Единичное множество, или Инструкция для «красавчиков»

Людмила ЮХАНССОН | Проза

Глава 1. Парадоксы аксиом

– Через любые две точки можно провести прямую, притом только одну. Если две прямые имеют общую точку, то через них можно провести плоскость, притом только одну. Ну, вы это и без меня знаете, раз уж вы здесь сидите… – сказал профессор и прошелся своим цепким взглядом по лицам студентов, которые сидели в битком набитом амфитеатре академии. Он любил запустить в аудиторию банальность, чтобы собрать в одну точку внимание таких разных и пока еще незнакомых ему умов. Он получал массу информации, следя за реакцией и выделяя тех, кто в дальнейшем точно будет его слышать и, возможно, захочет решить не решенную им самим задачку.

– А если посмотреть на глобус, то их бесконечное множество… – заметил рыжий смешливый паренек с самого верхнего ряда амфитеатра.

– Но тогда они будут изогнутыми, молодой человек…

– Это зависит от того, откуда Вы смотрите, профессор…

– Я смотрю со стороны кафедры… и вижу, что такая прямая будет изогнутой!

– Это потому, что Вы на ней не стоите, профессор, – не унимался рыжий.

– Если Вы посмотрите на центральную ось глобуса, то увидите, что две крайние точки соединяет только одна прямая… – начал улыбаться профессор, и в его глазах мелькнул загадочный огонек.

– Через эту прямую проходит бесконечное количество плоскостей, профессор, и…

Профессор попытался рассмотреть паренька «с последней парты», но тот сидел слишком высоко. Копна рыжих курчавых волос горела, подсвеченная юпитерами, и мешала рассмотреть лицо.

– Хм… Вот к завтрашнему дню начертите мне, пожалуйста, на плоскости… то, что Вы увидите, если будете стоять на точке экватора, – сказал профессор и улыбнулся в пушистые рыжие усы. – А мы продолжаем. Итак…

«Хотя если изогнуть плоскость, то прямая, расположенная на ней, будет изогнутой только относительно стороннего наблюдателя… О черт… не морочьте мне голову! – подумал профессор и еще раз взглянул на рыжего паренька. – Да… совершенно новое поколение. Они не учились выписывать буквы… “рука – к перу, перо – к бумаге…”. Их учили сразу выписывать мысли, быстро, четко, на ходу заменяя слова более точными. Их мысль летит с другой скоростью, ей не нужно материализовываться на бумаге, чтобы анализ и синтез соединились. Они это делают виртуально, у них другой способ мышления. То, на что я потратил годы в библиотеках, добывая по крупицам драгоценные детали и соединяя их тонкими нитями размышлений, они получают за пятнадцать минут серфа. Двухлетний ребенок пальчиком пытается листать на экране телевизора – он так привык, играя с планшетом, и считает он ментально быстрее калькулятора… Что я могу предложить, чтобы они загорелись поиском, в какой реальности они будут жить через тридцать лет?.. В каком объеме нужна им история, чтобы идти дальше и не зарваться, не обрубить сук, на котором сидят?..

Перед ним были молодые люди, у них были новые вопросы – на них он мог попытаться что-то ответить. Надо к ним присмотреться повнимательнее, среди них должны быть собеседники…

«Старые аксиомы начинают рассыпаться понемногу… “Икар поднялся так высоко, что его крылья расплавились и…” – при минус двухстах семидесяти градусах Цельсия? Или он пролетел сто пятьдесят миллионов километров, чтобы стало потеплее?.. Парадоксы аксиом… в них всегда есть повод для пытливого ума…»

 

Глава 2. Проект

День клонился к вечеру и был хмурым и противным, несмотря на то что солнце все еще светило. Из-за старого перелома болела рука. Хотелось чего-нибудь выпить, чтобы согреться и успокоиться. Майя задернула занавески, достала бутылочку своего любимого, включила новый компьютер и надела наушники.

В комнате стало привычно темно, прохладный напиток был ароматным и приятным на вкус, и она начала понемногу успокаиваться.

Вот так всегда, когда что-нибудь срывалось, начинала болеть рука, никого не хотелось ни видеть, ни слышать. И тогда она закрывалась в своей комнате и включала «компис» – так она называла свой компьютер: мой друг. И ведь чувствовала же, что не надо было связываться с этим агентством, все как-то сразу пошло наперекосяк, да и Даг говорил, что слишком много они обещают, не может все сложиться так быстро, как она хотела. И вот вчера вечером она разорвала контракт, полночи мусолила, что надо было сказать на прощанье тому агенту. Она из-за них потеряла слишком много времени, да и денег за два месяца – тоже.

Черный экран на стене подмигнул, помелькал, внутри у комписа что-то прохрюкало, и появилась Ирис…

– Чем могу помочь?

– Найди мне квартиру.

– В какой части света тебе хотелось бы?

– Давно я не была в Париже, там сейчас должно быть тепло…

– В какой части Парижа тебе хотелось бы?

– Поближе к Нотр-Дам. Хочу еще раз получше рассмотреть те самые витражи, ну, ты знаешь…

– Конечно! Ожидание пять минут.

Майе очень нравился большой экран нового компьютера, купленного на последний гонорар. Она выполнила очень большую работу не так быстро, как хотелось, но результат устроил заказчика.

Мир переставал существовать, когда она сидела даже за своим стареньким компьютером дни и ночи напролет. А теперь был полный восторг от нового скоростного компьютера, и она тестировала его на выносливость. Реальность перехлестывала все ожидания. У нее освободилось время для своего проекта. Он был ее давней мечтой – путешествовать без чемодана, вечно забитого вещами, которые оказывались лишними в поездке, но чего-то нужного всегда не хватало. Все время что-нибудь ломалось: то ручка у чемодана, то дурацкие колесики, то вообще чемодан пропадал в недрах чужого самолета, и приходилось ждать его возвращения пару недель, иногда уже дома… В общем, треш…

Все программы, которые она протестировала, не устраивали. Виртуальность была какая-то ущемленная, всегда напоминающая, что находишься в программе, которую прописали не так, как тебе хотелось бы. И когда выскакиваешь из программы, то все реальное вокруг начинает раздражать еще больше: своей медлительностью и неповоротливостью. Теперь ее собственная программа удивляла и давала возможность наслаждаться плодами свершившейся мечты. Она написала ее довольно быстро, но в процессе тестирования всплыли детали, которые она хотела доработать.

Экран занимал половину противоположной станы, так что сидеть можно было на удобном диване и давать задания Ирис или щелкать клавишами, когда надоедал ее полумеханический голос. Изображение расплывалось по комнате, окутывало со всех сторон так, что даже боковым зрением нельзя было подглядеть за край видения. Его сопровождали звуки, которые были такими явственными, что хотелось оглянуться, если раздавался гудок паровоза из какого-нибудь далекого прошлого. Теперь она могла путешествовать за все тридевять земель, в любое тридевятое царство, тридесятое государство.

Когда Ирис растворилась, на экране появились виды Парижа. Он обволакивал ее со всех сторон. Майя начала бродить по знакомым улочкам, указывая красным лучиком, куда надо свернуть, или останавливалась, зачарованная знакомыми панорамами. Она хотела бы посидеть за столиком около маленькой кофейни, но на экране вместо него уже всплыла Ирис…

– Ты не устала бродить? Давай посмотрим то, что я нашла! Думаю, тебе понравится. Это из последних предложений у старых виртуалов. Я тебе оставлю папочку, ты полистай сама, я скоро вернусь.

Майя взяла лазерную указку и стала открывать закладки Ирис. Ей понравился дом напротив Нотр-Дам, на другой стороне реки. Отсюда открывается великолепная боковая сторона собора с витражами. Она поднялась по широкой лестнице на последний этаж и вошла в квартиру… Ирис угадала то, что Майе было нужно именно сейчас!

Квартира была полной противоположностью того, что Майя любила. Просторная, светлая, почти пустая, но в ней было все необходимое: большая гостиная, спальня, ванная комната и кухня, правда, без окон, но из нее через окно гостиной был виден собор! Майе сейчас именно это и было нужно…

– Ну как тебе? – спросила Ирис.

– Берем! Сколько стоит?

– Смотря как долго ты хочешь здесь побыть.

– Пару дней пока, там видно будет. И закажи мне большой экран в спальню.

– Хорошо, я все улажу. Счет пришлю. Оплати сегодня.

– Окей!

Ирис растаяла, и экран погас.

Майя сварила кофе, отодвинула занавеску и вышла на балкон. Солнце зашло, день был все тот же, но уже не казался таким хмурым и противным. Она вернулась в комнату, задернула занавески и решила немного поспать, пока на улице не стемнеет. Немного кофе никогда не мешало ей заснуть, а привычка работать по ночам въелась не только в мозг, все тело теряло способность шевелиться, и в семь часов вечера она засыпала автоматически, без малейшей возможности сопротивляться.

 

Глава 3. Собор

Проснулась она от звонка в дверь. Короткий тяжелый сон не принес облегчения, и надо было начинать все сначала, искать новое агентство, чтобы попытаться вырваться из шумного города. Ее работа не зависела от того, где она находится.

Кто-то трезвонил как сумасшедший… «Кому еще не спится ночью?» – подумала она.

Дверь не пришлось распахивать широко – рыжий паренек проскользнул внутрь, как летний ветерок. Уже не юнец, но такой же тонкий, звонкий и взъерошенный. У него была дурацкая привычка тормошить свои волосы, когда он рассуждал, а причесываться он не считал обязательным.

– Ну что, купила что-нибудь?

– Да!

– Какой-нибудь «антиквариат» на окраине Лондона…ха-ха?

– Нет! У меня сюрприз! Ирис опять угадала, что мне нужно сегодня… Чердак напротив Нотр-Дам!

– И на сколько?

– На пару дней!

– И за сколько?

– Не спрашивай…

– Куда пойдем? Ты отоспалась?

– Вроде да… Садись! Ты этот компис еще не видел, это новый!

Она нажала на кнопку, и появилась Ирис.

– Чем могу помочь?

– Открой Нотр-Дам.

– Ожидание десять секунд, – прочирикала Ирис.

– А ты квартиру-то покажешь? – спросил Даг.

– Потом, подожди… Смотри!

Они стояли перед собором. Все было как на картинке из рекламного журнала.

Собор был подсвечен и таинственно вырисовывался на темном небе. Он был невероятен: грандиозен, тяжел и легок одновременно. Его тяжелое тело как будто вросло в эту землю, вцепившись своими древними корнями в остров. Он стоял недалеко от края реки, не желая в ней отражаться. Его можно было рассматривать бесконечно, столько деталей и смыслов было вложено в него с самой первой страницы его жизни.

Они были одни и входили в собор медленно. Сначала казалось, как будто что-то тяжелое наваливается сверху, но, когда продвинулись еще немного вперед, собор «распахнулся», и они замерли от удивительной легкости и света. Собор дышал, светился своими загадочными витражами. Что-то мистическое чувствовалось в воздухе – призраки ушедших времен…

Они шли по боковым нефам вдоль собора, мимо огромных колонн… Горели свечи, но ладаном не пахло… Свет вливался через высокие окна, разноцветные стеклышки витражей, разбиваясь на все цвета радуги, расцвечивали причудливые сюжеты Писания.

– Смотри, на какие фигуры разбита верхняя часть окон, – сказал Даг. – Они все разные. Каждое окно имеет свою тему. В главной, верхней, части окна разные геометрические фигуры. В одном квадрат с ромбом внутри и четыре полусферы держат его, как неумолимые стражи. В другом окне главное – трилистник, а вот в том – шестилистник и пятилистник рядом, вон в том, в правой нише, вверху – пятилистник и перечеркнутый внутри крестом квадрат с полусферами, но без ромба внутри…

Они стали искать другие геометрические фигуры и нашли все двенадцать! Прошли в центральную часть собора. С двух сторон в окна были вставлены великолепные круглые витражи. Два огромных цветка раскрыли свои многочисленные лепестки, вобрав в себя все из витражей больших окон, которые окружали собор и были даже позади алтаря… В этих двух витражах была сокрыта древняя тайна, разбитая во времени на осколки и разбросанная по всему миру. Здесь она была в своем перво­зданном величии. Два цветка не были просто красочным украшением, пропускающим свет в сердце собора. Они были разными: начиная с самой сердцевины каждый из них рассказывал о своем, сакральном, известном только самым посвященным хранителям тайны Божественного творения. Многие пытавшиеся приблизиться к этой тайне исчезали бесследно…

Майя подошла к золотому ларцу, украшенному такими же сакральными знаками. Кто знает, какую недоступную прихожанам тайну он хранит… Знаки и символы на ларце не могли быть случайными, церковная утварь не терпела праздных закорючек.

Экран мигал, приближая и увеличивая детали украшений, резьбы, витражей и все, на что указывал красный луч указки.

Даг попросил:

– Сделай скрин витражей, у меня есть к ним вопросы…

Пошло немало времени, пока они бродили по собору, но уходить не хотелось…

– Ваше время истекло, – сказала всплывшая на экране Ирис.

– Окей. Мы вернемся сюда завтра. Сейчас мы хотим прогуляться по городу, – прошептала Майя.

– Ожидание одна минута, – сообщил все тот же голос, спрятанный где-то в недрах паутинных связей «сложного целого» компьютера.

Экран подмигнул, распахнулся, и они очутились на берегу Сены, у маленькой пристани. Небольшой кораблик приближался медленно, только немного притормаживая у пристаней, и надо было успеть заскочить на него.

С реки город казался совсем другим: более загадочным, не очень знакомым. Все, что они знали о Париже, было на своих местах, но производило совсем другое впечатление. Новые ракурсы, ночные подсветки меняли облики знакомых зданий. Нотр-Дам парил над колышущимися огнями улиц и мостов, а Эйфелева башня, подсвеченная огнями, казалась новогодней елкой и приближалась, как в кино. Кораблик плыл через город или город плавно скользил мимо них… Они спрыгнули на широкую пристань, пока судно притормаживало. Поднялись на последний этаж башни, чтобы полюбоваться панорамой города.

Эйфелева башня приближалась, как в кино. Они поднялись на последний этаж полюбоваться панорамой города. Он переливался огнями, они подмигивали, как будто хотели привлечь внимание каждый к своему будоражащему воображение месту. Нотр-Дам немного потерялся в море этих огней, его закрывал чистильщик окон, который висел на страховке и улыбался им.

На площадке им предложили виртуально выпить по традиционному бокалу шампанского, но… Майя опять почувствовала раздражение от невозможности получить это удовольствие в виртуале, от того, что ее программа не могла дать хотя бы обонятельного ощущения. Она предложила Дагу спуститься в панорамный ресторан «Жюль Верн», в котором бывала раньше, в первой реальности.

Майя нажала золотую кнопку, которой она пометила вызов Ирис.

– Я думаю, вы проголодались. Где хотите поужинать? – уточнила помощница.

– Даг, здесь есть ресторан «Жюль Верн».

– А там готовят лягушек? – засмеялся он.

– Не смейся, тебе там понравится…

– Ирис, мы настроены погурманить под облаками! Закажи нам меню «Опыт» с тремя переменами блюд на мой адрес.

– Я все улажу. Ожидание двадцать минут, вы успеете еще поболтать, – проговорила Ирис и растворилась. Через секунду она вернулась. – Вам повезло, ваш счет попал в голубую зону, половину оплачивает Ирис. Счет пришлю. Оплати завтра, – выпалила привычный текст Ирис, и экран погас.

Они «выскочили» из программы и оказались в абсолютной реальности, в полной темноте.

Даг начал было вспоминать промахи с агентством, но Майя быстро переключила его на свою новую программу.

– Скажи, что тебе не очень нравится.

– Все здорово, просто жрать хочется… Откуда так аппетитно запахло?

– Ну что ж, придется немного подождать… В ресторане было хорошо, но виртуальное путешествие не снимает чувства голода. Надеюсь, реальная служба доставки работает четко даже ночью… – немного грустно пробурчала Майя. – В моей программе есть «дырочки», которые я хочу доработать, только надо посоветоваться кое с кем насчет виртуального обоняния. Оно у всех работает по-разному. Хотя… – Майя запнулась, не успев договорить, так как в дверь позвонили – явился разносчик заказов.

Большая корзина, точно такая же, как в ресторане «Жюль Верн», была напичкана коробочками, баночками, небольшими термосами и бутылочками.

Накрыть реальный ужин не заняло много времени. Все было вкусно и деликатесно!

– Хватить жрать… Пойдем, я тебе покажу мою квартиру, – заторопилась Майя. – Мы еще успеем к восходу солнца!

Она нажала на кнопку и попросила:

– Ирис! Мы хотим посмотреть мою квартиру.

– Ожидание три минуты.

– Говорящая матрешка… Всегда надо ждать… – пробурчала Майя. – А интересно было бы, если б она выскакивала по принципу матрешки… ха-ха. Надо обдумать, идея мне нравится!

Только они успели отнести посуду на кухню, как замигал экран… Они очутились опять в Париже, в мансарде, напротив Нотр-Дам.

