глядела на него, и было видно, что ей не терпится всё узнать, о чём с ним говорил директор, но решила повременить и оставить вопросы на потом.

Буквально на следующий день Аллочка вызвала его в приёмную. Директор вчера вечером внезапно улетел в командировку в Москву. Прямо с порога она набросилась со страстными объятиями на Мочалова, предварительно заперев дверь, и было видно, что не страсть её является причиной, а любопытство, о чём там беседовали вчера директор с Анатолием. Завершив дежурный коитус, они стали поспешно одеваться, и Аллочка непринуждённо спросила:

– Так о чём вы так долго вчера разговаривали с шефом?

– Да больше о работе, – ответил Анатолий, помня вчерашнее пожелание директора меньше распускать язык.

– А всё-таки? Мало, что ли, он с вами еженедельно на планёрках обсуждает?

– Ну, не только о работе, – замялся Мочалов, – ещё кое о чём, – потом подумал и продолжил: – Он мне предлагал семейную путёвку в санаторий на юг, на море, вместе с женой и ребёнком, и сказал, чтобы я дома посоветовался с женой.

– И как жена на это предложение отреагировала? – продолжала наступать Аллочка, не веря, что по такой банальной причине директор долго беседовал с ним о путёвке. – Согласилась?

– Конечно, с большой радостью. Только сомневается, стоит ли брать с собой малышку в санаторий. Маленькая же ещё.

– Если предлагают, то надо ехать, – заключила Аллочка. – Когда ещё такая возможность представится.

– Вот и я тоже так думаю. На море, уже и не помню, когда был, – и, заметив разочарованный вид Аллочки, продолжил: – Нет, директор ещё о жизни своей мне много рассказывал, но больше по работе спрашивал, интересовался, скоро ли мы закончим своё задание. Я заверил, что последняя разработка, кажется, соответствует нужным параметрам и близка к завершению.

– Темнишь что-то ты, мой любовник, – протянула секретарша. – Не мог так долго Иван Петрович о жизни рассказывать. Ну да ладно. Иди работай.

После ухода Анатолия – а он всегда из приёмной уходил с грудой каких-то ненужных бумаг: показать всем, что по делу приходил, – Аллочка села на телефон и набрала известный ей номер.

– Это я, – промолвила она, – ничего толком не узнала, говорит, что о жизни разговаривали, о путёвке в санаторий. Я же сколько раз вам говорила, что надо прослушку поставить в его кабинет, товарищ полковник. Почему нельзя? Ну и что, пускай министры и члены правительства приезжают. Эка невидаль! Они больше под юбку мне стараются заглянуть, а не дела обсуждать.

Но невидимый обладатель голоса в телефоне дал ей чёткие указания, и она покорно закивала головой и только повторяла: «Слушаюсь! Так точно! Будет исполнено. Есть, товарищ полковник!».

После разговора с другим начальством Аллочка села в раздумье за стол и стала размышлять о своей нелёгкой работе секретарши. Ещё в институте – а она была очень привлекательной девушкой, к тому же блестяще училась и активно занималась общественной работой, что было особенной редкостью для таких смазливых девиц, – к ней на одном из общественных мероприятий подошёл молодой человек и предложил ей завтра прийти в один кабинет всем известного в городе здания, про которое говорили, что из окон этого дома Магадан виден. КГБ – Комитет государственной безопасности. Всю ночь после этого предложения Аллочка почти не смыкала глаз, утром сходила на занятия, а ближе к вечеру, в точно назначенное время, была на пороге этого всем известного дома. За окраску наружных стен его ещё называли серый дом.

На проходной у неё спросили, в какой кабинет она приглашена, выдали пропуск и без всяких проволочек пропустили. Аллочка робко постучалась в дверь нужного ей кабинета, и оттуда послышался голос: «Входите!». Она нерешительно переступила порог. За большим столом сидели два человека: тот, вчерашний, молодой человек и другой, постарше, видно, и по возрасту, и по званию.

– Ну что вы там стоите робко в дверях? Проходите, – мужчина заулыбался, вышел из-за стола и галантно помог Аллочке сесть на подставленный ей стул. – Мы тут посовещались и решили, что вы самая подходящая кандидатура для нашей работы. От вас ничего сверхъестественного не требуем. Мы хотим знать, как живут студенты, чем занимаются, какие у них мысли, какие необдуманные поступки они хотят совершить, а мы их от этих поступков оградим…

Чекист ещё долго разглагольствовал о будущей её работе, а Аллочка сидела, слушала краем уха и думала: «Видно, не только деканату и комитету комсомола захотелось постоянно быть в курсе всех студенческих делишек и забав. Оказывается, есть ещё одна организация, которая своё недремлющее око постоянно направляла в студенческую среду».

Цель этой организации была для Аллочки несколько непонятной. Среди студентов не было ни отпетых диссидентов, никто против советской власти не выступал, все организованно ходили на комсомольские, а члены партии – и на партийные собрания. Для всех студентов дедушка Ленин со всеми своими произведениями и главным своим высказыванием: «Учиться, учиться и учиться!» – был таким же святым, как Господь Бог в церкви. Воспитанные на коммунистической морали, на политэкономии социализма и марксистко-ленинской философии, подогреваемые всеобъемлющим научным атеизмом студенты не планировали никаких антикоммунистических выступлений, не
выпускали тайных стенных газет, не распространяли листовок, призывающих к свержению существующего строя.

Студенты жили в своё удовольствие, пили так же, любили девушек и не читали под одеялом рукописных книг отпетых диссидентов, о существовании которых они не знали. Одно время ходил по рукам роман Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», так он был выпущен в «Роман-газете», официально, и, что он был запрещённым, никто и не знал. Мало ли что там напишут из жизни зэков.

О происках иностранных разведок они узнали только во время встречи в актовом зале с представителями КГБ, устроенной партийным комитетом для студентов. Если бы этой встречи не было, они бы по сей день и не догадывались, что нас окружают вражеские государства, стремящиеся внедрить в наше сознание и мозги чуждую идеологию. Оказывается, таможня и пограничники чуть ли не ежедневно конфискуют тонны вражеской литературы, порнографические журналы и издания всевозможных религиозных организаций. Студентам было даже невдомёк, что какая-то потрёпанная брошюрка, призывающая к пересмотру существующей власти, может полностью изменить нашу идеологию и мировоззрение. Слава богу, что, кроме затёртых до дыр порнографических журналов, в которых уже трудно было различать все пороки капитализма и над которыми до одурения справляли свою половую неудовлетворённость ряд одиноких студентов, мечтая о голых женских сиськах и гениталиях, в общежитии не гуляло никакой другой литературы. Можно было в любой женской комнате найти подходящую кандидатуру для половых утех, а политикой никто и не интересовался.

Да, правда, случайно комиссия нашла в одной из комнат самодельный плакат со следующим содержанием: «О чём кричал Чапаев, когда шёл в атаку?». Хотели придать этому плакату политическую подоплёку, но, когда узнали, что ответом Чапаева было: «По рублю!», но не в смысле рубить всех саблей, а собирать «по рублю» на пьянку, отстали.