Квартира была превосходная! За окном уже дрогнул рассвет, небо быстро бледнело, и начал показываться золотистый край светила. Оно поднималось из-за собора и оживляло все вокруг! Смотреть на него было невозможно. Река перед собором заискрилась, и утро напомнило о своих правах. Все задвигалось, зашуршало, засуетилось…

Время в Париже пролетело незаметно. Вначале им казалось, что его еще много, и Даг с Майей бездельничали – бродили без всякого плана. Но потом вдруг оказалось, что второй день подходит к концу, и они помчались осматривать закоулки Парижа и непопулярные у туристов места.

– Даг, неужели прошло два дня? – спросила Майя.

Ирис выскочила на экран как черт из табакерки.

– Последний вечер. Было бы предусмотрительно подумать о планах на следующий день, чтобы сократить время вашего ожидания.

– Она как будто подслушала мои мысли… – задумчиво сказала Майя. – Спасибо, Ирис! Мы подумаем. До завтра! – И Майя выключила великолепный экран.

– Виртуальное время летит намного быстрее реального, – заметил Даг.

Завтрак и прощание были короткими, и он умчался в свою реальность…

 

Глава 4. Креативщики

Майя осталась в любимом одиночестве и стала обдумывать свою новорожденную программу. Все было вроде бы и неплохо, но чего-то не хватало. Никак не удавалось ухватить ниточку, за которую можно было бы вытянуть весь недостающий блок.

Она позвонила знакомому виртуалу и напросилась на встречу в подвале Кости Сократа. Перепачканный краской Костя объяснял каждому желающему свое ноу-хау так азартно, что тут же хотелось взять все его баллончики, вертушки, приспособления и начать творить сию же минуту. Там была чудесная креативная обстановка, люди занимались выдумыванием чего-то, чего не знали сами… Интуиция вела их сама, заставляя перемешивать краски, запахи, мелодии, зарождая в каждом человеке что-то свое, очень личное, непрошеное или, наоборот, давно желанное. Художник творит для себя, но всегда надеется, что сможет тронуть чье-нибудь сердце, и оно откликнется на призыв сострадать, изумляться, любить.

В этом подвале застревали только креативщики, никто не скучал. К Косте приходили подурачиться, снять напряжение с натянутого, как струна, нерва. Муки творчества здесь уступали место радости творения: расправлялась душа, что-то внутри открывалось, дышалось легко, развязывался очередной гордиев узел, и идеи толпились в голове. Оставалось только выбрать, за какую приняться в первую очередь.

Случайным посетителям было непонятно, зачем все это нужно. Им нужна была конкретность, они жили в другой реальности. Иллюзию реальности они не принимали, «Майя-иллюзия» им была не нужна…

До подвала Кости было недалеко, и Майя решила зайти в соседнее кафе, посмотреть, как люди едят. Кафе было организовано по типу фастфуда, но еда – приличная. Народу много, входяще-выходящий поток мешал сосредоточиться на запахах, которые тянулись к самой двери.

Первое, что ударило в нос, – это запах рыбы от проходившей мимо девушки… «Почему женщины чаще выбирают рыбу?» – подумала Майя. Ей тут же захотелось заглянуть в меню, но в этом кафе его не было. Она встала в очередь и начала сканировать плошки, мисочки и сотейники. Запахи перемешались, и пришлось вспоминать вкус тех блюд, которые она видела. Мозг выдавал какие-то сигналы, выбирая, что она хочет, на некоторые плошки никаких сигналов не поступало. В таком формате сложно было найти что-то новенькое, и она выбрала опять то, что знала наверняка. Как можно захотеть то, чего не знаешь на вкус? Пожалуй, запах может привлечь и разбудить желание попробовать, и цвет – тоже…

Свободное место она нашла недалеко от стойки кафетерия, и аромат кофе забил окончательно все остальные запахи.

В общем, она вышла из кафе с сумбуром в голове, не сделав никаких наметок для разговора с виртуалом.

У Кости было, как всегда, людно и шумно. Виртуал «завис» в последней комнате и уже что-то изобретал, разбирая кучу каких-то деталей и баллончиков. Он сказал, не оборачиваясь:

– Я ел последний раз вчера утром, а от тебя пахнет бразильским кофе, а под ним рыба и «ремулад», только в соусе какая-то незнакомая мне приправа…

– Извини, извини, – прошептала Майя, – я пыталась разобраться с запахами и вкусами в соседнем кафе…

– Ладно, проехали. – Виртуал мельком обернулся, чтобы посмотреть, кому принадлежал этот незнакомый голос. – Ну говори, чему обязан.

– Я хочу дописать свою программу, но ничего не получается с виртуальными запахами и вкусами.

– Ну, вы – «красавчики», куда вы «плаваете» за такими вопросами? Да… проблемка… Я вообще-то не профессор… Ладно, подумаю. Если будет что сказать, перезвоню. Кинь в мой карман свою визитку, я немного занят… Пока! – И он опять повернулся к своей реальности.

 

Глава 5. Параллельные реальности

Майя вышла во внутренний двор, и было такое ощущение, что она попала в другую реальность. Здесь была иная атмосфера: под ногами – шершавый заплеванный асфальт, стена соседнего дома меняла свой цвет от грязно-серого у асфальта в серо-желтый, и дальше начинался тот остаточно-желтый, которым дом был покрашен лет пятьдесят назад… Курильщики стояли группами, обсуждая что-то наболевшее, и не считали зазорным сплевывать и бросать окурки на землю, старательно раздавливая их башмаками из соображений пожарной безопасности.

Она обошла пару новеньких джипов. Удивительно, как они протискивались через узкую длинную арку под старинным особняком. Странно было видеть их здесь, на заплеванном заднем дворе, но хозяева, видимо, жили в этом доме с окнами на официальную реальность. Престижный центр города менялся на глазах, и поначалу многие по дешевке скупали здесь коммуналки, превращая их в «апартаменты на первой линии».

Арка была проходом в следующую, третью, реальность: приглаженную, причесанную и украшенную. Грязный темный проход отделял «закулисье» от припудренного лица особняка, которое выходило на широкий престижный проспект. Люди торопились, как всегда, в противоположных направлениях и были одеты в зависимости от того, какой журнал нравился их друзьям… Это был реально-реальный мир, которому виртуальность была по барабану.

Майе захотелось домой, поговорить с Ирис, но проблема не отпускала. Она влилась в поток и свернула под прямоугольные колонны. Это было перворазрядное кафе, даже не совсем кафе…

Большой двусветный зал, нестандартная мебель, скрытая в глубине зала и почти незаметная стойка кафетерия. Внимание привлекала деловая публика, и Майя начала рассматривать дресс-код.

В большом зале заказы принимали девушки, которых невозможно было отличить от публики. Деловые костюмы и никаких блокнотов в руках. Они просто подходили, отходили и возвращались с кофе. За маленькими круглыми столиками и на низких диванах сидели деловые люди и тихо обсуждали каждый свое. Огромная хрустальная люстра сверкала над их реальностью, как солнце, которое согласилось светить только им, решающим неотложные проблемы человечества. Просканировав половину зала, Майя не заметила ничего примечательного и повернула к ресторану. «Странно, – подумала она, – в этом огромном “светилище” нет запаха кофе».

Ресторан был в соседнем зале, за притемненной стеклянной стеной. Едва виднелись большие настольные лампы, за первым к окну столиком – пара посетителей. Любопытные клиенты не толпились на входе, а удовлетворялись внешней роскошью меню, даже не пытаясь его полистать. Те же, кто входил, зависали за столиками часа на два. У Майи не было времени, она направилась туда автоматически, но вовремя опомнилась. Ей сейчас не это было нужно. Ее интересовали только запахи и вкусы.

Она вышла на улицу, опять в третью для себя реальность…

 

Глава 6. Тайна Осириса

Сколько придется ждать звонка виртуала, Майя не знала. Надо было что-то делать, и она решила встретиться с одним интересным человеком, который не так давно появился в городе, но уже привлек к себе внимание своими лекциями в академии. Она знала, что он долго жил в монастыре, а значит, сталкивался с проблемой голодания и ограничений в питании, то бишь с продолжительным недостатком в организме необходимых микроэлементов и витаминов. Может быть, он подскажет что-то…

Она часто видела его в кафе недалеко от академии и решила с ним поговорить. Ей пришлось несколько дней подряд посидеть в заведении, чтобы как бы случайно его встретить. И этот день настал.

Профессор оказался очень приятным человеком. Быстро нашлись общие темы, и он с интересом ее слушал. Наконец она решила задать свой вопрос.

– Профессор, меня интересует проблема питания человека в виртуальном путешествии.

– Вы имеете в виду возможность устранения необходимости питания?

– Наверное, да…

– Эти опыты давно идут, но результаты очень печальные. Виртуальное путешествие – это только забава, на такой короткий срок человека, конечно, можно обмануть, но… нельзя выдернуть из системы одно звено, чтобы не разрушить ее. Все очень тесно переплетается невидимыми связями, иногда не совсем объяснимыми. Вы создадите другую систему, и не факт, что она будет лучше. Решив одну проблему, Вы получите цепочку проблем, с которыми Вам будет не справиться. Так уже было, и ушло много тысяч лет, чтобы уничтожить то, что получилось.

Человек устроен сложнее, чем вы думаете. Каждый ген отвечает за свой блок, который имеет свои многосложные внутренние связи и еще более сложные связи со всем целым. Чтобы устранить то, что вы хотите, нужно сломать то, что уже работает безукоризненно. Имеются некоторые сбои, но у них есть причина, не всегда нам понятная. Мы многого еще не понимаем. Вы внесете изменения в уже существующую программу… и последствия непредсказуемы. В истории был такой эксперимент расчленения на части общего целого, потом попытка соединения частей обратно в одно целое. Получилось целое, но это было уже другое целое. Надеюсь, вы догадываетесь, что это было?

– Думаю, это история Осириса!

– Другая попытка объединения в единое целое «разбежавшихся» частностей потерпела сокрушительное поражение. Устранили идеолога – и все опять рассыпалось и усложнилось многочисленными попытками толкования того, что получилось.

– Вы имеете в виду Египет? Это фараон Эхнатон, муж Нефертити?

– Конечно… все это трагично, даже саму память о нем старательно уничтожали. Но Эхнатону удалось кое-что сделать, и осталось то, что стало основой реалистического искусства. Кстати, Вы знаете, что слово «фараон» переводится как «тот, кем ты станешь»? – уточнил профессор. – Все усложнилось невероятно и пошло по тому пути, который привел нас туда, где мы с вами и находимся.

– Значит, я трачу время попусту?

– А зачем вам это нужно? – спросил профессор.

– Просто моя программа виртуальных путешествий получилась довольно хорошая, но, когда долго путешествуешь, натыкаешься на потребности реальности… Начинают вклиниваться рекламные щиты и вывески ресторанов, напоминая о вкусовых пристрастиях. Мозг запускает свою программу… и автоматически «выскакиваешь» из моей…

– Пожалуй, есть один вариант решения, но он очень опасный. Я не могу Вам его подсказать, каждый сам ищет ответы на свои вопросы и сам отвечает за результаты. Иначе Вы пойдете по проторенному пути и не найдете той точки на прямой, где надо сделать поворот, который приведет Вас к успеху. Хотя… Ваш успех может обернуться поражением для о-о-очень многих…

Представьте себе, что вы стоите перед черной дверью, другого выхода из вашей комнаты нет… Вы знаете только то, что за дверью в темной комнате есть выключатель, который можно включить один раз, выключить вы его не сможете. Вы не знаете, может быть, свет загорится, может, взрыв произойдет, может быть, увидите что-то ужасное. Вы сами должны решить, что делать: бродить в темноте в поисках неизвестно чего или нажать кнопку. Если просто будете бродить наугад, то не факт, что сможете вернуться и найти эту кнопку, ведь Вы не знаете, насколько огромно пространство, в которое войдете.

Вы левша и начинаете искать левой рукой кнопку слева от входа, но если Вы правша, то ищете справа. А в чем разница? Неизвестно… Вы задумываетесь: а что, если есть еще одна кнопка, с другой стороны двери? Находите второй рукой другую кнопку. Которую нажать? В конце концов решаете нажать одну, и становится светло. Вторую кнопку Вы нажать уже не сможете. Перед Вами большая круглая комната. Стены выложены квадратиками разноцветной смальты, которая переливается, сверкает всеми цветами радуги, но не слепит. Непонятно, откуда исходит свет, он вокруг… Осматриваетесь и видите: вдоль стен по кругу расположены и пронумерованы восемь белых и пять черных дверей – всего тринадцать. Какую открыть? Что за ней? Вы открываете тринадцатую и входите в следующую комнату.

Там все по-другому, не так, как в прежней. Вам здесь не очень нравится, но вы уже не можете вернуться, потому что решили сократить путь и вошли сразу в тринадцатую дверь. Вы опять попадаете в незнакомое пространство, надо опять открыть одну дверь, чтобы двигаться дальше, и их тоже тринадцать. И это бесконечно. Каждый раз Вы входите только в одну реальность. Это – бесконечность «единичного множества». А что осталось за теми дверьми, которые Вы не открыли? Может быть, Вам именно туда нужно было? Вы пропустили несколько важных этапов…

Или другой вариант: вы идете из комнаты в комнату, и там есть только одна дверь, которую Вы открываете. Вы двигаетесь последовательно, осваивая новое пространство, и тогда Ваш путь осознан. Вы тоже придете к цели, но в другом качестве. Какой путь Вам больше нравится?

– Спасибо, профессор. Я подумаю, – сказала в задумчивости Майя.

– Извините, мне пора идти. У меня будет еще одна лекция. Меня ждут такие же, как вы, виртуалы, которые витают черт знает где, а мне приходится расхлебывать и отвечать на их вопросы.

«Пожалуй, я изменю тему сегодняшней лекции…» – подумал он, а вслух сказал:

– Есть у меня там один забавный студент, но вам лучше с ним не встречаться… Всего хорошего!

– До свидания, профессор, – сказала Майя, а про себя отметила: «Да… собеседники встречаются нечасто…»

 

Глава 7. Загадочный тор

Когда утром Даг выскочил из квартиры Майи в свою реальность, выбора у него не было. Он опаздывал на лекцию. Там были вопросы, ответы и опять вопросы – то, без чего он не мог жить. Он начал думать о профессоре.

Профессор был необычным человеком, чем-то очень привлекал к себе Дага. В его внешности было что-то очень знакомое, пожалуй, улыбка. Он улыбался загадочно в свои пышные рыжие усы, смотрел при этом немного вниз и, казалось, видел или вспоминал что-то, что было далеко отсюда. К тому же остатки его шевелюры тоже немного отливали рыжиной. Он ничего до конца не объяснял, а давал задания, над которыми Даг подолгу ломал голову, и это всегда было интересно.

«Как он умудряется всегда так озадачить? Так хочется поговорить с ним подольше. Может, в дальнейшем мы сможем познакомиться ближе и побеседовать. Интересно, что он скажет по поводу моего рисунка? Мне кажется, у меня получилось».

Здание академии всегда производило на него разное впечатление. Иногда ему казалось, что он поднимается по широкой лестнице на Олимп, где живут умнейшие из людей, которые знают ответы на все вопросы. Иногда он не замечал ни величественных колонн, ни самой лестницы, а просто бежал по ступеням, озадаченный своими вопросами, и влетал в большой зал с амфитеатром.

В амфитеатре академии всегда было разное количество студентов. Это зависело от расписания потоков, которые имели раздельные и совмещенные лекции.

«Что-то сегодня негусто, но это даже хорошо. Я смогу задать свои вопросы, не очень отвлекая других студентов, которых мои вопросы, возможно, совершенно не интересуют», – подумал он и устроился на своем любимом месте: в последнем ряду, почти под потолком.

– Сегодня поговорим об энергии, – начал профессор. – Даг, Ваш рисунок мы обсудим немного позже…

«Что-то сегодня негусто, – пробурчал себе под нос профессор, – ну да ладно. Хотелось бы думать, что они сейчас решают более важные вопросы с удвоенной энергией…»

– Да, энергия! В переводе с древнегреческого означает: сила, мощь, действие, деятельность. Энергия – величина физическая, скалярная – является единой мерой форм движения и преобразования материи. В замкнутой системе энергия видоизменяется, но не исчезает. Закон сохранения энергии точнее назвать принципом. Он установлен эмпирически и универсален. Ядро, как вы знаете, обладает энергией, но движение начинается, когда что-нибудь вмешивается в имеющееся равновесие. Когда нарушается равновесие, запускается новый процесс. Чтобы целое разделилось и выделилась энергия, нужен катализатор. В разных системах в роли катализатора могут выступать разные факторы. Примеры найдите сами.

Профессор повернулся к аудитории и заметил несколько блуждающих взглядов…

– Физические объекты, излучая энергию во всех направлениях, удерживают друг друга в определенном положении, определяя размеры и свойства единичного и целого. Любое внедрение в любую часть этого множества изменяет все связи и в итоге – единичное априори. Верно ли утверждение, что суммарная масса частиц, входящих в состав ядра, всегда больше массы ядра? Как вы думаете, есть ли невесомость в центре Земли?

Профессор помолчал. Посыпались вопросы студентов, и он пытался определить, в каком порядке на них отвечать, чтобы сохранить свою линию лекции. К тому же на каж­дой лекции он старался поставить скрытый провокационный вопрос, который будет будоражить и подталкивать к поиску чего-то более важного, чем обыденные вопросы, к тому, ради чего многие из этих молодых людей поступили в академию.

Он отвечал на вопросы, а рыжеволосый студент в последнем ряду амфитеатра молчал. «Что же он молчит? У него вопросы закончились или обдумывает что-то?..»

– Простите, профессор, что же тогда получается? Прямая – это последовательность бесконечно малых точек. Какие факторы определяют, с какой точки этой прямой начнется отсчет полярности? Чтобы появились какие-то крайние точки, должно возникнуть что-то ограничивающее бесконечную прямую, по меньшей мере сфера? – спросили, конечно же, с последнего ряда….

– Чтобы возникла сфера, необходимо произвести одинаковое движение из одной точки как минимум в четырех направлениях. Физические объекты в пространстве не соприкасаются, они взаимодействуют своими «единичными» энергиями…

– Какой же получится рисунок этих взаимодействий?

– Вот и нарисуйте к следующей лекции то, что у Вас получится, – улыбнулся профессор. – Это «целое» должно быть замкнутой системой, чтобы поддерживать свою постоянную полярность. И такая система есть. Желаю Вам самостоятельно ее отыскать. Она есть в любом учебнике по математике, – уточнил профессор. – О ней мы поговорим на следующей лекции.

– Профессор, я хотел бы рассчитать расстояние до определенной точки в пространстве, но скорость света в этом случае не совсем подходит… – смущенно заметили с последнего ряда.

– Если нет показателя скорости, то это невозможно. Возьмите пока скорость света в вакууме и одну астрономическую единицу; надеюсь, цифры известны… Тогда Вы хоть куда-то придете… – усмехнулся профессор. – А о других скоростях мы поговорим на другой лекции… «Да и “загадочный тор” тебе пока лучше не трогать…» – пробурчал он сам себе. – Мы с вами немного отвлеклись от темы лекции. Итак, я ответил почти на все вопросы… Удачи вам в ваших размышлениях!

Лекция была последней на этой неделе, и профессор собирался отдохнуть в выходные на даче. Это было его любимое место – там ему никто не мешал думать…

 

Глава 8. Теория точек

Любимым днем недели для профессора была пятница. Он никогда не брал дополнительных лекций на субботу. Нельзя же трепать свой беспокойный мозг шесть дней в неделю. Пять дней он раздает вопросы тем, кто, возможно, найдет на них ответы, в субботу – дела по хозяйству, ну а в воскресенье и сам Бог отдыхал.

Сегодня был субботний вечер, тихий, прохладный, позолоченный закатом, и профессор уже добрался до дачи. Он любил такие тихие вечера. Такой дом был его давней мечтой, он много раз видел его во сне и наконец нашел.

Дом стоял в заповеднике около озера. У него было два входа. Один – со стороны дороги, через который профессор вошел на второй этаж. Пройдя по коридору между двумя помещениями для машин, он попал в просторный зал. Вдоль всех стен были большие окна, из которых открывался великолепный вид. С западной стороны под окнами тянулся кухонный «прилавок». Полок он не терпел, и все, что было нужно, помещалось в этих шкафах. Последние вечерние лучи, пробиваясь сквозь вертлявые листочки осины, играли в хрустальных подвесках ночных светильников на окне и разбрасывали свои разноцветные блики по черной мраморной столешнице. Профессор любил готовить вечером, любуясь закатами, когда никуда не надо было торопиться. Он сварил себе традиционный напиток для размышлений и пошел обходить свое тридевятое царство.

Почти в центре зала стоял длинный обеденный стол, сделанный на заказ. Посередине во всю его длину было углубление, в котором располагались разные столовые мелочи и низкая старинная ваза для цветов, коих всегда было в достатке вокруг дачи.

С другой стороны зала – большие окна, как картинные рамы, очерчивали край леса, врезавшийся в озеро. Камыши тянулись до противоположного берега, и в них гнездились утки и плескалась рыба. По утрам из-за леса поднималось солнце и забрызгивало бликами письменный стол и просторный угловой диван, на котором любили сидеть его собеседники. Приятно было наблюдать, как постепенно разливает свои краски осень или бушует лес в непогоду.

Через окна напротив входа открывалась панорама озера. Если бы не тонкая полоска леса вдалеке, небо сливалось бы с водной гладью. Сидя в большом крутящемся кресле, профессору казалось, что он парит над озером и может приблизиться к горизонту.

За креслом полукругом тянулись низкие книжные полки. Здесь не было книг, которые можно было найти в библиотеках. Здесь были самые любимые, придирчиво отобранные профессором, чтобы сохранить. Он никогда никому не показывал их, они были очень старые, и их нельзя было часто листать. Здесь не хватало только одной – самой первой, сшитой вручную, которую ему дал хороший знакомый на сохранение. Он привез ее из Ирландии много лет назад. Когда ученый тяжело заболел, он забеспокоился, что книга может пропасть, написана она была на языке, который еще не расшифрован.

Эта часть зала заканчивалась стеклянным ограждением и широкой лестницей на первый этаж.

Утреннее солнце, обходя дом с восточной стороны, уходило на юг. Пробиваясь через главный коридор, оно заглядывало в просторный зал, но не палило полуденным зноем.

Со стороны озера был вход на первый этаж, и это была совсем другая реальность. Глядя из окна на первом этаже, профессор испытывал совсем иные ощущения. Озеро было так близко, что ему казалось, будто он скользит по его глади и может проскользнуть под этот зеркальный горизонт, туда, где совсем другая жизнь, не менее трагичная и загадочная… На этом этаже было то, что нужно для жизни в отдаленном от обыденной реальности уголке.

Профессор вышел к озеру, посидел немного, глядя на проплывающие в озере облака, и вернулся в дом. Лунная дорожка проводила его до самых дверей.

Здесь, в заповеднике, было все: тишина и гармония – природа, не испорченная ни звуками, ни мыслями, ни делами человека. Иногда стихии боролись друг с другом, но, набушевавшись, успокаивались, и воцарялось равновесие. Иногда в тихие вечера из камышей выплывали два лебедя. Их движения были завораживающими. Каждой весной они прилетали на свое старое место. В одну из весен на озеро опустилась еще одна пара. Теперь они должны были решить, кто останется здесь… Лебеди выплыли на середину водоема и стали «танцевать». Они сходились и расходились, кружились в завораживающем ритме. Накружившись, видимо, достаточно и обсудив все на понятном им языке, они разошлись. Одна пара поднялась в воздух и улетела.

Озеро было живое, каждый раз разное: то спокойно отражало все оттенки небес, то смахивало все одним всплеском и начинало все сначала. Так и профессор каждый раз на даче решал что-нибудь начать сначала. Здесь он был наедине с самим собой, и это дорогого стоило. Он сам себе задавал вопросы и сам искал на них ответы. Это были лучшие минуты одиночества.

На даче он любил писать воспоминания о людях, с которыми его сводила жизнь. Мемуары – это лучшее, что человек может оставить после себя. Его глазами другие современники смогут увидеть его время, его жизнь, людей того времени без масок и регалий, их настоящие лица. Когда он работал в библиотеках, первое, что он начинал читать, – это письма. Он выбирал из собрания сочинений том с письмами и зачитывался ими. В письмах человек открывался перед ним во всей своей глубине. После этого он уже знал, что стоит прочесть из его словотворчества…

Профессор сел к камину и стал вспоминать свою жизнь.

Невозможно было забыть тот день, когда он решил оставить светский мир и углубиться в поиски истины. В школе ответов на непрограммные вопросы он не получил. Обучение ограничилось зубрежкой программных тем, решением элементарных задач и участием в детских олимпиадах. Он не мог понять, зачем делать одно и то же в школе и дома. Приоритетов в предметах не было: каждый преподаватель считал свою дисциплину самой важной и наблюдал, есть ли в классе кто-нибудь, кто справится с ненужным объемом. Он сдавал многие темы экстерном и окончил школу досрочно. В последние школьные годы он углубился в сакральные темы. Встал вопрос, где продолжить образование. Даже не так… какое образование поможет ему разобраться с его главным вопросом. «Теория точек» – так он его сформулировал.

У него был один близкий друг, немного постарше его, и они решили поступать в семинарию, чтобы иметь доступ к закрытым библиотекам. Но жизнь сделала небольшой поворот.

Время было подходящее для того, чтобы решить для себя вопросы веры. Родись он лет на двести раньше, его сомнения разрешились бы очень быстро… Но сейчас он мог рассматривать все с разных сторон, учитывая современные достижения. Проблема была только в досягаемости источников… Перед тем как сдавать экзамены в семинарию, он подал прошение, чтобы ему разрешили пожить в монастыре. Разрешение пришло из высшей инстанции, он получил исключительное право, которое обычно не давалось кандидатам. Он был странным исключением… Многое в его жизни с самого рождения было странным. История его семьи была иллюстрацией непростой истории его родины.

Жизнь в монастыре раскрыла ему многие тайны. Все было не так однозначно, как хотелось бы. Вопросы веры и религии монахи решали каждый по-своему. Одно было для всех однозначным: порядок проведения религиозных ритуалов. Это было то, что держало их вместе. Они отвергли внешний мир, но внутри своего сообщества решали почти те же самые проблемы. Потребности физического существа ставили свои вопросы намного острее, а решать их приходилось в рамках ограничений принятого ими социума. И решения не было. Были страдания и муки. Но на мученичестве и держалась их закрытая, уединенная реальность… Смысл обучения в семинарии вскоре отпал.

Однажды в библиотеке он встретил интересную девушку, женился, у них родился мальчик. Совместная жизнь оказалась не такой безоблачной. Она была увлечена генетикой и хотела сделать карьеру. Даже собственно карьера не была целью. Целью была сама генетика. Она не могла жить без нее. Это было новое популярное направление с большими перспективами. Расстались они быстро: у них были разные точки отсчета, разные принципы. Ребенком, конечно, занялась ее мать. Встречи с сыном были умело дозированы бывшей женой, и влиять на его воспитание не было реальной возможности. Он потерял все: дом, семью, влияние на единственного сына – то, что для мужчины является гарантией спокойного и вдумчивого движения вперед в состоянии чувства собственного достоинства.

«Семья» решала все. Она подчиняла или перемалывала, умело выдавливала все, что не соответствовало ее представлениям о ценности индивидов. У нее была своя личная реальность, устои которой никому не позволялось расшатывать. «Религиозные взгляды» отца не должны были помешать ребенку развиваться в русле новых принципов и передовых взглядов. Мальчик был любознательным, легко учился. «Семья» не жалела денег на молодое поколение клана, ему были доступны любые увлечения… Многое в его поведении настораживало.

Будущий профессор вернулся в монастырь. Он говорил на пяти языках, и ему нужны были библиотеки. Монастырь оказался подходящим местом для того, чтобы разобраться с самим собой. Он часто думал о своей бывшей жене и ее увлечении генетикой. Много лет спустя пытался разыскать ее, но безрезультатно. Она была недоступна: вышла замуж, поменяла фамилию, уехала за границу – ее след затерялся. Их давний спор о «единичном множестве» остался неоконченным. Их пути разошлись навсегда. Он только хотел знать, чего она добилась. Ему по большому счету не очень хотелось увидеть ее поседевшей пожилой дамой. Она должна была остаться, несмотря ни на что, все такой же молодой, красивой и энергичной. Ему не удалось ее разлюбить…

Прошло много лет, а вопрос «единичного множества» – «теория точек» – оставался нерешенным. Он прочел все книги, которые ему были доступны. Только одна библиотека осталась за семью печатям, несмотря на его научные регалии. Отсутствие семинарского образования навсегда закрыло для него двери этой труднодоступной библиотеки.

Настало время сделать следующий шаг. Только куда? Мобильный телефон в монастыре стал символом абсолютно другой реальности. Жизнь здесь потеряла для него смысл. Ему была нужна новая точка отсчета, и он ее нашел. Его тянуло к молодому поколению, оно также ищет смысл жизни, но не знает настоящего прошлого. Оно для него такое же виртуальное, как и будущее. У нас всегда такое прошлое, которое популярно в настоящем: меняется настоящее – меняется и прошлое. Сегодняшний день уже завтра станет вчерашним. В какой реальности будут жить они лет через сорок? Ему не суждено будет это увидеть… С ними его разделяло два поколения и история, это очень много… У них другая точка отсчета. Может быть, они решат вечный вопрос смысла жизни – гармонии в «единичном множестве»… Возможно, тогда он перестанет быть вопросом. Он решил сосредоточиваться не на прошлом, а стимулировать их на поиск, не забивая мышление стереотипами.

Он не жалел, что ушел из монастыря, хотя провел там большую часть своей жизни. Решение было легким, будто камень с души упал. Звание профессора давало ему право занять должность преподавателя в академии. Он нашел новую точку отсчета – в настоящем. «Майя» – иллюзия реальности – приобрела новый смысл.

 

Глава 9. Единицы смысла

После лекции Даг пошел домой, надо было подумать о впечатлении, которое сегодня на него произвел профессор. Что-то во всем его облике будоражило.

Даг давно жил один, мать отказалась поехать с ним… Квартира была почти пустая, но все необходимое имелось. Поработав в разных местах, он купил самое нужное и определился, где хочет учиться. Диплом с отличием давал ему право сдать только один экзамен, и он поступил в академию.

В его квартире было бы совсем тихо, если бы не раздавался тихий звон часов, которые остались у его матери после того, как отец вдруг исчез. Мать разрешила ему забрать часы с собой, когда он поехал учиться. Этот звон не отвлекал его от размышлений, но напоминал о том, что надо поглядывать на часы, чтобы не оторваться от реальности, что всему нужно отводить свое время… Он помнил слова матери, она часто повторяла, что мы всегда находимся между прошлым и будущим. Это наша единственная реальность, и она предъявляет свои требования, которыми нельзя пренебрегать, раз уж мы здесь оказались.

Даг покрутился на кухне, сделал себе «трибургер» и подошел к портрету. Отец улыбался, и не хватало только усов, чтобы в них могла спрятаться загадочная улыбка. В этот момент звякнули часы, и к ним присоединился мелодичный звонок в дверь. Он никого не ждал, и открывать не хотелось. Но в дверь позвонили еще раз.

На пороге стояла Майя.

– Хорошо, что ты дома. Я ехала домой, но третья реальность совсем выбила меня из колеи. Захотелось кому-нибудь нажаловаться. Я подумала, может, ты дома… – проворчала она.

– Заходи, я вечером собирался к тебе, но заскочил домой и застрял немного.

– С тобой все в порядке? Ты как-то странно смотришь… – замялась Майя. – Может, я не вовремя? Так ты скажи, я не обижусь.

– Да как тебе сказать. Ничего специального, просто сегодня в академии меня чем-то зацепил профессор. Мне показалась очень знакомой его улыбка, и я заехал домой проверить кое-что. Странно, его улыбка похожа на улыбку моего отца.

– Почему твоего отца? Такая улыбка может быть у разных людей. Просто такой же тип лица, – попыталась успокоить Майя.

– Не знаю, как-то совпало вдруг. Надо будет познакомиться с профессором поближе. Ну да ладно. А ты чего не поделила с третьей реальностью? Кстати, почему третья? – удивился Даг.

– Так само случилось, я их не считала, просто по ходу ноги получилась третья… Понимаешь, пока куда-нибудь доберешься, теряешь столько времени, что на дело его остается в три раза меньше, ну, может, в два… Я была у Кости Сократа, ты не знаешь его. Встречалась с виртуалом, обещал что-нибудь придумать для меня.

– А в чем загвоздка, можешь сказать?

– Помнишь, из моей программы приходится выскакивать, когда есть хочется?

– Ну!

– Ну вот! Я ищу человека, который даст мне ниточку, чтобы вытянуть, ну… я сама еще не знаю, что надо вытянуть… понимаешь?

– Понимаю… Сначала надо найти точку, к которой прикрепить ниточку, – засмеялся Даг, и его улыбка могла бы спрятаться в рыжие усы, если бы они у него были, подумала Майя и посмотрела на портрет на стене. Но у его отца тоже не было усов…

– Ты очень похож на своего папу!

– А мама говорила, что мой отец был очень похож на своего папу. Она видела одну старую фотографию, и на ней он был с усами, между прочим…

– А при чем тут вообще-то усы?

– Ну, профессор в академии тоже с усами…

– Ну и что?

– С рыжими усами…

– Ага… А что это за ключ на стене?

– Этот ключ от шкатулки, мой отец носил его всегда на вощеной веревочке на шее. Шкатулка стояла у него на столе. Я, конечно, пытался ее открыть, но только один раз. Я взял ее, когда отца не было дома, и вставил шпильку в замочек, чтобы открыть. И тут меня дернуло током. Тогда я взял нож, но вставить его между дощечками не удалось, только заноза осталась в пальце. Они были не­ошкуренные, но очень плотно прилегали друг к другу. Отец знал, что я любопытный, и догадался, почему у меня долго не заживал палец. Он объяснил мне, что эта шкатулка – моего дедушки, который оставил ее на хранение моей бабушке. Отец обещал, что отдаст мне ключ попозже, когда придет время. Дедушка жил где-то далеко, и я с ним никогда не встречался.