Этот плакат наши друзья-студенты обычно выставляли, когда кто-нибудь из гостей заглядывал в комнату, а денег не хватало на выпивку. Или когда разговор слишком долго затягивался, посетитель и уходить не хотел, и не догадывался, что надо бы скинуться на пузырёк, вот этот плакат и вытаскивали из-под кровати. Кто не хотел участвовать в застолье, тот сразу же ретировался, а кто хотел, тот сразу же сбрасывался. Плакат опять засовывался под кровать до очередного сбора денег на студенческую пирушку.

Ещё одна девушка выражала свой личный протест по поводу гибели наших солдат во время советско-китайского конфликта на острове Даманском. Но она тоже не осуждала политику партии и правительства, а только жалела ребят, погибших во время этого вооружённого инцидента.

Был ещё, правда, один студент в общаге, который, когда ему не спалось, ходил ночью по коридору и кричал: «Спите, люди, в Багдаде всё спокойно!». Иногда он менял ночной лозунг и добавлял: «Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!». Но это было не политическое выступление, а очередной пьяный бред потенциального пациента с первой линии. Там в те времена находилась и находится областная психиатрическая больница. Он успокаивался, когда ему или стакан нальют, или из ведра холодной водой обольют. Сразу же спать уходил. А то так мог и до утра ходить и разговаривать с товарищем Сталиным. Вот, собственно, и все политические выступления.

Считать за политическое выступление пьяный, разнузданный крик: «Гуляй, братва! Кто е…я хочет?» – просто несерьёзно. Гуляли все и любили – тоже. Был один такой студент, которому не давало покоя то обстоятельство, что он гуляет и трахается, а никто об этом не знает. Вот он посреди ночи и открывал дверь, орал во тьму и с чувством исполненного долга быстренько закрывал дверь с осознанием того, что отметился и все теперь знают, какой он гуляка и бл…ун.

Можно, конечно, отнести к диссидентскому выступлению и такую часто исполняемую частушку:

Эх, е… твою мать! На работу гонят,

Я разуюсь босиком, х… меня догонят!

Но на работу никто и не гнал, разве что на субботники или воскресники. Все обычно старались найти тысячу причин, чтобы не участвовать в коллективном бесплатном труде по подметанию территории железобетонного завода. Нет, в апреле месяце выходили все, потому что знали: на сто человек выделят десять лопат и пять метёлок и все по очереди будут пинать воздух. Зато массовость была грандиозной.

Один из таких субботников на ликёро-водочном заводе закончился как в миниатюре Михаила Жванецкого. Руководство завода по своему недомыслию решило часть студентов направить с уборки территории непосредственно в цеха, где разливают и грузят алкогольную продукцию. Это и было его основной ошибкой. Через час почти весь курс, как тени, ходили по заводу, а кто не успел, тот направлялся в цех, где работала группа студентов-медиков, обильно угощавшая халявной выпивкой всех желающих. И самое главное, что все задания, которые руководство «ликёрки» дало студентам, были выполнены. Когда они пошли докладывать о выполнении трудовых заданий, то администрацию завода нигде не нашли, те уже давно отмечали коммунистический субботник и были не в состоянии оценить результаты работы.

Ударно работающие студенты должны были убирать весь мусор с подъездных путей и из вагонов. Конечно, если всё убирать лопатой и метлой, то понадобилось бы несколько дней. Но студенты быстро нашли трактор, задействованный тут же на субботнике, и за две бутылки водки с трактористом договорились убрать грейдером все эти кучи мусора. Благо, что за водкой не надо было далеко бегать, её на конвейере – хоть залейся.

Субботник закончился, так толком и не начавшись. Но это было не политическое выступление, а типичное социалистическое раздолбайство. Никто не собирался приступом брать обком партии, даже если бы за это заплатили большие деньги.

Также и на первомайскую и ноябрьскую демонстрации отбирались самые политически грамотные студенты-первокурсники, которые под страхом исключения из института ни за какие деньги не потеряли бы портрет члена политбюро и достойно пронесли бы его мимо трибуны. И никто никогда не собирался путать порядок проноса знамён союзных республик, где первым флагом шла РСФСР (Россия), потом – Украина, Белоруссия, и вплоть до самой Средней Азии со всеми её республиками.

Портрет Леонида Ильича несли самые достойные и примерные. Им перед проносом транспаранта перед трибуной давались чёткие инструкции по транспортировке изображения генерального секретаря КПСС: идти строго впереди всей колонны, не отклоняясь ни влево, ни вправо, и не дай бог наклонить не в ту сторону портрет. Портреты Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ильича Ленина перевозились на приспособлении, напоминающем собой велосипед с четырьмя колёсами, где у каждого колеса находилось по одному студенту, плюс руководитель из преподавателей.

Сами же колонны состояли из самых отборных студентов. В каждой шеренге по восемь человек. Особое доверие возлагалось на право- и левофланговых. Список с датами рождения, с указанием партийности, места проживания и фамилиями демонстрантов подавался в райком партии, где утверждался на самом высоком уровне. В этих рядах тоже никаких диссидентов не было. Никто ни с чем не боролся, кроме как с похмельем рано утром.

И как-то на одной из встреч, с привлечением общественности и студентов других вузов, на вопрос одного товарища из компетентных органов: «А почему это в вашем институте никаких выступлений не происходит?» – один из студентов прямо так и ответил: «Вы знаете, у нас просто нет времени на эти мероприятия. Мы здесь учимся, а не занимаемся политикой. Занятия заканчиваются в шесть-семь часов вечера, а после них никакого настроения нет участвовать в агиткружках и всяких собраниях».

Но, видно, и вправду не давала покоя руководству достопочтимого учреждения такая полная политическая инертность в таком продвинутом высшем учебном заведении, как этот институт.

Работа КГБ, как уже догадывалась Аллочка, велась через деканат. Заранее просматривались все списки студентов, их привычки, нравы, лидирующее положение в группах. Всяких там недотёп и придурков в разработку не брали. От них мало было толку. А вот секретаря комитета комсомола, председателя общежитского студенческого совета или члена какого-нибудь бюро, неважно какого, уговаривали, неназойливо, помогать им в укреплении советской власти на местах, то есть в общежитии.

Вот так и попала в разработку Аллочка. Из раздумий её вывел голос старшего:

– Помощь ваша будет заключаться в следующем. Вы знаете, что наша организация стоит на защите основ нашего государства, а внешние враги всё время пытаются внедрить в молодое сознание студентов чуждое нам мировоззрение. Как это делается: распространяется запрещённая литература, вражеские радиоголоса ведут на Советский Союз радиопередачи. Да, сейчас у нас много работает иностранцев, и мы знаем, что многие студенты с ними встречаются и выпивают. – И он так выразительно посмотрел на Аллочку, что она мысленно зареклась пить в одной компании и с Хэмом, и с Тони, и со всеми остальными иностранцами. Случайно познакомилась с ними в ресторане во время одной из студенческих пирушек. Эти ребята монтировали какую-то линию на нефтезаводе и каждый вечер ужинали в одном и том же ресторане, где она случайно оказалась в кругу своих друзей. И один из них, Хэм, и заприметил её. Вот только откуда в КГБ об этом знают?

«Да что я думаю, они же за всеми следят», – пронеслось в голове Аллочки.