Потом, через много лет, я получил этот ключик, но это был самый печальный день в моей жизни… Отец умер. Его жена из Парижа сообщила, что он погиб при непонятных обстоятельствах около собора Парижской Бого­матери. Много лет назад он завещал похоронить его во Франции.

Я был на его похоронах. Мы стояли на кладбище и слушали прощальные слова его друзей, я не мог выдавить из себя ни одного слова, они комом стояли в горле. К тому же на меня все время смотрел странный человек.

Недалеко от нас несколько человек рыли новую могилу, и один из них остановился отдохнуть, оперся на лопату и смотрел на меня. У него были очень сильное, спортивное тело, красивое лицо, вьющиеся волосы с сединой и совершенно черные глубокие глаза. Я тогда подумал, что этот человек, видимо, очень многое пережил в жизни. Он долго смотрел на меня, потом взялся за лопату и продолжил свою печальную работу, но мне казалось, что он все еще смотрит на меня. Странно было его здесь видеть. Он совсем не подходил к этому месту, столько в нем было жизненной силы и глубокого смысла в его взгляде. Его бездонные глаза притягивали – это был вход в глубины его души. Я никогда не забуду, как он смотрел!

Позже я встречал людей, у которых после глубоких переживаний менялся взгляд на единицу смысла… Ты замечала, какие разные глаза у стариков? У одних – прозрачные и чистые, у других – белесые и мутные, и только зрачок всегда остается точкой глубокого соприкосновения с чем-то бездонным и опасным. Можно разглядывать радужку глаза, но нельзя долго смотреть в зрачок человеку… Там, в глубине, что-то происходит, только сам человек может туда заглянуть… и то ненадолго…

– Так что хранится в этой шкатулке? – тихо спросила Майя.

– Там лежат записки какого-то монаха и странный значок. Шкатулка хранилась в их семье очень долго, однажды ее чуть не украли. Отец написал мне еще несколько слов, но это личное, извини.

– Ты дашь мне прочесть записки?

– Дам. Когда придет время…

 

Глава 10. Город черных ангелов

Домой возвращаться было уже поздно, и Майя осталась ночевать. Она провалилась в сон, как это обычно с ней случалось, – достаточно было добраться до подушки, тем более что компьютер был занят. Даг сел доделывать какое-то задание к завтрашнему дню.

Когда она утром проснулась, его уже и след простыл. Она лежала и думала о странном сне, который ей приснился под утро.

Она двигалась между двумя мирами, по какой-то кромке между небом и морем. Над ней в полной темноте мигали звезды, под ней волновалось темное море, и только лунная дорожка тянулась к берегу почему-то от нее. «Странно, почему я не вижу луны, почему она все время сзади меня?» – думала она.

Берег приближался, и в плотной темноте начали мигать и переливаться разноцветные огни города. Казалось, что огни качаются, как волны. «Город черных ангелов, – подумала она. – Почему черных, я ведь там никогда не была?» Она оказалась на улице и шла между шикарных особняков. Занавеси на окнах открывались, и люди начали выходить из своих эксклюзивных ячеек и разъезжаться на «нереальных» машинах. На капотах автомобилей блестели золотые или серебряные значки.

На пороге одного дома стояла маленькая девочка. Она помахала вслед машине и исчезла за дверью. Дети, рожденные в этих ячейках, не нуждались в том, чтобы зарабатывать значки. У них на левом плече стояла отметка в виде двух переплетенных рогов. Единственная проблема заключалась в том, чтобы не делать ничего для простых смертных. Если они накормят голодного или пожалеют бродягу, их метка каждый раз бледнеет и может исчезнуть, тогда они потеряют все и станут простыми смертными.

Вечером жители города черных ангелов съезжались в старинный особняк. Проходя мимо человека в черном костюме с золотыми нашивками, они прикладывали свою руку к его руке, и вшитые им в руки золотые или серебряные кружочки, совпадая, мигали синим или зеленым светом. Перед ними открывалась мягкая золотая движущаяся дорожка, по которой они въезжали в просторный зал. Огромные люстры украшали расписные потолки, все давило роскошью. Одежда завсегдатаев – вычурная, бриллианты сверкали злыми безжалостными огоньками.

Иногда здесь появлялась очень необычная пара. Одеты они совсем неподходяще обстановке. Никто, кроме них, не имел права так одеваться. В очень далекие времена они сняли эту одежду с последнего человека, чтобы выжить. За многие века она поистрепалась, но они ее никогда не снимут. В этом их отличие, их высший статус.

Был теплый и тихий вечер. Собравшиеся завсегдатаи медленно прогуливались, кивали знакомым и снимали с подносов бокалы с разноцветными напитками…

В разных углах зала стояли небольшие круглые столы, к ним подсаживались желающие заработать шестигранные жетоны. В середине зала – большой стол. Вскоре за ним соберутся самые главные игроки…

 

Нора проснулась около двенадцати. Она обычно спала после легкого ужина, если ночью собиралась встретиться со своими подопечными. Подошла к широкому окну и вгляделась в чернеющую бездну. Где-то там кончалось море, и за тонкой гранью начиналось небо. Она любила это время суток! Ей нравилось скользить между двумя мирами. При свете она видела то, что ей уже было доступно; ночью исчезала грань, которая мешала ей мечтать. В ясную ночь только звезды касались этой грани.

К ее крепости вели две дороги. По нижней можно было проехать через ворота в парк и на лифте подняться прямо в просторную гостиную. По верхней дороге она обычно выезжала из дома.

В переговорном устройстве раздался мелодичный перезвон.

– К Вам пришли, – сообщил голос.

– Проводи его ко мне.

Через минуту дверь лифта открылась, и в зал вошел пожилой человек в изношенной старомодной одежде. Он посмотрел на нее и молча приподнял левую бровь. Молчаливый вопрос был настолько привычным, что не требовал ответа. Он осмотрел ее с головы до ног и одобрительно кивнул. Из-под рваного края юбки были видны стройные ноги, стоптанные туфли соответствовали наряду. Прическу она умудрялась сделать каждый раз так, что лицо менялось до неузнаваемости. «Она мне мстит за нелюбовь, – подумал он, – за вожделенную разлуку, за злую ложь ненужных слов…», подошел к открытому окну и тоже всмотрелся в чернеющую бездну. Видимо, оставшись довольным своими мыслями, он улыбнулся и повернулся к ней. Подошел к стене, нажал кнопку. Та отодвинулась: второй лифт поднял на их этаж его машину. Дверь авто поднялась вверх, как крыло черного ангела, и он широким жестом пригласил свою даму сесть на заднее сиденье. «Протянет ледяную руку, с улыбкою поднимет бровь, в глазах скрывая сердца муку, – продолжил он мысленно язвительное четверостишие. – Нам не дано расстаться с ней, гордиев узел слишком крепок, мы – прошлое своих теней…» Он улыбнулся ей еще раз и опустил черное крыло.

Вторая дверь лифта раздвинулась, машина выехала через автоматические ворота на верхнюю дорогу. Перед ними развернулась удивительная панорама. Небольшие облака окончательно развеяло, и высыпали звезды, обозначив границу неба. Море было все такое же черное, только где-то вдали мелькали огоньки большого лайнера, почти касаясь звезд на горизонте, от которого к берегу тянулась светлая дорожка.

Дорога извивалась, протискиваясь между прилепившимися на обрыве виллами. Внизу уже стало видно колышущееся море огней вечернего города, в середине которого притаилось самое заманчивое заведение города черных ангелов. «Зал свидетельств» – так называли его завсегдатаи.

Машина Норы и ее бессменного спутника подъехала к «Залу свидетельств» и остановилась на единственном, всегда пустующем, месте около входа. Никто не решался занять его.

Они вышли из автомобиля и прошли мимо человека в черном. Ему не было надобности что-то спрашивать. Свернув с золотой дорожки, пара скрылась за тяжелой кипарисовой дверью. Воцарившаяся плотная тишина начала понемногу пробиваться шепотом, затем все громче и смелее зазвучали голоса. Через эту пелену прорвался мягкий, но настойчивый голос крупье: «Делайте ваши ставки,
господа!» Началась игра…

К главному столу в центре зала стали подтягиваться мужчины, и к ним присоединилась только одна женщина. Она подъехала на инвалидной коляске. На вид ей было лет сто, морщинистое лицо было жестким, но глубоко посаженные темные глазки выдавали проницательный ум.

Она остановилась в конце длинного стола. В изголовье его стоял круг рулетки. Завсегдатаи клали на расчерченные клетки свои карточки, на которых было что-то написано. Крупье крутил рулетку и предлагал делать новые ставки. Игра шла живо, и эмоции иногда перехлестывали через дальнюю сторону стола, где скапливалось все больше карточек. Иногда крупье сгребал проигравшие карточки, и они исчезали в узкой щели стола. Время приближалось к рассвету, и должна была появиться экстравагантная пара, исчезнувшая за кипарисовой дверью.

Часы пробили, и в зал вошли двое в старой оборванной одежде. Все притихли. Они подошли к столу и сели по обе стороны от старой дамы, ближе к крупье. В этой игре участвовали только карточки, на которых были написаны названия владений и счетов, разыгрываемых в последней жестокой игре.

– Делайте ваши ставки, господа, – почти прошептал крупье.

Играли только трое. Старая дама положила несколько карточек и проиграла. Положила снова несколько карточек и на этот раз выиграла. По правилам, игра завершалась, когда у игроков заканчивались карточки. Выйти из нее было невозможно. Она шла с переменным успехом, приближался рассвет.

– Последние ставки, господа, – серьезно сказал крупье.

Трое поставили все свои карточки на разные клетки, и крупье раскрутил колесо фортуны. Оно пугающе взвизг­нуло, и шарик, подпрыгнув, заметался по кругу. Тишина стояла гробовая. Колесо стало замедлять ход, и шарик, зацепившись за маленький выступ на колесе, лежал не двигаясь. Старая дама не стала дожидаться, пока колесо совсем остановится, улыбнулась и прошипела себе под нос: «Ничего страшного, три главных козыря у меня все равно уже есть» – и отъехала от стола. Странная пара забрала выигрыш, каждый – со своего квадрата, а крупье пропихнул в отверстие стола выигрыш «Зала свидетельств».

Все присутствующие были свидетелями последней игры, и споров здесь никогда не возникало…

Завсегдатаи стали разъезжаться. Солнце готово было выскочить из-за горизонта, приближалось время завтрака!

 

Майя лежала в кровати и не могла понять, где граница реальности и сна, где та черта, которая не дает человеку сойти с ума, поверив в реальность виртуальности. Ее программа работала четко, она всегда знала, куда хочет попасть, когда нужно выйти из нее и почему. Она сама решала, чего хочет. Во сне же было непонятно: кто направляет ход ее мысли, для чего она попала в город черных ангелов, при чем тут козыри у старой дамы? Почему сон оборвался именно на этом месте? Она почувствовала, что хочет есть. «Правильно сказал Даг: “Просто жрать хочется”, – заключила она. – Но во сне-то не хотелось…» – и вылезла из кровати.

 

Глава 11. Премудрости генетики

Для завтрака она все нашла в холодильнике. Даг не пренебрегал потребностями первой реальности, у него всегда было что поесть. В отличие от него, у нее и холодильник был меньше, и полки в нем были сиротскими. Она могла жить на перекусах, но любила заскочить по ходу ноги в кафе и просканировать меню.

Реальность вступила в свои осознанные права. Затрещал телефон – звонил виртуал.

– Майя, у меня проект, я занят. Запиши телефон одного интересного человека. Она микробиолог и диетолог, академик, между прочим… Что-нибудь тебе подскажет, пока! – проговорил он на одном дыхании. Она не успела ничего ответить, как связь оборвалась.

Короткий звонок определил направление движения. Пришлось долго ехать на метро и дальше на автобусе. Третья реальность ничем новым ее не удивила.

Лаборатория микробиолога была в пригороде. Высокий забор отгораживал ее от городка, да еще пришлось пройти до него по не очень асфальтированной дорожке. В переговорном устройстве ответили, что ее встретят. Майя вошла в просторный застекленный вестибюль. Из глубины ко входным дверям приближалась женщина на инвалидной коляске в сопровождении высокого пожилого мужчины. Майя не смогла рассмотреть лицо дамы. Ее глаза прикрывала коротенькая вуаль, прикрепленная к старомодной шляпке, и мужчина встал между ней и дамой, когда пропускал ее через дверь. «Нам придется немного подождать, машина запаздывает», – сказал он как бы сам себе. Они проследовали до гравийной дорожки, и дверь захлопнулась.

«А вот и старушка… три козыря. Странная пара в странном месте…» – успела подумать Майя, пока к ней подходила энергичная женщина. Она представилась Ариадной и сразу предупредила, что у нее есть не больше получаса.

Они прошли в гостиную с большим обеденным столом и кухонным уголком. Майя рассказала о своей программе и задавала вопросы, по возможности кратко и внятно. Ариадна слушала внимательно и не перебивала. Потом кивнула.

– Понятно! Много лет назад был создан проект. Он, собственно, родился из возникшей проблемы. Наше человечество производит слишком много отходов своей жизнедеятельности… Помимо естественных, мягко говоря, есть еще «побочные», но этим не стоит забивать Вам голову. Скажу в общем: все, что мы считаем достижениями прогресса, является фактически регрессом, уничтожением самого главного – возможности дальнейшего существования для всех…

– Как-то туманно… – попыталась вставить Майя.

– У меня не очень много времени, чтобы углубляться в подробности. Ну, в общем, многие занялись изучением возможности переработки отходов и значительно преуспели в этом. Генетикам тоже было некогда скучать, нас завалили заказами на исследование генетических вариаций для увеличения производства продуктов питания. Вы знаете, конечно: перенаселение, уничтожение лесов, загрязнение водоемов, ресурсы… М-да… Мы гордимся нашими успехами! Нам удалось сделать много открытий. Наши патенты передаются для промышленного внедрения, и некоторыми из них вы уже пользуетесь! – гордо заключила дама.

– Вы имеете в виду вторсырье или продукты питания?

– Мы в основном занимается сырьем для производства продуктов питания. Многие из них вы не отличите ни по внешнему виду, ни по запаху, ни по вкусу!

– Вы хотите сказать, что мы едим…

– Вы едите полноценные белки, жиры, углеводы, минералы, витамины – все, что нужно для работы вашего организма.

– А вашего, извините? – попытала ехидничать Майя.

– Я вегетарианка, но такие продукты тоже производят в достаточном количестве и очень качественные!

– А что с отходами?

– Об этом можно не беспокоиться. Их скоро не будет!

– В каком смысле?..

– Не пугайтесь! В смысле – все будет перерабатываться и пускаться в новый оборот. Замкнутый цикл, «цепочка питания» замкнется!

– А что вы думаете насчет виртуального питания? Есть что-то, что может симулировать питание, доставляя удовольствие и не вызывая сбоя в работе нашего организма?

– Глупость какая… Зачем вам виртуальное, скоро нормального питания будет предостаточно! Мы соединим множество разрозненных элементов в одно целое, так сказать, «единичное множество».

– Где-то я это уже слышала, – сказала Майя.

– Да, идея не новая, глобальная. И у нее много аспектов! Но всем необязательно вникать в детали. Ведь Вы не вникаете в то, как устроен летательный аппарат. Просто им пользуетесь! Правильно?

– Но… это не одно и то же…

– Это так кажется. Невозможно знать все. Каждый занимается своим делом. Мы решаем конкретные задачи. Принцип – «семь ступеней»: проблема – анализ – задача – поиск – результат – решение – последствия.

– Извините, мне кажется, вначале – решение, потом – результат… – засомневалась Майя.

– Результат поиска… Он дает несколько вариантов решения, – многозначительно сказала академик. А «последствия» – это и есть новая проблема. Принцип остается тот же самый. Вообще-то, есть еще «принцип двенадцати», но это уже профессиональные тонкости, думаю, Вам в это не надо углубляться, – задумчиво сказала Ариадна.

– А «принципа тринадцати» случайно нет? – попыталась пошутить Майя.

– Вы боитесь числа тринадцать? – засмеялась дама.

– Да нет. Мне как-то всегда везло на тринадцать. Я не знаю, почему многие его боятся, ну, избегают, во всяком случае.

– Тринадцать – это просто начало нового цикла, дальше опять вступает в силу «принцип двенадцати», понимаете?

– Так мы что, бегаем по кругу?

– Не по кругу… по спирали! Причем не по одной, все зависит от масштаба, – задумчиво сказала Ариадна. – По цепочке ДНК, если хотите. Многие гены у нас пока молчат, простаивают, так сказать, загадок еще много. Но мы можем встроить ген, дающий право на умственное развитие человеку будущего. Не думайте, что это простой выбор. Зачем ждать двадцать лет, пока разовьется и станет готов для работы мозг молодого человека? Пока он развивается, мы уходим очень далеко, и он практически все время пытается догнать то, что неумолимо уходит вперед. Мы не можем надеяться на случай. Гении рождаются не так часто, как Вы знаете. Но можно создать просто мозг, который имеет безграничный потенциал и не умирает. Помните, уже был такой прецедент? Но Доуэль был человеком, и его мозг оставался зависимым от кровеносного питания. А «компьютер с интеллектом» можно выключить и включить без потери для основного процесса. Понимаете? Такой мозг практически почти готов. Он сам себе задает вопросы и сам ищет на них ответы. Скорость мышления невероятная… Исключает механические ошибки. Остается только выбрать подходящую к ситуации внешнюю оболочку. К тому же отсутствует человеческий фактор. К сожалению, мы занимаемся пока только аналогами, – как бы себе самой почти прошептала Ариадна.

– А зачем тогда ему Вы? – осторожно обронила Майя.

– Контроль все равно остается у нас. Мы можем отключить его от «питания»… Разве не понятно?.. Если он зарвется. Он всегда будет зависим от нас. Если таких будет много, мы сможем выбирать, кому питание давать более целесообразно. Объем обрабатываемой информации растет в прогрессии, и люди не выдерживают психически… «выпадают» из процесса. И заменить нужного специалиста очень проблематично.

– Пока включаете и выключаете Вы, человеческий фактор исключать нельзя… – заметила Майя.

– У нас очень серьезное тестирование для желающих работать в лаборатории. «IQ цивилизация», хотите или не хотите, уже существует параллельно, у нее свои задачи и возможности.

– А ради чего Вы все это делаете? У простых людей столько проблем.

– Вот и займитесь решением посильных Вам задач. Кстати, мы начали беседу с вопроса о питании. Какую реальную проблему решает Ваша программа? Путешествие виртуальное, а есть-то захочется вполне реально…

– Моя программа дает человеку возможность экономить время и мечтать! – пыталась защитить свое невольное смущение Майя.

– Мечтатели! Замечательные люди! Иногда они нам помогают увидеть новую цель, остальное мы делаем сами. Я подумаю над вашей проблемой. Возможно, виртуальное питание может иметь практическое значение для нового человека, если поработать с «тихими генами». Забавно… Я обязательно позвоню, если будет что-то получаться.

– Я хотела бы почитать историю ваших достижений, может, это поможет мне, – осторожно заметила Майя.

– Не все материалы доступны для журналистов: вы же понимаете, надо оберегать наши результаты от тех, кто хочет просто пользоваться ими.

– Но я не журналист! Я программист. У меня свой личный интерес.

– Вот видите, уже свой личный… А кто ответит за последствия Вашего эксперимента?

– Но я не делаю ничего плохого! – возмутилась Майя.

– В наших лабораториях все на научной основе. У нас работают лучшие профессионалы. Требования к ним очень высокие, уровень не ниже докторского. Вот это и дает гарантии получения результата, – поставила жирную точку академик.

– А кто контролирует ваши работы и вообще решает, чем лаборатория будет заниматься?

– Жизнь решает, неугомонная Вы моя. Жизнь не может стоять на месте! В этом загадка жизни, ее смысл. Мы и так слишком долго топтались на одном месте. За двести лет мы достигли немыслимо многого. Творим почти на Божественном уровне. Скоро будут рождаться совсем другие люди, будет решена вечная проблема отношений двух полов. И не надо будет всю жизнь искать свою половинку… – горько улыбнулась уже немолодая дама. – Оплодотворение возможно в пределах одного индивида. Результаты уже есть, немного доработать надо, но это недолго по сравнению с прострацией, в которой было человечество до нас. Да и сейчас о-о-очень многие, «примиты» так сказать, живут в прострации. Они видят все по-своему, отталкиваясь от личных потребностей. И удовлетворение этих потребностей кто-то должен обеспечивать… Задачи, как видите, очень разноплановые.

– А как же душа? А как же наследственность? Кто же родится в итоге? – растерялась Майя. – Я думаю, что есть более глубокий смысл жизни.

– Философский, конечно… – ласково сказала Ариадна и снисходительно улыбнулась.

– Да! Просто это слово немного распылилось, кому-то надо было, чтобы потеряли… ключ – мудрость, если хотите… Это не пустые слова! Аборигены, например, не пользуются «плодами цивилизации», но они хранят веками то, что «цивилизованные» регулярно и старательно уничтожают. Природа содрогается от наших достижений!

– Понятно… Ну а что вы будете делать, если завтра, послезавтра, послепослезавтра у вас не будет ни еды, ни воды, ни вашей тепленькой квартирки? Виртуальная квартира в Париже?

– Откуда Вы знаете? – не удержалась Майя.

– Вы немного наивны… Философия закончится. Смысл жизни в том, чтобы выжить. Самой жизни выжить. Здесь… Или Вы думаете, что достаточно будет одной философии? Вы же не считаете аморальным подготовиться к зиме, например? А если зима будет долгая… Накормить всех не получится. Значит, нужен человек с другими параметрами. Рыба не может жить на суше, но, может быть, человек сможет вернуться в океан… Если человек вышел из океана, почему его перестала устраивать соленая вода… Да… океан не замерзает… В общем, каждый должен заниматься своим делом, причем профессионально! Не советую «улучшать» Вашу программу. Займитесь чем-нибудь полезным c общей точки зрения. Я знала одного человека, который хотел докопаться до истины. Не успел, истина лежит слишком глубоко.

– Погиб? Убили, конечно!.. – оживилась Майя.

– Ну что вы, просто поставил другую цель… Преподает, ищет тех, кто успеет добраться до его заветной истины. Мечтатель! Ну, извините, мне пора идти.

Ариадна поднялась, и Майя с удивлением стала рассматривать ее стройную, подтянутую фигуру.

– Конечно… Спасибо за совет! Я подумаю, – задумчиво сказала она.

– Интересное у Вас имя… «Иллюзия». Оно Вам подходит! Кто были Ваши родители?

– Это неважно. Важно то, что их было двое! До свидания! – начала злиться Майя.

– Скорее, прощайте… – уточнила Ариадна и удалилась, растворившись в голубоватой световой завесе коридора.

Майя опустилась обратно на сиденье и не могла сдвинуться с места. Она чувствовала, что погрузилась в какую-то невероятную глубину, из которой не было сил подняться. Дыхание замирало, хотелось закричать, чтобы выплеснуть из себя что-то, что давило и прижимало все сильнее и начинало растворяться у нее внутри.

Генные технологии в руках очень сильных людей. Их не интересует, что думают «примиты», которые пользуются плодами их изобретений, чаще всего вообще не подозревая сути. «У них большие перспективы, лучшие специалисты, и говорить она может исключительно о диетологии и производстве продуктов питания в рамках того, что опубликовано в открытой печати, – ехидно подумала Майя. – А что это такое, что не опубликовано?..»

Ответы заслуженного генетика были выверенными, гладкими, и зацепиться было не за что. Вывод был печальным. Получалось, что программу не было смысла дописывать. И вообще питания скоро будет много, и волноваться по этому поводу не нужно. С водой уже тоже почти «разобрались»: есть проекты, которые уже работают, и несколько находится «в активной разработке». Майя получила несколько доброжелательных советов по питанию для нее лично, и ей ничего не оставалось, как удалиться.

Вместо нужной ниточки она получила «нить Ариадны», и непонятно было, куда теперь она ее приведет…

 

Глава 12. Иллюзия движения

Майя вышла на улицу. Голова гудела, как сломавшийся генератор. Идеи не генерировались. Она никак не могла остановиться на чем-то одном.

«Ариадна, конечно, очень умная, научные звания просто так не дают. Но кто же следит за тем, что они делают? Где граница дозволенности? Возомнили себя чуть ли не… Уровень у них Божественный! И как все обрадовались, когда овечка Долли появилась… Никто не знает, что они там еще “расплодили”… А теперь еще хлеще: маме не нужен папа, а папе не нужна мама! Самооплодотворением они будут заниматься… Сердце возьмем у одного, почки – у другого, руки-ноги – тоже не проблема… Да и вообще «детали» они распечатывают на сканере 3D, почку уже вырастили искусственно, и ведь прижилась… “Нью сапиенс” ручной сборки… Говорящие мозги – жуть! “Ботаники” копают и сверлят, чтобы узнать, как было, а этих, похоже, вообще не волнует, почему то, что было, перестало быть… Боже! Боже! Какое счастье, что пока еще могут рождаться нормальные дети.

Интересно, а о ком это она обмолвилась? Преподает… После такой беседы хочется зайти в церковь и задать новые вопросы. Правда, это святое место уже почти перестало быть святым…» – Майя задумалась, и печаль накрыла ее своей незатихающей волной воспоминаний…

Даг говорил, что в некоторых странах уже продают церкви из-за невозможности их содержания. Скандалы, связанные со святыми отцами, коснулись ее семьи слишком близко. В устах священника-педофила проповедь о любви звучит кощунственно… С амвона читает проповеди священник-лесбиянка. «Это ее Бог так решил, создал такой», и она ему служит, а может, не Бог… Порочат безвинные символы… Скоро люди вообще забудут, что они выражали изначально, уже почти забыли… Скоро педофилы выйдут на улицы отстаивать свои права на «божественную любовь» к детям. Интересно, какой «флаг» они себе выберут, скорее всего самый невинный. Может быть, это и есть цель: прикрыв порок безвинным символом, опорочить сам символ? Сколько их осталось?

«Интересно, где сейчас Даг, так хочется с ним поговорить», – подумала Майя и решила поехать домой.

В этой, третьей для нее, реальности ее многое цепляло. Почему надо толкаться в очередях, почему надо копаться в кошельке и платить копейки за проезд, почему это не может быть проще в большом городе, удобнее для передвижений с места на место в богатейшей стране. Ей было жалко времени, которое она тратила на перемещения по городу, это было супернерационально. Она вышла не на своей остановке, в полном разочаровании, и пошла вдоль парка.

С правой стороны от нее загорался вечерний горизонт. Ее внимание привлекло солнце. «Странно, – подумала она, – я могу смотреть на солнце, и глазам не больно… Надо остановиться и понаблюдать как следует». Она свернула в проулок, чтобы деревья не мешали, и остановилась прямо напротив заходящего солнца. Она смотрела на него без защитных очков… Оно не слепило, но и не было прикрыто дымкой облаков, оно как-то странно переливалось, мерцало мелкими искорками. «Что это может значить? Я такого мерцания никогда не видела… Надо будет спросить у Дага, может, он знает».

Она думала: как хорошо, что между ними никогда не возникало раздражения. Они как-то умудрялись думать каждый о своем и в то же время помогать друг другу разбираться в своих размышлениях. «Почему все люди не могут делать так же? Почему они пытаются водрузить свою правоту на раскаленную голову собеседника? Интересно, смогли бы мы с Дагом создать что-нибудь реальное? Пока что наши мысли крутятся вокруг чего-то непонятного, виртуального. Наверное, мы кажемся другим людям ненужными в их третьей реальности? Может быть, эта наша личная реальность – иллюзия? Почему мы пытаемся создать виртуальную реальность, по сути, иллюзию?.. Почему все достижения “нереальных” людей используются “реальными” в абсолютной удаленности от первоначальной цели? Хотя бы эта самая Ариадна, которую мне посоветовал виртуал. Оказывается, пока одни “реалисты” разгадывали тайны ДНК, другие растрепали эти ДНК на тряпки и теперь соединяют их как заблагорассудится! И все шито-крыто. В результате мы едим черт знает что, а то, чем они собираются нас кормить в будущем, вызывает рвотный рефлекс уже сегодня. Скорее всего, мы уже и сегодня едим то, что они там “наготовили”. Ведь она же сказала: “Человек хочет получить вкус, и мы ему это даем, и проблем с наполнением продукта всеми нужными микроэлементами у нас нет”. Кто же может их остановить? Похоже, уже никто… Проблема для них теперь только в одном: чтобы было меньше тех, кто задает неправильные вопросы.

Вот тебе и решение проблемы! Раз нельзя исключить зависимость от реальности питания, значит, надо просто поддерживать узнаваемость вкусов. Правильно сказал профессор, что моя программа – это просто игрушка… Надо найти Дага!»

Вокруг окончательно стемнело. Парк закончился, она вышла на небольшую площадь к старой церкви и застыла на месте от невероятной картины.

Небо было темное и чистое. Над горизонтом развернулся во всей своей невероятности Млечный Путь. Миллионы звезд выстроились в какой-то своей упорядоченности, не в силах разорвать узы притяжения. Разноцветные пятна создавали рисунок Галактики, которая показывала людям свою половинку. Склонившись над горизонтом, она рассматривала свою прекрасную голубоглазую спутницу.

Окруженная мириадами звезд Галактика совершала свой бесконечный полет. Над самым горизонтом горело ее ослепительное сердце. Невозможно было оторваться от этой космической мистерии… Вселенная скользила мимо Майи, но это была иллюзия движения… Стоя на краю Галактики, уперевшись ногами в свою реальную Землю, она скользила вместе с ней мимо других миров, таких же прекрасных, безжалостных и неумолимых в своем коловороте.

Майя перевела взгляд на церковь. Окна немного светились, и из большого окна на нее смотрел Даг. «Как он оказался в этом конце города? Что он делает в церкви?» Она обошла вокруг и решила войти внутрь через большую дубовую дверь, которая была открыта, но остановилась на пороге. Даг отвернулся от окна и молча смотрел на нее. Что-то мистическое было в этой минуте молчания. Она не решилась ее прервать и вышла на площадь.

 

Глава 13. Превратности второго светила

В этот вечер Даг поздно возвращался из библиотеки, автоматически сворачивая с одной улицы на другую. На последней лекции профессор задал ему такую задачку, что пришлось повозиться предостаточно, но он был доволен результатом. Чертеж получился интересный, к тому же у него появилось несколько новых вопросов к профессору…

Он подумал, что, пожалуй, неплохо было бы заявиться сейчас к Майе, даже без звонка. Она всегда понимала его и никогда не допрашивала: «что, когда, зачем, откуда». На все требовалось время, и, когда оно наступало, они говорили, обсуждали и решали. Они не умели обижаться, и они хорошо знали друг друга…

Сегодня утром она умчалась по своим делам, оставив после себя аромат свежезаваренного кофе, духами она не пользовалась, они были для нее символом чего-то лишнего, накрученного на паутину изысканной утонченности ощущений, наглости глянцевых ярлычков… Она позвонила после обеда и сказала, что надо посоветоваться. Как-то неспокойно было у него на душе.

Он не заметил, как оказался опять около знакомой маленькой церкви. Она была единственной, которая не закрывалась на ночь: принимала всех, кому был нужен ее «покров».

Вокруг было пустынно… Даг вошел внутрь и стал бродить в задумчивости. Он был здесь однажды, но тогда его внимание было поглощено совсем другим…

Когда из Парижа позвонила жена отца и сказала, что он погиб, внутри у Дага сначала все замерло, потом что-то непонятное вырвалось наружу, что многие годы не давало ему покоя. Не рыдания, а какой-то нечеловеческий стон содрогал все тело, и остановиться было выше его сил. Он не мог ни с кем говорить и пошел бродить по городу. Небо было темно-синим, и почти над самым горизонтом висела большая ярко-желтая Луна. Ее разрезали длинные и острые, как осколки, почти черные облака. Это сочетание темно-синего неба и перечеркнутой Луны тревожило и не предвещало ничего хорошего. «Это всего лишь ночное небо! Почему же оно так будоражит?» Он остановился и наблюдал, как «двигалась» эта картина и медленно растворялись в темноте облака. За небольшим парком была старая церковь. Людей в это время было мало, и он решил зайти внутрь.

Церковь была не очень большая, скромно украшенная, но у одной стены были видны трубы органа. Посередине, недалеко от алтаря, стоял черный рояль. Девушка в концертном платье играла и пела. У нее был красивый грудной голос, который поднимался и опускался в самые глубины души, и там что-то выравнивалось, расправлялось и успокаивалось. Перед роялем на полу стояли низенькие разноцветные стеклянные подсвечники, в которых мерцали язычки пламени. Казалось, что они вздрагивают от этого сильного голоса и успокаиваются, когда звуки становятся мягкими и задумчивыми. Даг сидел в конце небольшого зала, и понемногу боль утраты начинала уходить.

Прошло несколько лет, но он больше никогда не заходил в эту церковь: боялся разрушить то прошлое ощущение покоя и гармонии.

Сегодня в церкви было совсем пусто и тихо, он мог обойти и рассмотреть то, что в прошлый раз не отвечало его настроению. Его внимание привлекли окна. Над центральным входом было окно со встроенным в раму четырехлистником, а по сторонам – окна с одним кругом и двумя трилистниками… В верхней части каждого окна, вдоль боковых нефов, рамы имели форму трилистников. Церковь таила в себе что-то очень древнее, первозданное, о чем не рассказывала случайному посетителю. Везде были какие-то знаки и символы, которые искусно имитировали декоративные украшения или орнаменты. Тому, кто понимал их, они говорили о многом. Он разглядывал их, считал, выстраивал математические закономерности, и в памяти всплывали какие-то рисунки, которые он мельком видел, когда листал в библиотеке книги из новых поступлений. «Они везде, эти знаки и закономерности. Надо еще раз все внимательно рассмотреть в соборе. Там много загадочного… Все это как-то связано!» – решил он.