– Вы, Аллочка, постоянно находитесь в кругу студентов, знаете, кто чем дышит, как живёт, какие бывают настроения, кто как относится к политике нашей партии и правительства. Ведь сейчас перед страной стоят большие задачи преобразования нашей жизни. И есть отдельные случаи, когда некоторые личности не хотят жить как все. Подавай им больше свободы. Или вот совсем свежий, недавний случай. Один из ваших студентов нарисовал план концентрационного лагеря вместе с газовыми камерами и крематорием. Спросите, кто его надоумил? Ну, план, чёрт с ним, с планом, так он нарисовал его на карте Советского Союза. Выходит, что вся наша страна – это концентрационный лагерь?

Алла сразу же вспомнила, как Вовка Соломников, её сокурсник, рисовал какую-то схему-план и при этом балдел и смеялся. Ребята ему ещё говорят: «Ты бы лучше эту херню выбросил, как бы не было неприятностей». А он и не придал значения этому плану, а вон видишь, как всё повернулось, уже донёс кто следует.

Из размышлений её опять вывел голос сотрудника КГБ:

– Так, мы надеемся, что вы нам будете помогать. Вот вам телефон, когда будете звонить, то представляйтесь фамилией, ну, скажем, Леонидова. Вас это устраивает?

– Да-да, конечно, буду звонить, как что-нибудь случится.

– Не надо, чтобы случилось. Наша задача – предотвратить всё в корне, а не допускать больших неприятностей. Ну и, самое главное, о нашей встрече никому не надо говорить. Я думаю, вы всё понимаете. Мы будем внимательно следить за вашими успехами в институте. До свидания! – С этими словами её «шеф», начальник, вышел из-за стола, протянул свою руку и крепко пожал. – Не забудьте, Алла, свой пропуск, без него вас не выпустят из здания.

– Спасибо, – только и сумела проблеять она и со всех ног рванула из кабинета.

Через некоторое время Аллочка заметила, что преподаватели стали к ней относиться ещё доброжелательней. Её выдвинули на руководящий пост в комитете комсомола института и за эту работу стали выдавать заработную плату. Небольшую, но по студенческим меркам и это было большим подспорьем в жизни.

Ближе к весне её назначили возглавить объединённый студенческий строительный отряд в городе Сочи, работать на чайных плантациях. В составе отряда были и иностранные студенты со своей интернациональной помощью. Но никакого распространения враждебной литературы не было замечено. Пока студенты собирали чай под палящим солнцем, Аллочка с генеральным директором чайного совхоза развлекалась на полную катушку и вскоре стала его официальной любовницей. В её распоряжении был личный автомобиль «Волга» с шофёром, и все её прихоти мигом выполнялись. Жила она отдельно от студентов, в комфортабельном номере совхозной гостиницы. Вместе с ней, за компанию, тут же проживала рядом комиссар строительного отряда, разбитная Ленка, которой, как и Аллочке, было всё равно, с кем она спит и кто её любит. А любили их многие из руководства совхоза. Пока студенты собирали чай, командир с комиссаром отсыпались в своих номерах. К вечеру за ними приезжали, и они для порядка, как бы со случайной проверкой, посещали студентов. Проводили очередной инструктаж, запрещали после десяти часов вечера покидать пределы проживания студенческого отряда. Ввели суровую дисциплину, а сами отрывались на полную катушку до самого утра.

Делегации в чайный совхоз приезжали почти каждый день со всей страны и даже из-за рубежа. Всех интересовал опыт выращивания чайного куста в условиях социалистических субтропиков. В Дагомысе произрастал самый северный чай в мире. Но это немудрено: если предыдущий руководитель партии и правительства пообещал выращивать кукурузу в Заполярье, то уж со сбором чая на Кавказе совсем не было никаких проблем.

Гостей встречали в специальном чайном домике. Построили фешенебельную гостиницу в псевдорусском стиле, со всеми кокошниками и самоварами. Там директор и угощал своих гостей коньяком из самоваров. Официантки были одеты в русские народные сарафаны, под которыми не было никакого нижнего белья, и они были готовы угодить любому гостю, лишь бы у того было желание. Со стороны эти девицы смотрелись как танцовщицы из хора имени Пятницкого. Часто в эти одежды облачались и Аллочка с Ленкой, когда гостей было много, а официанток не хватало. Да и форма официанток была больше прикрытием их основной древнейшей профессии. И на самом деле это были обычные проститутки, числившиеся в совхозе счетоводами или поварами и получавшие свою зарплату в кассе совхоза со всеми премиальными.

После приличного подпития гостей тянуло на подвиги, и они их совершали тут же, на втором этаже чайного домика. Вот тогда официанток и не хватало. Аллочка с Ленкой трудились, и по особому распоряжению директора их не приглашали в постель. Гостям заранее сообщали, что это любовницы директора, и те благоразумно не посягали на двух студенток. Правда, Ленку тот иногда просил особо поухаживать за одним из своих гостей. И она как могла ухаживала и исполняла его прихоти. В награду ей утром всегда приносили пухленький конверт с деньгами от самого директора. Аллочку в эти оргии никогда не втягивали. С ней спал только директор.

В один из таких тёплых южных вечеров в совхоз нагрянула очередная делегация, и среди этой толпы людей Аллочка заметила своего вербовщика, того молодого лейтенантика, который её в первый раз пригласил в КГБ. Он знаками дал ей понять, что они незнакомы друг с другом. Да и Аллочка особо не хотела светиться перед всеми. Улучив свободную минутку, чекист отозвал её в сторону и сказал:

– Я вижу, тебе здесь нравится работать, – и, чуть помедлив, добавил, – Леонидова. Пора и родине послужить.

– Да я всегда готова, – прошептала Аллочка, испугавшись, что за связь с директором её будут ругать, но куратор, как будто прочитав её мысли, сказал:

– Что с директором спишь – это очень хорошо. Мы даже сами не могли предположить, что такое может получиться. Продолжай в том же духе, но только с этой минуты делай полный отчёт о всех делегациях, посещающих этот бордель «Чайный домик». И особенно – с кем встречается директор, что говорит и о чём спрашивает. Очень много иностранцев стало посещать этот совхоз в последнее время. Странно даже. И вот ещё, обрати внимание вот на того иностранца, – сказал чекист и, развернув Аллочку, глазами показал на важного господина, разговаривавшего с директором. – Хотя он и говорит отлично на русском, но, по нашим данным, он агент одной вражеской разведки, действующий на территории России от имени торгового представительства. Если он тобой заинтересуется, а он должен, тот ещё бабник, – и, оглядев фигуру Аллочки в русском наряде, выразил восхищение, – то особо ему не сопротивляйся, ну и не отказывай, зароди в его душе надежду. Сейчас будешь каждую неделю мне давать отчёт со всеми подробностями. Ты же вечерами посещаешь студентов с проверками? – усмехнулся куратор. – Вот и дальше продолжай в том же духе, повышай дисциплину среди студентов. Там я тебя и буду встречать, ну, допустим, каждый вторник. Договорились?

– Договорились, – выдохнула Аллочка. У неё отлегло от сердца. Она-то думала, что её будут ругать за каждодневное бл…о, а тут похвалили.