Даг хотел понять их смысл, но спросить было не у кого. В задумчивости он подошел к окну и увидел на улице Майю. «Как странно! Что она здесь делает?» Ему не хотелось сейчас отвлекаться от своих мыслей, но Майя уже показалась в проеме открытых дверей, и ее силуэт на фоне света с площади казался нереальным видением. Она постояла немного молча, и «видение» исчезло.

 

Глава 14. Пошаговые принципы

Майя вышла из церкви и направилась домой. Она не хотела мешать Дагу. Раз он ей ничего не сказал, значит, ему надо было побыть одному. Он никогда не говорил об этой церкви, расскажет потом, если захочет.

После встречи с Ариадной она была совсем сбита с толку. Задачка не решалась, даже подходов никаких не вырисовывалось. Ей захотелось стать сразу химиком и физиком, микробиологом и историком, чтобы на самом высоком научном уровне разгромить эту железно-логическую мадам с крепкими мозгами, но с каким-то дефектом одушевленности. Дискуссии с ней не получилось, и ответов на свои вопросы Майя тоже не получила. Осталась горечь невысказанных мыслей. Академик давила так, что хотелось выбраться из-под этого пресса. Во время беседы она даже немного отодвинулась от нее, сидеть рядом было физически тяжело. Майя и сейчас никак не могла отцепиться от ощущения тяжести. «Надо с кем-то посоветоваться, иначе мне эту Ариаднину ниточку не оборвать», – подумала она.

Под ногами что-то хрустнуло, и ей вспомнился похожий хруст из детства. Так хрустел лед на весенних лужах, когда она бродила в парке. По южному краю дорожки сугробы подтаивали на солнце и нависали прозрачными кружевами над вытаявшей серединой сугроба. Прозрачные крупинки из последних сил держались друг за друга, иногда превращаясь в сверкающую каплю, которая была готова оторваться от кружева, и тогда Майя загадывала маленькое желание. Иногда они исполнялись…

На широком бульваре было почти безлюдно, и она решила немного посидеть на скамейке и успокоиться. Надо было немного «поскрести» свои желания и добраться до того истинного на сей момент, которое может продвинуть ее вперед, подсказать направление.

Вечер был на удивление тихий и теплый. На скамейку присел мужчина средних лет и сидел, разделяя с ней молчание. Майя отвернулась и стала рассматривать на небе звезды, которые пытались выглянуть из-за темно-серых облаков.

– Посмотрите на ту звезду, вот там, правее, – сказал наконец незнакомец и прочертил пальцем на небе линию от одной звезды до другой, горящей особенно ярко. – Думаю, Вы знаете, как она называется?

Майя посмотрела на него. У него были приятное лицо и красивая седая шевелюра. «Красавчик, – подумала она. – Что ему от меня надо?»

– Я никогда особенно не увлекалась звездными премудростями, «звездной болезнью» не страдала… – пошутила она, – но думаю, это Сириус. Я программист, у меня творческий тупик, и звезды вряд ли мне что-то подскажут, – нехотя промямлила Майя.

– Вы зря так думаете, «звезды знают все»! Видите вон то созвездие и вон то? Они кажутся нам стабильным рисунком на плоскости нашего восприятия, но… В одно созвездие могут входить звезды, находящиеся в разных потоках вселенной. Одна звездочка на небе может оказаться гигантским «звездным островом», плывущим на расстоянии двух миллионов световых лет от нас, в колыбели своей галактики. От некоторых галактик свет до нас вообще не доходит, от некоторых звезд мы видим свет их прошлого. Их, возможно, уже нет «в живых». «Мы видим прошлое на небе, но ищем будущее в нем». Все это действо подчинено строгим закономерностям, которые открываются нам слишком медленно, многое неподвластно нашему разуму. Мы не понимаем даже центра нашей Галактики, не то что центра Вселенной, как говорится, «лицом к лицу лица не увидать…» Мы существуем на грани смежных гравитаций… Синхронизация – основной принцип существования частного и целого, нельзя выдернуть ни одной звездочки ни в космосе, ни в нашей жизни на Земле. Вы слышали о пяти Платоновых телах?

– Да, но в работе мне это не пригодилось…

– У любого «слова и дела» есть, строго говоря, геометрическая структура, построенная на логике. Если Вы разберете Вашу проблему по косточкам, то обязательно найдете логику. Это всегда будет либо Ваша личная логика, либо логика того, кто вмешивается в ход ваших дел своей гравитацией. Тупиков не бывает, всегда есть выход, как минимум в четырех направлениях… Вы знаете принцип шести шагов? – решил сменить тему «звездочет».

– Шести? – удивилась Майя. – Я слышала принцип двенадцати ступеней. Ваш принцип – это что, половина от принципа двенадцати? – усмехнулась она. Ей начинал нравиться этот разговор.

– Даже не знаю, что ответить… Расскажите про принцип двенадцати, – попросил седой.

– Нет, сначала Вы расскажите про принцип шести!

– Ну, это не очень сложно: рисуете круг, делите его на три части, соединяете линиями. На конце каждой линии пишете направление исследований, которые Вам могут помочь в решении задачки. Потом поворачиваете круг на девяносто градусов и опять делите его еще на три части, на углах получившихся треугольников пишете имена людей, с которыми надо было бы поговорить. Потом выбираете из всех только три, которые кажутся первостепенными, и составляете из них треугольник. У Вас получится конкретный план работы на ближайшее время. Второй треугольник будет второй половинкой фигуры, создающей гармонию, симметрию и баланс всех взаимодействующих элементов. Потом через некоторое время, когда будет уже какой-то результат, проделайте эту процедуру снова. Все, что было не очень важным, наверняка отойдет на задний план, и появится что-то другое, что понадобится на следующем этапе. Если Вы посмотрите на «Канон» да Винчи, эта структура в объеме будет «звездным тетраэдром». Нет смысла писать более шести задач, справьтесь вначале хотя бы с шестью. Ну, теперь Ваша очередь…

– Принцип двенадцати – примерно о том же, просто он более глобальный, так сказать: описывает семь этапов решения задачи, более детально – все двенадцать, тринадцатый этап – это фактически начало нового круга. Эти двенадцать этапов мне объяснили практически в два захода. Ваш вариант имеет более практическое значение.

– Ну а все-таки подробнее, – попросил седой.

– Семь ступеней – это проблема – анализ – задача – поиск – результат – решение – последствия = новая проблема. Двенадцать ступеней мне объяснил другой человек – музыкант. Это как семь нот плюс пять полушагов между ними, а тринадцатый – следующая октава, начало нового ряда на более высоком уровне, так сказать, прыжок или, если хотите, виток…

– Да, забавно! Это как «цветок жизни», «плод жизни» в сакральной геометрии. Сейчас об этом уже написано, а очень долгое время хранилось за семью печатями, да и сейчас мало где рассказывают. Многие из тех, кто пытался приблизиться к этим тайнам, не имели шансов выжить… Но люди сохранили в памяти обрывки этой важной информации: три сына, трилистник, цветик-семицветик, за семью печатями, великолепная семерка, девятый круг, двенадцать апостолов, двадцать один – число удачи, в рисунках народных промыслов много символом и знаков – да много чего еще… Вы были в соборе Парижской Богоматери? – спросил он вдруг.

– Я там была виртуально.

– Это как? А… понятно: журналы, ТВ, интернет…

– Нет. Я написала программу виртуальных путешествий. Она довольно удачная, но у меня возникла «новая задача», так сказать, тринадцатая ступень, но «прыжок» сделать никак не удается…

– И?..

– …Как сказал мой друг, «просто жрать хочется» …

– Не понял…

– Просто, когда сидишь в программе, эффект присутствия очень сильный, но вдруг ниоткуда начинают выплывать запахи, может быть, мозг запускает какую-то программу недостатка минералов или витаминов, многие из них нам нужны вообще в микрограммах. Просыпается чувство голода, и автоматически выскакиваешь из моей программы. Хочется что-то придумать, что может дать ощущение удовольствия, как от еды, или, может быть, просто подавить чувство голода. Я, в общем, и сама не знаю точно, что должно быть. В виртуальном путешествии работает не только мозг. Мышцы имитируют движение, расходуя ресурсы и энергию. Не получая питания, мозг вытаскивает то, что «припрятано» в организме по разным «углам». В общем, мне кажется, что… у задачи нет решения. Я в поиске, но все больше склоняюсь к тому, что моя программа – просто игрушка и не надо с ней больше ничего делать, чтобы тупо не навредить самой главной программе нашего «личного единичного множества» – самому главному компьютеру, нашему мозгу. – Майе стало совсем грустно, и она засобиралась уходить.

– Мы не слышим, как вздыхает вселенная, когда играем самым ценным, что у нас есть, – нашим звездным кодом. Гены как звезды во вселенной: нельзя убрать ни одной звездочки в нашей бесконечно глубокой ДНК, на которой держится наше будущее. Туманности распадаются на звезды, хромосомы – на гены, гены – на…

– К сожалению, уже идут опыты по созданию «нового человека» и даже есть «результаты», как сказала одна авторитетная дама… У нас будет новый генетический код: железные нервы, каменное сердце и продуктивные мозги, принцип «целесообразности» заменит суть продолжения рода…

– Род – это не только ваши предки, это вся цепочка, по которой можно проследить движение рас и родов по нашей планете. Выдергивая будущее поколение из своего места в магическом восхождении, мы лишаем его возможности быть подобием всего живого, подчиненным строгим закономерностям.

– Мне грустно от всего этого. Я вошла в какую-то «зону падения». Ну, извините, мне уже пора, – опомнилась Майя. – Завтра я хочу сходить в академию, на открытую лекцию профессора, может, вы слышали о нем. Он не так давно вернулся из монастыря, в котором жил много лет.

– Что-то слышал. Я бы тоже с удовольствием его послушал.

– Значит, увидимся. Пока!

– Пока!

 

Глава 15. Двуликий Янус

Майя вернулась домой к ночи. Телефон печально отзвонился, пока она была в душе. В холодильнике, как всегда, было сиротливо, но перекусить на скорую руку кое-что нашлось. Она поела без удовольствия и угнездилась на диване. Поспать вечером, как она любила, не удалось, но наступало ее время, и она включила компьютер.

Пощелкала в задумчивости клавишами и ушла в онлайн. Хотелось с кем-то поговорить, посоветоваться или послушать, о чем разговаривают в чатах. Раньше она часто заглядывала в разные чаты, если какая-нибудь тема цепляла, но… очень часто все заканчивалось разочарованием. Вместо того чтобы помочь друг другу разобраться в какой-то теме, чатеры сначала начинали делать едкие замечания, потом подыскивали в своем скудном словарном запасе уничижительные эпитеты, а потом просто начинались брань и сквернословие, перемежавшееся нецензурной лексикой. Было такое впечатление, что сама тема чата мало их интересовала. Те, кто приходил с вопросами, с ними же и вылетали из чата уязвленными, а те, у кого запас слов еще весь не вышел, продолжали соревноваться. Но у Майи сегодня был свой личный конкретный вопрос, который не давал покоя, он требовал ответа, и она завела свой запрос.

Первым на него отозвался какой-то Аркадий… На вопросы отвечал без энтузиазма, стандартно и явно пытался продать какой-то прибор, который помогает улучшить концентрацию внимания и облегчить депрессию. Майя попрощалась, закрыла беседу и прошлась по списку. С женщинами говорить почему-то не хотелось…

Вторым собеседником оказался психолог, который воспринял ее вопросы по-своему и предлагал разобраться со своей интимной жизнью, как можно скорее обзавестись семьей, сосредоточиться на биологической роли женщины и нарожать побольше детей, тогда появятся более реальные вопросы и скучать будет некогда. С ним Майя даже прощаться не стала.

Третьим оказался собеседник, который на фотографии выглядел довольно симпатично. Разговор завязался, он задавал интересные вопросы, над которыми Майе даже приходилось задумываться, прежде чем ответить.

– Извини, можно спросить? – замялась Майя. – Янус – твое настоящее имя или ник?

Обычно не принято задавать такие вопросы, но ей хотелось немного «приоткрыть» этого человека. Он был интересен.

– Оно тебе мешает? – удивился Янус.

– Немного. Не люблю, когда умничают попусту… Твоя аватарка располагает, только почему ты на ней в профиль?

– Мне так удобно. А имя настоящее. Продолжим… или о семейном положении тоже доложить?

– Не обижайся! Просто когда я за что-то запинаюсь, то мне хочется разобраться.

– Ну, у тебя имечко тоже… того, ты не в мае родилась случайно?

– Нет! Не в мае! И маяться всю жизнь не собираюсь! – сказала Майя и подумала: «Тоже мне, “красавчик”»…

– Понял! Забыли. Так что за задачка у тебя?

– Я хочу понять, возможно ли в виртуале получить ощущение удовольствия от виртуальной еды? Понятно, что это имитация питания, я не школьница. Но должно быть что-то, что может воздействовать на мозг и дать похожие ощущения вкуса, зрительного удовольствия? Запахи, как выяснилось, сами откуда-то «выскакивают»…

– М-да-а-а… Денек сегодня выдался интересный… Вопросики сыплются занима-а-ательные. Значит, так! Советов полечиться или регулярно отдыхать я тебе давать не буду. Попробуем рассуждать. Вообще-то я нарколог, занимаюсь разного рода зависимостями. Снимать зависимость научились довольно давно.

– Почему же их становится все больше и больше?

– Проблема лежит в другой плоскости: не все хотят избавляться от зависимости по разным причинам. Самые стойкие – это медики. Все понимают, но все равно делают. Те, кто не понимает глубины зависимости, считают, что они могут остановиться, когда захотят, а сейчас это им просто нравится. Такая вот свобода воли… И при этом стараются втянуть других в свое хобби, чтобы были друзья по интересам… Пока это доставляет удовольствие, эмоциональный драйв, бороться с этим почти невозможно. Трудно найти что-то другое с таким же накалом эмоций. Наступает «адреналиновый провал»… Но твоя задачка – совсем другое. Человек зависит от питания по важным причинам. Нельзя просто отключить «зависимость», сама понимаешь…

– Конечно!

– Питание – это не только энергия, это наше все: химия, физика, психика… В природе объем пищи любого живого существа зависит от веса тела; питание, можно сказать, поддерживает температуру тела. Все работает по жестким законам. Нельзя выдернуть из цепочки звено: она станет не просто короче – она разорвется. Чем больше мы залезаем в мозг, тем больше появляется вопросов. Твоя задачка – только точка в бесконечной паутине связей… Убери эту точку – что встанет на ее место и где она найдет свое место, в какой части этого сложного целого? Как она начнет взаимодействовать с остальным, что изменит? Вопрос лежит все там же, где и много лет назад: в масштабе, какой мир ты рассматриваешь. Все относительно. И самое главное – относительно того, на что повлияет решение твоей задачки. Законы и формулы приходится уточнять и пересматривать постоянно. Мы очень мало знаем о целом. Делим и умножаем, и у нас получается то, чего мы не ожидали. Мы все больше убеждаемся в бесконечной глубине целого. Дергаем за разные ниточки, и паутина деформируется, сотрясается, и кто-то или что-то пытается исправить то, что мы сломали. Мы не просто идем «от» и «до», мы в процессе: все вместе движется непрерывно, закономерно и последовательно. И как бы мы ни воздействовали на мозг, он вынужден будет искать варианты, как добыть для тебя то, без чего ты не можешь существовать в этой реальности. И найдет! Но цена может оказаться неадекватной… конкретно твоей задачке в том числе.

– Значит, тупик? Сколько времени человек может не есть? – взгрустнула Майя.

– Можно задаться целью и на время виртуального путешествия обмануть твой мозг, но это время должно быть адекватно физической и психической безопасности тела, и мозга – особенно. А иначе он запустит такие программы, что зависимости «от» покажутся просто забавой.

– Можно проглатывать таблетку перед путешествием, угнетающую работу… – засмеялась Майя. – Тогда моя программа и не нужна, таких «путешественников» с каждым годом все больше… Только непонятно, по чьей воле они путешествуют… Не по своей – точно.

– Из такого виртуального путешествия с течением времени человек возвращается с разрушенным физическим и психическим здоровьем: обостряются негативные качества личности, самое страшное – это расслабление воли. Контроль над его жизнью берет наркотик. Путешествие заканчивается, когда его концентрация в крови падает. Наличие его в крови – условие «игры». Медитация – тоже своего рода виртуальное путешествие, но при сознательном управлении своей психикой и при гармоничной работе очень сложного целого. В медитации человек контролирует время и может выйти из нее по своей воле в нормальном физическом и душевном состоянии: стабилизируется активность мозговых волн, повышается энергетика, усиливается иммунитет, снижается уровень страхов и фобий, повышается уровень интеллекта, укрепляется воля.

– В моей программе все происходит осознанно, только чувство голода непобедимо. Мой друг так и сказал: «Все здорово! Просто жрать хочется!..»