– Да, ещё чуть не забыл. Я знаю, что в деньгах ты не нуждаешься, но я тебе привёз твою заработную плату из областного студенческого отряда. Потом в ведомости распишешься у нас. Поняла? Не забудешь?

– Нет, не забуду.

– Ну, теперь можешь идти, не забудь про задание, – и, отойдя от девушки, пошёл нетвёрдой пьяной походкой, приставая к каждой официантке.

«Вот это артист! – подумала Аллочка. – Как сразу преобразился. Был абсолютно трезвым, а сейчас никто и не поверит в его трезвость. Пьяный, и всё».

После разговора она влилась в общую суету чайного домика. Всё шло своим чередом. Одни официантки пропадали на некоторое время с одним из гостей, потом возвращались. Её комиссар Ленка довольно сильно набралась шампанского и оказалась в компании мужиков, среди которых был и её наставник, но тот даже и взглядом не выдавал своей принадлежности к конторе. Сидел пьянь пьянью и клевал носом в тарелку. Важный господин, за которым Аллочке порекомендовали присмотреть, вёл беседу с директором. Она почувствовала на себе его взгляд, обернулась, «вражеский агент» неотрывно смотрел на неё, и Аллочка улыбнулась ему, а тот выразительно показал наверх, дескать, пойдём разомнёмся. Помня слова своего куратора, она отрицательно покачала головой. Гость удивился.

В это время директор поднял голову и стал искать Аллочку среди гостей. Увидев её, он кивнул, и она поняла, что надо подойти к ним.

За столом директора сидели ещё четверо незнакомых Аллочке мужчин. Они переговаривались между собой на английском языке. Из их разговора она поняла – здесь пригодились её самостоятельные уроки английского языка, – что их интересует больше технология выращивания чайных кустов в субтропиках, в отличие от торгового представителя, который только и стрелял глазами в сторону официанток, и больше всего на Аллочку.

– Вот, познакомьтесь, господа, это моя помощница, можно сказать, хозяйка этого чайного домика. Она здесь мне помогает.

– Здравствуйте, – засмущалась Аллочка. – Что уж вы так меня представляете?

– Представляю так, чтобы не зарились на тебя. Знаю я их, на халяву не только водку пьют, им ещё русских баб подавай.

– Вы так, Григорий Степанович, не говорите, вдруг они вас понимают.

– Ни хрена они не понимают. У них лишь один вот этот господин по-русски говорит, да он в России уже лет десять живёт, а остальные приехали впервые в Союз, и всё им здесь в диковинку. Ты бы лучше Ленку сюда пригласила. У неё сегодня будет много работы. Ну, она девушка здоровая, справится.

Ленку не надо было долго уговаривать. Она уже успела пару раз подняться на второй этаж и как ни в чём не бывало продолжала веселиться в мужской компании. После слов директора, что Аллочка является его помощницей, коммерческий представитель понял, что ничего у него с ней не выгорит, и переключился на Ленку. Та, в отличие от своей подруги-блондинки, была некрашеная брюнетка, чёрная как смоль. У неё даже на верхней губе пробивались небольшие чёрные усики, что ещё больше придавало ей сексуальности. Бл…ю она была не по нужде, а в силу своих физиологических потребностей. Ну нравилось ей спать с мужиками да ещё за это иметь деньги.

Так потекли праздные дни с этой делегацией. Приезжали и другие делегации, но англичане остановились на месяц. Другим иностранцам тоже подобрали постоянных девушек, и те не хотели совсем уезжать к себе на родину, в Англию, к своим чопорным «ледям». Ленка так
совсем поселилась в номере у коммерческого представителя и окончательно забросила работу в студенческом отряде. Аллочке приходилось силой её стаскивать с постели и везти с собой по местам работы студентов. Вечно она не высыпалась и не хотела ничего делать.

Как агент Леонидова Аллочка каждый вторник встречалась со своим куратором и давала подробный отчёт в письменном виде. Никаких шпионских дел она не заметила со стороны своих иностранцев, но чекист постоянно её хвалил и говорил, что она даёт ему очень интересную и важную информацию.

К концу работы стройотряда, а уже приближался сентябрь, и пора студентам было возвращаться на учёбу, Аллочка с ужасом думала, что придётся вернуться в институт – и прощай, весёлая, беззаботная жизнь. Но директор заверил её, что даст ей самую хорошую характеристику и порекомендует её командиром на следующий год. Перед расставанием он подарил ей множество подарков, и все иностранного производства. Особенно Аллочке понравилась норковая шуба. Деньги ей за ударную работу официально, по ведомости, заплатили из кассы совхоза, и с кучей почётных грамот, благодарностей отряд посадили в два специальных прицепных вагона и отправили домой.

Так и началась двойная жизнь Аллочки. Она постоянно работала с конторой, писала подробные отчёты о поведении студентов, их учёбе, жизни в общежитии. Крутилась в гуще всех студенческих интересов, и временами её вызывали к кураторам и вручали денежную премию за успешную работу. С учёбой совсем не было проблем. На следующий год она снова вывезла строительный отряд в Дагомыс, опять повторились все эти многочисленные пьянки и гулянки, доносы и отчёты. Больше её уже не рекомендовали на должность командира. Она перешла успешно на выпускной курс, надо было готовиться к диплому и распределяться по месту жительства. Аллочке совсем не хотелось возвращаться в свой рабочий посёлок, и она только заикнулась о предполагаемом месте работы, как чекисты сказали, что её оставляют при институте на одной из кафедр, где она может заняться научной работой. Но заниматься наукой ей совсем не хотелось, и с неё особо и не требовали. На кафедре она вышла замуж за одного доцента, старше её на десяток с лишним лет, родила ему двоих детей и думала, что так и будет прозябать в должности преподавателя, как ей вдруг предложили – и она поняла, откуда идёт это предложение, – занять должность секретаря-референта на одном из секретных оборонных заводов.

От такого предложения было глупо отказываться, да и ей надоело быть всегда на виду у своего мужа-доцента и получать крохотную зарплату. Аллочке хотелось новых острых ощущений, а семейная жизнь её затягивала в омут житейских проблем. Она согласилась и с той минуты нисколько не пожалела. Мужчин на заводе навалом. Любовницей директора, как ей и рекомендовали, она стала буквально через неделю, но страсть была мимолётной. Он был настоящим трудоголиком, и ему просто не хватало времени заниматься посторонними делами, в том числе и сексом, на заводе. Когда Аллочка это поняла, то стала менять своих партнёров чуть ли не еженедельно. Только вот с Анатолием она серьёзно закрутила, даже иногда думала: «Уж не влюбилась ли я в него?». Но связь продолжалась, и Аллочке почему-то не хотелось менять его на другого мужчину.

В конторе сразу же узнали о её новом увлечении и только молча дали добро. Там уже привыкли к неугомонным выходкам своего секретного сотрудника. Она и там успела переспать со своим полковником, но больше никому не давала увлечь себя в постель, понимая, что здесь особо шутить нельзя. Вся карьера может разом закончиться, а с нею – все льготы и привилегии. Полковник несколько раз приглашал её на закрытые вечеринки с проверенными людьми, где о работе совсем не говорили, а отдыхали душой и телом. Ну и ему вскоре наскучили безумные сексуальные выходки Аллочки, и он больше к ней стал относиться как отец к дочери, а не как любовник. Только иногда предупреждал, чтобы особо не увлекалась мужиками, может и до мужа дойти.