– А можно посмотреть твою программу? Ну, не просто поиграть, а обследовать, как работает мозг, пока ты в виртуале. Ты же там задействуешь мышцы, эмоции, много чего, что мозг в этом случае запускает? В общем, вопросов много.

– Конечно! Договоримся. Мне сейчас надо подумать. Спасибо!

– Приятно было познакомиться! А все-таки почему тебя назвали Майей?

– Как-нибудь расскажу! А ты расскажешь про твой профиль? Он в общем очень даже ничего…

– Хочешь «помучить» небольшую задачку в свободное время? – спросил напоследок Янус.

– Давай!

– Я не нашел изображений фараонов с непокрытой головой… Может, ты найдешь? Пока!

– Хм… это как-то связано с твоей аватаркой? Пока…

Майя выключила компьютер. Ни слушать, ни смотреть, ни думать больше не хотелось. «Спать! “Утро вечера мудренее!”, “Об этом я подумаю завтра!” – какие чудесные фразы, кто их только придумывает?» – подумала она и выключила все.

 

Глава 16. Теория выбора

Майя проснулась от ощущения запаха оттаявшей земли… На окне у нее стоял горшок с землей, в который она посадила несколько луковиц тюльпанов. Первые лучи солнца начали прогревать горшок, и земля начала испарять свои соки.

Этот запах унес ее далеко в детство. Тогда у нее было забавное увлечение – охота за запахами. Иногда в конце зимы она слышала, что люди говорят: «Весной запахло!». Но она охотилась за запахами круглый год! Пока шла от школы до своего дома по длинному широкому бульвару, запахи менялись в зависимости от времени года. Она различала запах нарциссов и тюльпанов, свежий – гиацинтов, высаженных вдоль дорожки, или нежный – ландышей, толпившихся под кустами немного в стороне от аллеи, когда ветер, пробираясь через кусты, подхватывал с земли их дыхание. Розы, высаженные вокруг памятника очередному герою, который стоял посередине аллеи, пахли всегда одинаково.

В течение лета менялись цветы, менялись и запахи. Осенние запахи всегда были желтыми и красными, а зимние – белыми. Ей никогда не было скучно. Когда она уставала от прогулок, то садилась на скамейку в том месте, где людей проходило больше, и наблюдала, что у них в руках, а потом придумывала про них разные истории. Иногда кто-то из прохожих говорил о своих желаниях, и тогда она начинала думать о своих собственных. Оказывается, их было так много, что приходилось расставлять их по местам, а некоторые – даже просто выбрасывать прочь, такие они были незначительные и вздорные. Гуляя в одиночестве, она никогда не чувствовала себя одинокой. Один старичок, который однажды сидел с ней на лавочке, назвал ее «девочка ля-диез», а себя – «мальчик до-бемоль». Он сказал, что «все в мире – музыка, цвет и вибрация». Она поняла смысл его слов намного позже.

После школы у нее было предостаточно времени, и она забредала в магазин тканей. Это было волшебное царство! Магазин был не очень большой, и продавщица, давно ее заприметившая, уже не спрашивала, что ей нужно. Она просто следила за девочкой, чтобы подсмотреть, что та выберет в очередной раз.

В первый раз Майя сделала вид, что выбирает ткань для платья, в другой раз – для занавесей или для пальто. Потом они с продавщицей стали молчаливыми подружками, и придумывать отмазки стало не нужно. Она просто получала удовольствие от цвета, фактуры или затейливой вышивки. Иногда ее привлекали толстые, грубые ткани темных тонов, иногда – цветастые шелковые, иногда – разноцветные вуали и расшитые тюли.

Она бродила по магазину и придумывала, что себе из этой ткани сделает. А когда придумывала, то выпархивала из магазина в веселом настроении, потому что иногда она «уходила» в королевской мантии, иногда – невестой, а иногда – в грубой деревенской хламиде, но всегда счастливая. Созерцание – это всегда повод для размышления.

У нее было много маленьких удовольствий. Чудесное время! Она часто его вспоминала. Это было счастье, ее маленькое разноцветное счастье!

Но сейчас запах земли напомнил ей о самом печальном событии в ее жизни. Несколько лет назад были похороны ее сестры. Это была трагическая история. Они с сестрой были очень похожими внешне, но абсолютно разными по сути.

Лада была нежным цветочком, доверчивым и открытым. Ее светлые кудряшки умиляли каждого, кто с ней встречался. Училась она хорошо, но со временем стала часто заходить в церковь, чтобы послушать музыку, и даже перешла учиться в школу при церкви. Ей нравилось сидеть в церкви и слушать, как поет хор на невысоком балконе и как звучит орган, а по воскресеньям встречаться с такими же, как она, детьми и петь в детском хоре. Религиозные тексты завораживали, и ее голубые глаза светились счастьем, когда она что-нибудь рассказывала Майе. Иногда она заходила и в маленький католический костел, послушать, как поет хор там. Она сказала, что хочет креститься, и попросила свести ее в какой-нибудь большой собор, где проходят большие праздничные службы.

Была весна, и родители решили съездить с ней в Италию, на пасхальную службу. Вернулись они через несколько дней, и Ладу было не узнать. Она стала молчаливой, глаза потухли, о поездке рассказала только один раз, что собор ей очень понравился, хор и люди в соборе пели все вместе и очень красиво. Мама тоже выглядела очень грустной и не могла понять, что случилось с Ладой. В первое воскресенье после приезда сестра даже не пошла петь в хоре. В церковь она сходила только один раз и долго там сидела одна. Через несколько дней она покончила с собой, не оставив никаких записок. Перед похоронами мы узнали, что она потеряла девственность. На похороны Майя отказалась пойти, хотела запомнить Ладу живой и радостной. На могилу сходила через несколько дней и посадила луковицы белых тюльпанов.

Запах весенней земли всегда напоминал ей, что Лады уже нет, но она каждой весной сажала в горшок белые тюльпаны, любимые цветы сестры.

Через несколько лет она решила съездить в Италию, в тот собор, о котором говорила Лада. Он был великолепен, но ничего нового о том, что произошло в нем, она, конечно, не узнала. Перед отъездом она решила посмотреть Сицилию. С мыса на юге Италии можно было на кораблике съездить на небольшую экскурсию.

Она вышла из автобуса и пошла прогуляться вдоль берега. Сверкающее море, теплый морской ветерок и глубокая печаль слились в одно ощущение несвободы в этом странном мире. Она стояла на высоком берегу, и прямо на нее медленно шел многоэтажный океанский лайнер. Напротив, через пролив, берег был не такой крутой, как тот, на котором стояла она. Внизу бушевал бурный поток, протискиваясь через узкий пролив между мысом и островом.

«Если лайнер сейчас не остановится, – думала она, – то он врежется в мой берег. Не сумасшедший же капитан…» Оставалось всего несколько метров до берега, когда лайнер замер на месте. Вода вокруг него бешено закипела, и он начал разворачиваться на месте.

«Неужели этот гигант собирается пройти через то узкое горлышко? Зачем он так рискует жизнями тысяч людей, которыми набит битком? Многие из них стоят на палубе и, замирая от страха, надеются, что капитан понимает, что он делает… Что он пытается доказать?»

Рядом с берегом лайнер казался еще более огромным. Он был настолько близко, что Майя могла рассмотреть тревожные глаза людей на верхней палубе. Этот колосс, как загнанный зверь, пытался выбраться из западни, неуклюже разворачиваясь. И вдруг бурное течение подхватило его и потащило между берегов. Он изо всех сил сопротивлялся, вода кипела вокруг него… Гигант медленно продвигался вперед и наконец выполз на более широкое место. Берега стали понемногу расходиться.

Майя всмотрелась в противоположный берег и заметила там перед маленькими домиками табличку Haribo. Что-то знакомое мелькнуло в голове… «Если это то, что я думаю, то на моем берегу должна быть другая табличка…» Иллюзия могла стать реальностью!

Она начала спускаться по узкой дорожке, продираясь через кустарники, и наконец тропинка опять пошла вверх. Она вышла на дорогу и пошла вперед. Никто ей не встретился, только свежий морской ветерок то ласково обнимал ее, то, будто пытаясь согнать с дороги, толкал и швырял в лицо пыль и мусор.

Она дошла до указателя и замерла от удивления. На табличке значилось Sсilla. Как жаль, что мы считаем красивые легенды вымыслом, фантазиями, пережившими века. Они иносказательны, но они предупреждают… Как Одиссей прошел между Сциллой и Харибдой, так и мы, рискуя всем, не можем остановиться, и время тащит нас безвозвратно, втягивая в водовороты и паутины страстей… Но все-таки у нас всегда есть выбор, и каждый имеет то, на что дал согласие…

Майя вернулась из плена воспоминаний и выползла из кровати, надо было разогнать грусть и переключиться на третью реальность.

«Ну где же Даг? Да! Скучаю! Но звонить не буду. Нельзя же преследовать человека только потому, что мне не справиться с минутными эмоциями».

Она открыла окно, и весенние запахи ворвались вместе со знакомыми звуками. Кто-то из соседей разыгрывал гаммы. Они всегда были почти одни и те же, но не надоедали. Майя давно привыкла к ним, улавливая разное настроение музыканта. Каждый раз она старалась уловить тот загадочный звук ля-диез, который стал ей почти родным… Ей очень хотелось с ним разобраться. Звучание его на клавиатуре она, конечно же, нашла без труда. Но эта нота была в каждой октаве! Как понять, какую октаву имел в виду старый музыкант? Почему старичок из детства, с которым она сидела на скамейке не так уж долго, назвал ее «девочка ля-диез»?

Музыкой она никогда не занималась, поэтому оставался один вариант – просто додуматься. А это было ее любимым занятием. И так она в конце концов пришла к выводу, что ей вполне может помочь «принцип двенадцати шагов».

«Если “ля” – это шестая нота в октаве, то остается только одна нота-ступенька для перехода на следующий виток. Но он сказал “ля-диез”, это полуступенька, нюанс. У ноты “ля” есть и бемоль – полшага вниз с немного грустным оттенком». И тут ее осенило! В жизни есть четко определенные звуки и чувства, но всегда надо различать эмоциональные полутона, прежде чем выносить приговор и делать следующий шаг. Любовь может быть печальной и светлой, зависть может быть черной и белой, и это не противоположности, а только полуоттенки одного и то же чувства или маячки, которые на твоем пути показывают, идешь ты вниз или вверх. Старый музыкант, видимо, понял, что мне легче идти вверх, радуясь каждому следующему шагу. Пожалуй, так!

А что же он имел в виду, когда назвал себя «мальчик до-бемоль»? Такой ноты вообще нет… Если «до» – это начало следующего витка, почему тогда полшага назад, который в принципе невозможно сделать… Какая-то безысходность была скрыта в его шутливой формуле своего состояния. Он поднялся на следующий виток, но не может идти вперед, не оглядываясь назад. Шаг назад в принципе невозможно сделать… День сегодняшний уже завтра станет вчерашним. Мы не можем не идти вперед во времени. Что он оставил в прошлом и не хочет отпустить? Или просто не может? Может быть, совсем не радостен одинокий путь, даже если ты еще можешь идти… Что может утешить и примирить старость с невозможностью сделать шаг назад? Возможно, это забота о том, кто слабее тебя… Нельзя отказываться от пути, по которому ты идешь, есть опасность упасть в бездну и никогда не вернуться…

Музыка за окном оборвалась, и Майя вернулась из воспоминаний к себе, в свою реальность.

Нужно было начать новый день и найти Дага.

 

Глава 17. Прелюдия к аккордам

Был выходной, планов на сегодняшний день у Майи не было. Даг не звонил, а надо было договориться, когда можно показать Янусу ее программу. Она решила побродить по городу. Машины у нее не было, да и передвигаться на ней по городу было бессмысленно из-за бесконечных пробок: утром – час пик, днем – бизнес-пик, вечером – опять час пик… Хорошая прогулка лучше хорошего совета, потому что во время ходьбы ответ приходит от себя самого, изнутри, подчиняясь каким-то внутренним импульсам и приоритетам. Есть в ходьбе какой-то секрет, согласованная работа тела и мозга, что ли… Попробуй усидеть на месте, если тебе сказали что-то радостное или сообщили неприятное. Чем ходить из угла в угол и хмуриться на обстоятельства, лучше уйти на прогулку. На ходу легко думается и решается быстрее.

Когда выдавалось свободное время, Майя ходила пешком одна и начинала прогулку с какой-нибудь ноты. Сегодня был ля-променад. Она начала присматриваться к подсказкам и прислушиваться к ритму города. Все двигалось в своем персональном ритме: прошуршал троллейбус – довольно медленно, проехал автобус – немного быстрее, взвизгнула тормозами машина, когда «уступала дорогу» старушке, шаркавшей на красный свет в «своем персональном» ритме… Помигал своими внятными цветами светофор, посылая зеленые приветы толпе пешеходов, и волна двинулась, пересекая и смешивая старое и молодое, больное и здоровое, хмурое и веселое, прошлое и будущее. Рядом с киоском сидел пожилой мужчина и играл на гармошке популярную мелодию, ожидая от прохожих «понимания» своего не очень веселого положения. Все излучало цвет, звук и вибрации…

Почему музыка производит такое разное впечатление на людей? Девушка в метро, которая играет на флейте, вызывает чувство оптимизма – она не сдалась! Под одни звуки хочется танцевать, кружиться и прыгать, под другие – плакать, а некоторые звуки доводят до безумия огромные залы. Какого цвета безумие?

Девушка остановилась у витрины огромного двух­этажного книжного магазина. Он располагался в старинном особняке с высокими фигурными окнами. Это был другой мир, драгоценный ларец, в котором всегда можно было найти что-нибудь на любой возраст, вкус и интеллект… Майя любила заходить сюда, в его пространстве время искривлялось, подчиняясь «закону относительности»: чем дольше она здесь находилась, тем моложе и лучше себя чувствовала, когда уходила. Находились ответы на загадки, и новые идеи рождали новые планы.

В отделе нот она спросила диск последнего хорового концерта. Это был необычный концерт. Хор исполнял «новую музыку», которую писали молодые композиторы без регалий и титулов. Она была очень необычная. Когда Майя прослушала одну из таких композиций первый раз, ей показалось, что люди просто разговаривают каждый о своем и вскоре должна начаться какая-нибудь мелодия. Но говор превращался в шепот, потом опять в говор, разобрать слова в котором не было никакой возможности… Все это подчинялось своему неуловимому ритму. Произведения, вошедшие в концерт, были очень разными и непривычными слуху. Это было новое направление в музыке, и ей хотелось самой в этом разобраться. Майя не была на этом концерте, но знакомые говорили, что сначала остается ощущение легкой прострации, но позже хочется прослушать еще раз.

Взяв диск, отошла в сторону, чтобы прочесть имена молодых композиторов. Рядом оказался высокий молодой человек, который стал подглядывать, что написано на этикетке прозрачной упаковки.

– Вы тоже интересуетесь новой музыкой? – спросила девушка.

– Да. Я еще не был на этом концерте, но слышал некоторые произведения.

– Вы композитор?

– Нет, я аккомпаниатор, но тоже немного пишу музыку.

– И что Вы думаете об этой новой?

– У нее другой ритм, другая гармония, другая частота, другие цвета… Звуковое поле безгранично, как море: может быть глубоким и темным, может – светлым и прозрачным, может – колоколом или журчать флейтой. Его задача – создать резонанс в определенных системах человека. Собственно, цвет делает то же самое. Я могу записать музыку цветом. Чтобы вызвать резонанс, надо знать, на какой частоте вибрируют наши отдельные системы или органы. Музыкант делает это интуитивно, настраивая вначале свой внутренний камертон, и тогда его музыка или входит в резонанс со слушателем, или раздражает, если они не совпадают в главном.

– Вы имеете в виду чакры?

– Тело человека – это тоже цвет, волны определенной длины. Есть люди звонкие, чистые, есть люди мутные, тусклые, но все становятся одинаково светлыми, когда улыбаются или смеются от души. Иногда я пишу музыкальные портреты моих знакомых: не всем «пострадавшим» нравится… Даже если я не напишу названия этюда, все равно через несколько лет могу вспомнить этого человека по музыкальному портрету.

«Интересно, – подумала Майя, – какой цвет излучает человек после обеда? Я – наверное, серый… Мне после еды всегда хочется уединиться и поспать. Не зря же раньше был так популярен “адмиральский час”».

– А что Вы думаете о виртуальном путешествии? – спросила она музыканта.

– Самое виртуальное – это музыкальное! Оно может унести Вас так далеко, что сравнится, пожалуй, только с медитацией.

– Я думаю, что они все-таки разные, – заспорила Майя. – Музыка уносит в свои личные переживания, по сути, в воспоминания, а медитация может унести за пределы Земли, как угодно далеко. Медитацию я бы сравнила со сновидением. Никогда не знаешь, куда попадешь. Иногда снится бог знает что, не сразу разберешь – это о прошлом или для будущего… И все же у них есть важное общее свойство – гармония. Гармония – это магия математики, физики, химии… В человеке все так сложно взаимосвязано: после одного концерта мне хочется уединиться и подумать, после другого – кинуться спасать кого-нибудь, после некоторых – хочется крушить и разрушать. Вот как только я отвлекаюсь от музыки и успокаиваюсь, мозг начинает сканировать все уголки моего существа, и, когда доходит до желудка, я начинаю искать «точку питания». Как долго Вы можете не испытывать чувства голода? – спросила Майя, желая подольше задержать собеседника.