Муж-доцент был увлечён своей научной работой и воспитанием двоих детей: девочки и мальчика. Он в них души не чаял, но постоянно работал над докторской диссертацией, и она, к его удивлению, стала быстро сдвигаться с мёртвой точки. Диссертацию включили в научный план, его приглашали на научные конференции с докладами, ректор благоволил к нему и порекомендовал стать преемником старого заведующего кафедрой, которого вот-вот должны были отправить на пенсию. Раньше научные журналы отказывали в публикации его научных статей, а тут посыпались официальные предложения с просьбой о печати.

Доцент так и не узнал, что причиной его возросшей популярности была его «верная супруга». Он думал, что его научные достижения являются причиной внезапного успеха. Ответ был гораздо проще. Неутомимые подвиги Аллочки на постельном фронте сыграли свою роль, и «органы» сделали всё возможное, чтобы супруг больше занимался наукой и не обращал внимания на похождения его красавицы жены.

Аллочка же постоянно снабжала информацией своих благодетелей уже о директоре завода, его заместителях и ведущих конструкторах. Никто не был обделён её вниманием. Иногда в приёмной конструкторы забывались и говорили громко о государственных тайнах, но Аллочка с невинным видом копалась в своих бумагах и всё подмечала, а потом докладывала куда следует. Санкции наступали незамедлительно. Болтливого сотрудника убирали с насиженного места, ставили другого, а первый так и не догадывался, по какой причине он был смещён. Никто даже не подозревал, что причиной всего является Аллочка, сексот (секретный сотрудник) органов.

Только до директора не могла Аллочка добраться. Тот был предельно осторожен, неболтлив и умел вовремя осадить вдруг заболтавшегося коллегу. Сказывались его давняя выучка, советская школа хранения государственной тайны и природная подозрительность. Хоть и имел Иван Петрович статус неприкосновенного, но органы хотели знать о его тайных желаниях и увлечениях, естественно ничего не афишируя.

Вот и сейчас Аллочка доложила своему куратору о невозможности узнать, о чём говорили директор с Анатолием. Полковника это нисколько не удивило. Он оставил без внимания её доклад и посоветовал быть осторожнее с расспросами, особенно с Анатолием. В какой уже раз он ей порекомендовал узнавать о всяких деталях ненавязчиво, беспристрастно, чтобы собеседник ничего не заподозрил.

«Главное – войди в доверие к собеседнику, и он тебе сам всё расскажет», – поучал он уже в который раз Аллочку. Так она и продолжала работать.

 

Глава 4. Детство Светланы.

Отдых в санатории КПСС

После того памятного разговора с директором Анатолия вызвали в местный комитет и вручили санаторно-курортную путёвку на трёх человек. На лице председателя профкома было ничем не прикрытое удивление. За всю историю существования профсоюзной организации на заводе это был первый случай, когда простому работнику, пускай и новоиспечённому заведующему новым конструкторским отделом, сделали такой подарок. Да ещё в летнее время, в самый курортный сезон, на Чёрное море, в один из закрытых престижных санаториев.

Но на путёвке была напечатана фамилия Мочалова, и сомнения никакого не было, что эта путёвка принадлежит ему. Расписавшись в получении, Анатолий позвонил домой и сказал, чтобы жена готовилась к сборам для поездки в санаторий. Время прошло незаметно. Через три недели они отправились на поезде в купе на юг. Малышка в дороге вела себя спокойно. Ей было всего полгода, и она всю дорогу спала и сосала грудь, благо молока хватало и не надо было особо подкармливать. Они в дорогу взяли различные питательные смеси, но прибегали к ним очень редко.

По прибытии на место молодую семью разместили в шикарном двухместном номере, где также находилась и детская деревянная кроватка. «Почти такая же, как у нас дома», – заметила Катерина.

В санатории было полно отдыхающих, и почти все с детьми грудного возраста и чуть постарше. Это был своего рода пансионат для грудных детей. В основном все оздоравливающиеся – дети высокопоставленных чиновников и директоров заводов. Были и семейные пары без детей, а также отдыхающие девушки и юноши. Сразу же образовались свои компании. С Анатолием за одним столом постоянно обедала одна молодая семейная пара, у которой ещё не было детей. Они с удовольствием разглядывали и ласкали малышку, и по их выражениям лиц было видно, что и они мечтают о собственном ребёнке.

Основным профилем лечения в санатории являлись сердечно-сосудистые заболевания, болезни опорно-двигательного аппарата и бесплодие. Если первые два направления были сугубо профилактическими, то лечение бесплодия как у мужчин, так и у женщин являлось основным направлением в работе лечебницы. И, судя по большому скоплению в нём семейных пар молодого и среднего возраста, лечение было эффективным.

Вся лечебная работа курировалась в санатории одной из ведущих кафедр московского вуза. Консультантами здесь являлись доценты и профессора. Они постоянно здесь работали вахтовым методом. И сами отдыхали, и людей лечили. Для Анатолия осталось загадкой, как директор сумел раздобыть ему путёвку в такой санаторий, куда простому смертному не попасть.

Но отдых есть отдых. С утра процедуры, потом пляж, море, обед, отдых, вечером снова на пляж. Так незаметно и пролетели двадцать четыре дня, и пора было возвращаться домой. Девочку они несколько раз окунали в море, загорали с ней под тентом, и она на глазах резко прибавляла в весе, заметно вытянулась, и к концу отдыха её было совсем не узнать. Стала немного загоревшей, как бы подтянутой и подвижной. За ней нужен был глаз да глаз. Она быстро ползала на коленках по пляжу и никогда не сидела на одном месте.

Но всё хорошее когда-нибудь кончается, и Анатолий с семьёй уехали домой, мечтая, что и на следующий год им удастся попасть в этот же санаторий. Но события последних дней показали обратное. По приезде домой Анатолий узнал, что старого директора перевели с повышением на новое место работы и на его место назначили нового варяга, присланного из Москвы.

Новая метла стала по-новому мести. Для новоиспечённого директора этот завод показался ссылкой. Ведь он уехал из Москвы в простой провинциальный город, где нет всех культурных и материальных благ. И начались на заводе реорганизации. Новый отдел Анатолия соединили с другим отделом, где новый директор поставил во главе своего человека из числа подхалимов и прихлебателей. Каждая планёрка начиналась с очередного разноса и ругани. Казалось, только Аллочку не коснулись все эти перестройки. Она по своей давней бл…й привычке поняла, что путь к шефу идёт через постель, и, зная о том, что у нового шефа семья осталась в Москве, быстро заняла её место. Того и уговаривать не надо было долго. Он неделю находился на заводе, потом уезжал на неопределённый срок в Москву. Устраивал разносы, грозил увольнениями, выговорами и прочими карами, но все правительственные задания выполнялись в срок, и скоро на высшем уровне поняли, что в отсутствие директора на заводе больше делается на производстве, чем в его присутствии.

Аллочка «стучала» каждый раз в свою контору. И, видно, больше прислушались к мнению старого сексота, чем к производственным успехам и рапортам директора. Как-то его в очередной раз вызвали в Москву, и уже больше на завод он не вернулся. Похоже, всё-таки установили у него в кабинете прослушку, и органы убедились, что такого самодура лучше не держать директором, а вернуть под покровительство в столицу.

 

Отступление от книги.

Безжалостная правда от автора

После увольнения варяга директором назначили главного конструктора завода, своего, доморощенного, проверенного, а главное – члена партии.

Коммунистическая партия Советского Союза, сокращённо КПСС, играла громадную роль в жизни советского человека.

Советская власть мечтала о построении коммунизма в одной стране, но дальше своих мечтаний не продвинулась, ограничилась построением коммунизма лишь у верхушки партийной элиты в СССР. Члены Политбюро ЦК КПСС уже давно жили при коммунизме, а остальной народ только мечтал об этих радужных перспективах. Распределение материальных благ и должностей шло строго по вертикали. По мере удаления от центра коммунизма становилось всё меньше и меньше, но среди простого народа постоянно выделялась одна социальная группа, объединённая под аббревиатурой КПСС. Без Коммунистической партии Советского Союза человек не мог ничего добиться в жизни. Только членство в партии являлось основным условием продвижения вверх по карьерной лестнице. И здесь не побоюсь предположить, что заветной мечтой каждого гражданина СССР было стать членом Коммунистической партии Советского Союза – КПСС.

Но мечты пополнить ряды коммунистов в семидесятые годы двадцатого столетия для многих так и оставались несбыточными. В основном ряды состояли из авангарда рабочих и колхозников-крестьян, а вшивая интеллигенция редко проникала в особый передовой отряд строителей коммунизма. Правда, заявления о приёме в КПСС писали и заместители директора, заведующие отделами и прочая трудовая интеллигенция, но эти заявления годами и десятилетиями пылились в архивах партийного комитета. В первую очередь принимали в партию рабочий класс. Желательно, чтобы этот рабочий был из далёкой глухой деревни, потом отслуживший в армии и не пожелавший вернуться в родное село и медленно спиваться на родных просторах животноводческих комплексов.

При выделении места так и говорили: «Дана разнарядка на одно место в партию для рабочего, проверенного заведующим отделом, проработавшего не менее десяти-пятнадцати лет на одном месте». Такое одно место для интеллигенции выделялось раз в пять лет. В основном продолжали принимать только рабочих.

Боялись в партии излишне умных членов, с быдлом же как-то легче было справляться. Оно, это 90-процентное большинство, по причине своей недалёкости редко задавало неприятные вопросы. Только всё одобряло да стопроцентно голосовало за любое предложение со стороны руководящих органов.

Проблем не было также вступить в ряды КПСС для студентов-общественников и военнослужащих срочной службы. Для врачей и учителей путь в партию был заказан. В студенческие годы приходила такая коммунистическая дубина, с партбилетом в кармане, после службы в армии или работы в колхозе, и её сразу же ставили на главенствующие общественные должности: комсорга, профорга, старосты курса. При незначительных способностях выбирали в факультетские или институтские комитеты комсомола. Обычно эти деятели не блистали большими знаниями, но они получали своеобразный карт-бланш для успешного обучения в институте. Аллочка благодаря такой бравой постельной службе при КГБ была сразу же принята в её ряды, даже без всякой разнарядки, без всякого плана.

Попробуй-ка студенту-коммунисту поставь двойку на экзамене! Хотелось бы посмотреть на такого преподавателя. В защиту студента-коммуниста сразу вступало партбюро факультета, а при необходимости – и партком института. А если студент являлся членом партбюро факультета? О, тогда, считай, он был неприкосновенным лицом. И мог совсем не заглядывать в конспекты и учебники. По крайней мере, четвёрка ему всегда была гарантирована.

При всеобщем прославлении и уважении армии большинство преподавателей оставалось при своём мнении, что два года срочной службы убивали остатки школьных знаний и формировали совершенно другого человека. Ведь кто шёл в восемнадцать лет служить в армию? Неудачники, не поступившие с первого раза в институт, должны были выполнять требования закона о всеобщей воинской обязанности. Никто добровольно не мечтал два года жить в казарме и подчиняться сержанту-деду. Но в то же время армия давала и ряд преимуществ при поступлении в институт, льготы при сдаче экзаменов, а с этим – постоянное получение стипендии и места в общежитии.

Аббревиатура КПСС в недалёком будущем совсем уйдёт из памяти народной, с последним вздохом веривших в идеалы коммунистов. Уже молодёжь не помнит, что праздновалось всем прогрессивным человечеством 7 ноября, а тем более не может понять, почему 4 ноября освободили русскую землю от польских панов. Только бывшие и нынешние коммунисты, уже объединённые в российскую коммунистическую партию, и празднуют 7 ноября. Школьники младших классов уже не учат стишки, посвящённые Великой Октябрьской революции, и 22 апреля не возлагают цветы к памятнику дедушке Ленину.

Семьдесят с небольшим лишком лет в головы всех людей вбивали, что «…социалистическая революция, о которой мечтали большевики, свершилась!». И уже чуть меньше двадцати лет вдалбливают, что никакой революции не было. Был контрреволюционный переворот, свершённый кучкой евреев-большевиков, одним грузином и вождём (здесь о национальности по сей день спорят, причисляя его к одной из волжских народностей) В. И. Лениным. Правда, о двух последних уже появились достоверные сведения, что к революционному восстанию они совсем не причастны и даже не знали, что Троцкий со своими дружками захватил власть в России.

Написал эти строки и ужаснулся. За эти слова ещё двадцать пять лет назад валил бы лес на одной из делян Крайнего Севера или прозябал бы на койке в одной из психиатрических больниц, рассуждая в полуобморочном бреду о достижениях социализма с такими же «больными» гражданами. Но свежий ветер перемен, выдохнувший вместе со свежестью все пороки капиталистического общества, окутал сознание каждого человека и выветрил все пережитки социализма.

Россия встала на путь перестройки, гласности, ускорения, приватизации, ваучеризма и разграбления всей страны вместе с остатками нового мышления. Всё, что до недавнего времени было святым, стало просто враждебным и еретическим. Но мы не будем сейчас говорить о доставшихся нам пороках, а поговорим о недалёком прошлом.

В сознание людей тех лет, всего каких-то двадцать пять – тридцать лет назад, систематически вбивалось, что «партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи». Выше и лучше этой организации ничего нет на свете. Это авангард народа, и быть в его рядах считалось большой честью для каждого гражданина Советского Союза.

Главным руководящим органом коммунистов являлось партийное собрание, а в масштабах всей страны – пленумы и съезд. Если какой-нибудь из смертных удостаивался чести быть делегатом одного из партийных съездов, то в служебной характеристике наряду со всеми регалиями обязательно упоминалось: «Являлся делегатом такого-то съезда партии!». Злые языки, а они и в те времена были, говорили: «Повезло же депутатам, им там, в спецбуфете, большие подарки сделали, а главное – выдали бесплатно по пыжиковой шапке!».

Но мы не будем рассуждать о делегатах съездов, а вернёмся к нашему собранию. Партийные собрания были закрытые и открытые. Если на первых присутствовали только члены партии с кандидатами, то на открытых партийных собраниях в обязательном порядке должны были присутствовать все заведующие отделами, активисты-общественники, начальники цехов, конструкторы и всякая несознательная беспартийная масса.

Некоторые собрания начинались по открытой повестке, а потом переводились в закрытый режим. Как это происходило? После основной повестки дня председатель собрания с таинственным видом сообщал, что беспартийные должны покинуть аудиторию, так как переходим к обсуждению особо секретной директивы ЦК КПСС. И вот со своих мест поднимались убелённые сединами заслуженные производственники, по своим идейным убеждениям не вступавшие ни в какую партию, хоть она и была в единственном числе, а на них с нескрываемым удовольствием смотрели бывшие демобилизованные коммунисты, разнорабочие, уборщицы и всякая другая партийная прослойка. Это было своего рода унижением для убелённых сединами ветеранов. Таким образом им лишний раз показывали: «Не захотели вступать в партию? Вот и покиньте помещение». Не стерпев такого унижения, прославленные ветераны больше не ходили на партийные собрания, найдя тысячу причин и отговорок не посещать эти сборища.

И правильно делали. Немудрено, что вся эта партия вскоре развалилась.

А главное, какие же секретные директивы разбирались на закрытом партийном собрании? Письмо или обращение ЦК КПСС по поводу усиления борьбы с пьянством, о плохом собирании членских взносов, о некоторых случаях взяточничества среди чиновников, об укреплении трудовой дисциплины, о борьбе с религией, моральном разложении общества и прочее, прочее, прочее. Вопросы самые разнообразные, никаких секретов там и не просматривалось. Но главное – как было подано! Постоянно надо было с кем-то и с чем-то бороться! Вот и доборолись… А коммунизма мы так и не построили…

Анатолия ещё в бытность работы простым конструктором хотели принять в члены КПСС, но потом, когда он уже стал руководить лабораторией, от него отстали, хотя заявление он написал, и секретарь парткома сказал, что надо ждать разнарядки. Но разнарядка так и не пришла. Со временем о нём забыли, а заявление продолжало пылиться в архивах партийной организации.

Да и не до партии было сейчас Анатолию. Государственные задания следовали одно за другим. Не успевали сделать одно, как требовали внедрить в производство другое. Весь отдел дневал и ночевал на заводе. Новый директор уделял усиленное внимание работе коллектива. Не забывал про премии, награждал грамотами, но зарплаты уже стало не хватать. Дочка росла, жена не работала и не хотела никуда устраиваться по своей специальности. После курорта она почувствовала себя гранд-дамой и так же, как и сынки и дочери высокопоставленных чиновников, не желала себя утруждать. Сказались врождённая деревенская лень и принцип: «Мне все должны, а не я вам!».

От вечного пребывания одной дома с ребёнком жена стала прямо на глазах меняться в худшую сторону. Её уже не радовала дочь со своими детскими капризами. Да и муж постоянно задерживался на работе и частенько приходил навеселе, хотя новый директор категорически запретил распивать на рабочем месте. Екатерина стала испытывать необъяснимые приступы ревности к Анатолию, хотя он в последнее время перестал встречаться с Аллочкой (у неё появился другой фаворит из числа новых инженеров). Своими сексуальными пристрастиями она буквально измотала Анатолия. Да тут ещё жена. Когда надо было ревновать, не ревновала. А когда не стало повода, буквально взбеленилась.

Да и с Аллочкой он нашёл повод расстаться. Как-то зашёл в кабинет директора по старой привычке без приглашения, а дверь в приёмную была не заперта. Тут он и застал секретаршу в объятиях нового фаворита. Изобразив на лице гнев, Анатолий, хлопнув дверью, выбежал прочь, а Аллочка ещё посчитала себя виноватой и слегка повинилась перед ним, объяснив, что у неё появился новый избранник и о прежних отношениях надо забыть, и пожелала остаться друзьями. Анатолию только это и надо было. Жена со своими ревностными придирками просто довела его, а как расстаться с любовницей без особых для себя последствий, он не знал. Ругаться же с Аллочкой просто не было смысла. Все на заводе знали, что если она кого невзлюбит, то обязательно от него избавится. Новый директор так и не стал постоянным любовником своей секретарши, так как проработал на заводе со дня его основания и был в курсе всей любовной деятельности своей помощницы и её похождений. Да и она не шибко хотела связываться со старым кадром. Ей постоянно требовался кто-то новый.

Но когда он расстался с секретаршей, то Анатолия стала страшно ревновать жена. Придиралась по любому поводу, лазила по карманам, искала чужие волосы, принюхивалась к одежде, пытаясь уловить запах чужих духов, следы помады и прочие женские мелочи, по которым можно было догадаться о неверности супруга. Но ничего не находила, что приводило её ещё в большую подозрительность и ярость.

Анатолий не мог ничего понять. Ещё недавно любящая супруга, внимательная мать превратилась в настоящую мегеру, закатывающую истерики и скандалы по любому поводу. Чем больше жена злилась на него, тем больше Анатолий отдалялся от неё. Стал уже без всякого повода задерживаться на работе, даже если и не было в этом большой нужды. Директор иногда насильно заставлял его идти домой, в семью, но Анатолий ссылался на всевозможные причины и оставался на работе, лишь бы не видеть свою супругу.

Та же от безделья и скуки изнывала и не знала, куда направить свою энергию. Тем временем дочка подрастала, была подвижной, весёлой, жизнерадостной, научилась быстро ходить и стала разговаривать очень рано, что приводило в неописуемый восторг отца. Он уже подумывал уйти от жены, но дочка всё время его удерживала от этого поступка.

С Екатериной он пытался несколько раз говорить, чтобы она перестала его ко всем ревновать, а лучше бы шла на работу, а не выдумывала про него всякие небылицы. Та не хотела ничего и слышать о работе: «А кто останется с ребёнком? Кто за ним будет смотреть и ухаживать?».

Но когда Свете исполнилось три года и встал вопрос о детском садике, оказалось, что заводской садик очень далеко находится от дома, что неудобно было для Анатолия, а Катерина, всю жизнь прожившая в деревне, не признавала езду в общественном транспорте и измеряла все расстояния своими шагами. Тут и посоветовала соседка устроиться в садик, находившийся прямо во дворе их дома, поваром. Она прочитала объявление: в этот садик срочно требовался повар – и, соответственно, выделялось место для ребёнка.

На семейном совете решили не упускать такой возможности. Екатерину взяли без проблем в садик поваром и предоставили место её ребёнку. Теперь она рано утром одевала Светлану и вместе с ней шла прямо на работу. Ребёнок был под присмотром, всегда накормлен и одет, и мать была всегда рядом. Казалось, все проблемы были решены. Но Катерина по-прежнему ревновала Анатолия к каждому столбу. Когда ему выделили путёвку в санаторий одному, то она закатила такой скандал, что ему пришлось отказаться от путёвки, толком не объяснив в местном комитете причину отказа. Вдобавок ко всему у него стало пошаливать сердце. Нет-нет да и прихватит острая боль. Выпьет корвалола – сердце отпустит. Наследственность у Анатолия была очень плохая. Отец рано умер от инфаркта, ему едва исполнилось пятьдесят лет. Его старшие братья, а их у него было двое, тоже постоянно жаловались на сердце. Надо было серьёзно обследоваться, сдавать кучу анализов, хотя бы электрокардиограмму раз в полгода делать, но Анатолию всё было некогда. Работа, работа и ещё раз работа. Первый звонок прозвучал для него, когда он с коллегами задержался допоздна на работе. Надо было срочно завершить монтаж нового узла, директор обещал хорошие премиальные, а дома уже каждый день были скандалы. Катерина не верила, что можно допоздна находиться на рабочем месте. Своим деревенским умом она не могла понять, что можно остаться на сверхурочные. Для неё главное было накормить детей, собрать все излишки продуктов – и поминай как звали.

С этими продуктами она вначале только ссорилась на кухне. Работавшие с ней повара стремились недовложить граммы в порции детишек. Если варилась каша, то в порции клалось минимум сливочного масла, если готовили котлеты, то старались мясо побольше разбавить хлебом. Воровство процветало в широких масштабах. Заведующая садиком знала обо всех этих нарушениях, пробовала с ними бороться, но если уволить одного, то и другой повар будет воровать. Зарплата же маленькая, и в детский садик устраивались не с целью зарабатывать деньги, а лишь побольше стащить продуктов.

В стране постоянно устраивали рыбные дни. В магазинах надо было отстоять огромные очереди, чтобы купить молоко, сметану, творог. Всё было, но в таких мизерных количествах, что если не успеешь занять очередь пораньше, примерно в пять-шесть утра, то к открытию магазина уже ничего и не достанется. А чем детей кормить? Вот все и выворачивались. Доставали всё через знакомых и родственников. А кто работал в столовой, детском саду, любой точке общепита, тот полностью обеспечивал продуктами свою семью. Не надо было стоять в очередях и переживать, что тебе не достанется лишняя пачка творога.

Этот дефицит и порождал систематическое воровство везде и во всём. Про мясо совсем нечего было говорить. Его в магазинах просто не было. В основном все покупали его на рынке. Если же выбрасывалась колбаса на прилавок, то её мигом раскупали. Даже котлеты, эти жалкие полуфабрикаты, состоявшие в основном из хлеба, умелые хозяйки смешивали с настоящим мясным фаршем и лепили по-новому.

Так появлялся в котлетах мясной запах и они не разваливались на сковородке во время жарки.

Катерине было вначале трудно привыкнуть ко всем этим «художествам» со стороны своих коллег. Ей казалось жестоким обкрадывать детей, в том числе и свою Светланку, но, как-то вечером зайдя в магазин и не купив никаких молочных продуктов, она постепенно смирилась с тем, к чему её с первого дня толкали другие повара, стала каждый день набивать сумку продуктами. Здесь были и котлеты, не съеденные детьми по причине отсутствия в детском садике из-за болезни. Калькуляция меню составлялась за день, но в назначенный день половина детишек могла по причине болезни не прийти, а продукты были отпущены кладовщицей полностью. И не выливать ведь то же молоко на помойку!

Дети же всегда были сыты и никогда не жаловались родителям, что их плохо кормят в садике.

Анатолий не спрашивал, где его жена достаёт продукты. Всю зарплату он отдавал Катерине, а та экономно её расходовала или задавалась целью скопить на новую стиральную машину либо какой-нибудь бытовой прибор, нужный в семье.

Первый скандал произошёл, когда Анатолий поинтересовался:

– Катя, а ты где масло умудряешься покупать? В каком магазине? У меня сегодня на работе мужики жаловались, что не могут нигде достать сливочного масла. У моего заместителя язвенная болезнь желудка, и ему, кроме масла, ничего нельзя употреблять в пищу, сразу же начинается обострение. Вот он у меня и спросил: где, мол, твоя жена покупает?

Катерине надо было придумать какую-нибудь легенду, что достала через знакомых несколько килограммов по случаю, на этом разговор и закончился бы. Ведь Анатолий не совал свой нос в холодильник и никогда не спрашивал, откуда, мол, эти продукты. Утром на завтрак мажет хлеб маслом и считает, что это всё свободно в магазинах продаётся. Но жена не подумала соврать, взяла и сказала:

– Да из детского садика!

– У вас что, в садике маслом торгуют? – удивился Анатолий.

– Так уж и торгуют! Скажешь же тоже. Остатки остаются после детей. Вот мы их с собой и забираем.

– Выходит, что вы воруете? Обкрадываете детишек? – от мысли одной, что его жена участвует в краже, у Анатолия закололо внутри. Он схватился за левую половину груди, стал судорожно хватать воздух ртом, но облегчения не наступало. Лицо его побледнело, на лбу выступили капельки пота. Катерина, увидев мужа в таком состоянии, испугалась:

– Толя, что с тобой? Какого лекарства тебе дать?

Но её муж с ненавистью смотрел на неё, и она смогла лишь разобрать: «Пошла вон, ворюга!».

С трудом нашла она в буфете таблетку нитроглицерина, сунула Анатолию под язык и заставила его улечься на диван. Но боль полностью не проходила. Стала вызывать по телефону скорую помощь, но от волнения не могла назвать правильно свой домашний адрес. Анатолий, бледный, лежал на диване и шумно дышал. Екатерина всхлипывала около него, но ничего не могла сделать. Скорая не приезжала. Маленькая Светлана бегала радостно около отца и не могла понять, почему он с ней не разговаривает и тяжело дышит. Но наконец приехала скорая, врач снял прямо дома электрокардиограмму и поставил предварительный диагноз: стенокардия, предынфарктное состояние.

Вызвали санитаров с носилками. Анатолия с осторожностью погрузили на них и увезли на скорой помощи в больницу. Катерина попросила соседку посидеть дома с ребёнком, а сама поехала с мужем.

В больнице диагноз подтвердился. Анатолию диагностировали инфаркт миокарда и сказали, что он проведёт на больничной койке не меньше двух недель, а то и больше.

На заводе все переполошились. Ведущий конструктор слёг в больницу, да и с таким ещё страшным диагнозом. Директор поднял на ноги все свои связи в Москве, и ему ближайшим самолётом доставили необходимое лекарство, которое в их городе было не достать. Сразу же издал приказ, чтобы на рабочем месте никто не задерживался больше положенного времени, так как посчитал, что у Анатолия инфаркт связан с работой, на которой он буквально дневал и ночевал, вот организм и не выдержал такой нагрузки. Только близкие друзья Анатолия знали, что все его основные беды связаны не с работой, а с его отношениями с женой.

Об авторе:

Врач-стоматолог по образованию, кандидат медицинских наук. Занимается литературной деятельностью на протяжении последних двадцати лет. Опубликовал в печати более тридцати книг. Является автором более 300 рассказов на различные темы. Постоянно размещает свои печатные труды на медицинских форумах «МирВрача» и «Доктор на работе». Финалист литературной премии имени Н. С. Лескова в номинации «Роман» (2021).

 

 

 

 

Опубликовано в альманахе «Российский колокол» № Премия Лескова 2022 - 1.
Размещено на сайте 10.05.2022 в 15:54.