– Хороший вопрос… Опасно увлекаться бездумно, страдает здоровье, психическое – в первую очередь, у музыканта особенно… Всему надо уделять необходимое время, иначе начинаются сбои, гастрит например, – засмеялся он, – и рушится гармония всего целого.

– «Единичного множества», как сказал один мой знакомый, – задумчиво заметила Майя. – Он рассказал, что много веков назад Витрувий доказал, что гармония жилого пространства должна соответствовать гармонии человеческого тела, а да Винчи подтвердил, что человек подчинен очень строгим математическим закономерностям, что нельзя выдернуть из его структуры ни одной крупицы, не нарушив внутренних взаимосвязей, и у «Канона» да Винчи есть логическое продолжение. Развитие идет поступательно и неумолимо. Вы знаете, чем принципиально отличается неандерталец от современного человека?

– Могу, конечно, порассуждать, но мне кажется, что у Вас есть какой-то свой, очень личный вопрос, который не дает покоя, но он не совсем музыкальный…

– Да! Видимо, это теперь вопрос невмешательства в программы Божественного творения… Один случайный знакомый объяснил мне, что люди – как звезды… Мы существуем на грани смежных гравитаций. Мы притягиваемся друг к другу и отталкиваемся, и очень важно, отталкиваясь, не разрушать друг друга… – Майя посмотрела на музыканта и вдруг через окно увидела Ариадну. Та прошла мимо витрины и направилась ко входной двери в магазин.

 

Глава 18. Направление спирали

Ариадна не могла отключиться от разговора с молодой журналисткой несколько дней. «Зачем она наплела мне про какую-то программу, которую она пишет? Если она программист, то могла бы сама найти нужную информацию по генной инженерии, многое уже опубликовано. Того, что есть в открытом доступе, ей бы хватило с лихвой. Кошек клонируют; в Австралии уже лет пятнадцать клонируют эмбрион человека вполне официально; создан химерный эмбрион человека и обезьяны в Китае; а у нее проблема виртуального питания… Какая глупость! Программисты должны работать над теми программами, которые им заказывают. Одного мусора на планете столько, что скоро ступить будет некуда… Задач слишком много. Чакры чакрами, а генетика – конкретная наука. Лестница чакр – кто ж этого не знает… Длина волны – цвет, но дух-то может видеть только одну, следующую, чакру, и кто знает, как долго он будет топтаться на одном месте… Всю лестницу можно пройти за одну человеческую жизнь, но это серьезная работа. Многие живут на уровне нижних чакр, и потайная дверь для прохода в следующий блок духовного развития им, возможно, никогда не откроется. Идут по легкому пути, наркотики сжирают все без остатка: их путешествие, может, и будет увлекательным, но вернутся из него немногие. Тринадцатую дверь открыть непросто…

“Кто я?” – вопрос не праздный. Мы можем многое рассказать о другом человеке, но самого себя познать невозможно. Мы отражаемся в других людях, как в зеркале, но иногда трудно поверить, что какой-нибудь хам – это часть меня: может быть, этот человек просто был сегодня не в духе. Я знаю, “кто я”! Это – моя аксиома. Возражения – это вешки на пути развития того, кто возражает.

То, чем мы занимаемся, нужно для будущего. Буду я этим заниматься или нет, не имеет значения, генетика все равно будет развиваться в нескольких направлениях. Так получилось… Нам не дано изменить направление спирали, но мы идем по той же лестнице, просто быстрее, перешагнув через одну ступеньку. Ошибки восхождения – вопрос риторический!

Мы начали другую шахматную партию. Все старые партии разыграны, у игроков нет шансов выйти на новый уровень на старом поле в шестьдесят четыре клетки – этого слишком мало; даже поля в восемьдесят одну клетку, на котором очень давно играют в Японии, уже недостаточно для новой игры. Наше поле в сто клеток – это будущее, игра не заканчивается смертью короля и королевы, в игру вступают две новые фигуры. Чтобы в нее играть, человек подключает и правое полушарие, тогда мозг начинает работать совсем по-другому. Это совсем другая игра! Это – эволюционный скачок. Здесь можно выиграть, хотя тактики и стратегии пока нет, но мы работаем. Уже родились генно-модифицированные дети, мы не знаем последствий, но это доказывает, что “направленная эволюция” возможна. В течение последних тридцати лет наша ДНК сама начала меняться, и кто-то должен с этим разбираться. Другого пути нет, надо идти дальше! Одни приближают коллапс, а мы торопимся вывести того, кто выживет в этом коллапсе. Наука как двуликий Янус: одна сторона от нас всегда сокрыта… Каждый занимается тем, во что верит. Слишком много мифических свидетелей нам осталось от далеких предков. Пока накопятся доказательства их правоты, генетика уйдет уже очень далеко. Каждый занимается тем, чем может!»

Ариадна спорила сама с собой с переменным успехом. «Чем смогла меня так задеть эта девчонка? Написала одну программу и уже чувствует себя чуть ли не пророком. Нет, конечно, не пророком, это чересчур, но моралистом уже стала: “А как же душа?”. Лично я души не видела, а те, кто ее видел, вряд ли смогут это доказать. Мечтатели! Одного такого мечтателя я уже пыталась переубедить – не получилось. И он тоже зацепил меня за живое. “Мы не имеем права творить на божественном уровне, мы не знаем законов единичного множества, мы – импульс, у которого строго специфическая роль. Ответственность – это закон для каждой точки творения. Ты не понимаешь, с чем ты играешь”, – сказал он. Откуда он это взял? В монастыре рассказали?.. “Время покажет, кто прав”, – сказала я ему на прощанье. И что? Кто же прав? О, Боже, Боже… о ком это я? Займусь-ка я лучше делом!»

Она заметила, что зашла не в тот отдел. На рекламной полке стояло переиздание «Цветок Жизни Леонардо», дополненное издание «Занимательная геометрия. Прошлое всегда рядом», «Улыбка Сета. Удвоение спирали» и несколько книг из серии «Наука за час». Она развернулась и пошла в отдел медицины, со стеллажа «Микробиология» взяла несколько книг и вернулась к рекламной полке. «Интересно, я сейчас прошла по кругу или по спирали?..» – подумала академик, взяла пару книг с рекламной полки и направилась к выходу. В задумчивости изо всех сил толкнула тяжелую входную дверь. Входивший мужчина едва успел отскочить…

– Нельзя открывать двери как попало. Думать же надо, что делаете! – выпалил раздраженно.

– Что? Что Вы сказали?.. Конечно, конечно. Извините! – ответила Ариадна автоматически и вышла на улицу.

После смерти сына она все чаще стала замечать, что, думая о настоящем, серьезно задумывается о прошлом.

 

Глава 19. Последняя встреча

– Итак, сегодня у нас очень занятная тема, коллеги, – начал профессор свою лекцию. – Теория света. Как вы знаете, существует насколько теорий света, но главное – это то, что основных цветов всего два: желтый и синий. Скорость света…

– Извините, профессор, а красный? – спросила девушка из первого ряда с красным шарфиком на шее.

– Красный – это просто очень плотный желтый. Доказано, – промямлил себе под нос профессор. – Да… скорость света…

Однажды я был на похоронах очень хорошего старого знакомого – ученого, энтузиаста, увлеченного человека. Нас свела жизнь случайно и надолго. Он был моим лучшим собеседником. Церемония проходила в зале прощаний в новой часовне. Зал был большой и торжественный. Всю самою длинную и высокую стену занимала огромная фреска с ангелами и геометрической фигурой наподобие большого кристалла, который поблескивал искорками разных цветов, как бриллиант. Ангелы – частые участники картин на религиозные сюжеты, но остальное производило непонятное впечатление и заставляло задуматься. О чем думал художник, когда рисовал эту фреску для зала, в котором будут прощаться с покинувшим реальный мир человеком, будут думать о нем? Что бы они хотели увидеть в эту последнюю минуту? Возможно, душу этого человека, если они верят в то, что она существует. Я смотрел на огромную фреску и думал, что если есть душа, то она, возможно, выглядит именно так, как сверкающий кристалл. Как знать, может, художнику довелось ее когда-то видеть. Подумайте, коллеги, как преломляется свет в кристалле, чтобы сверкать всеми цветами радуги, и что именно способствует образованию разных цветов. Это задание к следующей лекции. А сейчас я слушаю ваши вопросы.

– Но, извините, профессор, ограненный кристалл сверкает только при освещении, а душа переливается всеми цветами радуги даже в темноте…

Профессор просканировал амфитеатр и не ошибся. Фраза упала с последнего яруса…

– Хороший вопрос! Предлагаю всем подумать об этом на научном уровне. Да, еще одна тема: «звезды» посылают нам свет, и он доходит до нас через колоссальные расстояния. Свечение не прекращается в течение огромного количества времени. Может ли быть такой объект «кристаллом», отражающим или… Жду ваших ответов на следующей лекции в письменном виде. Работа имеет зачетный характер. Дерзайте!

Обратившись к забавному студенту, он сказал:

– Даг, от Вас требуется ответ на два вопроса, один из них – Ваш собственный… Удачи!

– Профессор, не могли бы Вы уделить мне немного времени не в рамках лекции? – спросил Даг.

– В 15:00 Вам удобно будет, в библиотеке? – спросил профессор и начал гадать, что бы это могло значить.

Даг пришел в библиотеку намного раньше: сегодня лекций у него было меньше, чем обычно. Пошел вдоль стеллажей с книгами и нашел нужный отдел. Вытащил толстенный иллюстрированный фолиант о кристаллах и исчез из третьей реальности.

«Вернул к жизни» его профессор. Он остановился за его спиной и невольно пытался заглядывать в открытые страницы.

– Это не очень древний экземпляр. Есть удачный перевод с английского, вышедший в начале двухтысячных, рекомендую. Там, правда, информации намного больше, чем Вам, может быть, потребуется…

– Извините, я не слышал, как Вы подошли!

– Ничего страшного, я только что вошел, – решил успокоить его профессор. – Чему обязан?

Они устроились поудобнее в пустующем уголке зала, и Даг достал фотографию.

– Извините меня за вопрос, Вам не знаком этот предмет?

Профессор взял фотографию и начал меняться в лице.

– Откуда у Вас это фото?

– Я сделал его дома, это шкатулка моего отца…

– Откуда она у него? – смутился профессор, боясь задать главный вопрос. Он смотрел на Дага, веря и не веря в свою догадку.

– Он получил ее от своего папы, но это было очень давно. А что?

– Как звали Вашего отца? – голос профессора выдавал волнение.

– Откуда Вы знаете, что его нет в живых?

– Потому что, если его звали Глен, то я Ваш родной дедушка…

Даг смотрел на деда и не мог вымолвить ни слова. Когда он готовился к встрече, у него была уйма вопросов, но сейчас они казались уже ненужными, и без них истина была очевидна. Его переполняли такие эмоции, что он встал и начал ходить между столов. Он теребил свои рыжие волосы, а профессор смотрел на него и не мог понять, почему у него ни разу не мелькнула мысль о каком-то неуловимом сходстве этого паренька с его погиб­шим сыном.

Когда Даг немного успокоился, он вернулся на свое место и спросил:

– Можно я Вас обниму? Я надеялся, что смогу Вас когда-нибудь встретить, но не было ни одной ниточки, которая привела бы к Вам. Я просто знал, что Вы есть. У отца было слишком обычное отчество, а бабушка сказала, что все контакты, к сожалению, «потеряны». Когда отец приезжал после аварии, я был маленьким, и со мной обошлись как с ребенком.

Профессор поднялся со своего места и прижал паренька к себе так нежно, как будто не внука, а своего потерянного сына держал в руках. Он боялся разжать объятия, чтобы не потерять навсегда, теперь уже сына Глена, забавного и умного молодого человека, в котором он так надеялся до этой минуты приобрести просто собеседника. Сейчас это было несравнимо большее. Собеседником станет его собственный внук. Профессор разжал руки и посмотрел ему в глаза. «Карие, – подумал он, – видимо, как у матери… У Глена были синие с темным ободочком…»

– Если ты свободен сегодня, я приглашаю тебя ко мне на дачу. Тебе там понравится, я уверен. Там и поговорим обо всем, а утром вернемся в город вместе, – почти уговаривал профессор.

– Я свободен, позвоню только Майе, чтобы она не волновалась.

– Это твоя девушка? Не «иллюзия» случайно? Чем она занимается?

– Она программист.

– Ха-ха-ха, – задорно засмеялся профессор, – я, кажется, с ней тоже знаком… Иллюзия иногда становится реальностью. Поехали?

– Поехали!

– По дороге заедем за продуктами, у меня давно не было таких важных гостей! Когда приедем, уже стемнеет, но ты увидишь, какая там красотища, в такое время особенно!

…Разговор на даче получился долгий. Профессор рассказал Дагу всю свою жизнь, не приукрашивая и не умаляя своих ошибок: так дорого ему было доверие этого мальчика. Было что-то странное в этом: они не смогли встретиться на похоронах Глена, Ариадна прервала все связи и не сообщила о рождении внука, Глен отстранился от общения с сыном или, может быть, его бывшая жена хотела уберечь сына от влияния «семьи», которая отняла у Глена что-то очень важное в жизни каждого человека…

Даг слушал своего деда, и ему не верилось, что он теперь не один в этом огромном городе, что у него есть такой умный, сильный и очень близкий ему человек.

Когда уже под утро собрались немного поспать, профессор сказал, что получил письмо из Парижа и ему нужно туда съездить на пару дней. Нора, вдова Глена, писала, что это может быть очень важно.

Утром они вернулись в город и договорились, что профессор позвонит сразу, как только вернется.

 

Глава 20. Бег по кругу

Весна в Париже наступала рано. Движение начиналось с раннего утра: птицы торопились оповестить о том, что пора просыпаться, почтальоны спешили расстаться со своим нелегким грузом, на маленьких столиках у витрин кафе появлялись сахарницы, на скамейках под цветущими вишнями досыпали «засони», вокруг которых суетились их четвероногие «ранние пташки». Английский бульдог недовольно подергивал носиком, огромный бульмастиф равнодушно глянул на него свысока, а подросший щенок решил не связываться с ними с самого утра, ведь впереди был еще целый день…

Глен любил прогуливаться по утрам. Он никуда не торопился, и определенного маршрута у него не было, но не пройти мимо цветущих деревьев не мог. Это было его время для размышлений.

Жизнь Глена была легкой и увлекательной. «Семья» не отказывала ему ни в чем, и он чувствовал, что имеет все по праву рождения. Он обожал свою мать: она была умной, целеустремленной и уважаемой в научных кругах. Гены не сделали никакого «кульбита» – учился он легко и успешно окончил университет. Временно увлекся интересной девушкой из параллельного потока и как честный человек женился. Новые обязанности не всегда кардинально изменяют человека: он часто оставался ночевать у бабушки, встречался со старыми друзьями, и его любимым развлечением была яхта. Все закончилось печально: однажды яхту вынесло течением на рифы и разнесло по щепочкам… но ему, можно сказать, повезло. Его вы́ходили рыбаки в маленькой деревушке. Он прожил у них почти полгода. Постепенно память восстанавливалась, и настало время возвратиться домой. Но вернулся он уже другим человеком.

Как быстро могут меняться приоритеты в жизни, стоит только с одного стула пересесть на другой… в другой реальности. Он навестил всех, но оставаться в родном городе не захотел. Единственное, что его беспокоило, – это как он встретится с женой. Она уехала с сыном в свой далекий город. В последнее время совместной жизни они уже стали безвозвратно далеки, и он даже не был уверен, что она обрадуется его возвращению. Он решил принять то, что будет, но мысленно уже собирался в другую дорогу.

Разыскать отца оказалось не так просто, но мать помогла выбрать правильное направление. Отец уединился в монастыре и занимался какой-то научной работой. Глен не хотел уезжать, не встретившись с ним. Ему нужно было разобраться в себе самом, многое в нем изменилось за это время. Встреча была непростой, но они смогли немного приоткрыться друг другу. Отец показал ему свои бесценные книги и рукописи, которые собирал много лет. Глен попросил взять с собой одну для расшифровки.

Он решил пока ни с чем не торопиться, всему свое время. Увлечение сакральной геометрией и расшифровка рукописи помогли ему начать новую жизнь. Иногда он писал отцу, советовался с ним по трудным вопросам, делился своими достижениями и впечатлениями от поездок по Европе, Африке, Южной Америке. Вскоре он женился на француженке, и она стала помогать ему разбираться в сложных вопросах архитектуры.

Последнее время Глена занимал перевод одного места в старинной рукописи. Текст был не очень внятным, и перевод получался тревожным и двусмысленным. Он написал об этом отцу: получилось довольно туманно, но прослеживалась связь с главной святыней Парижа.

Решив встретиться с настоятелем собора, договорился с ним, рассказал о рукописи и о том, что в соборе должно быть сакральное место, которое могли открыть уже пятьдесят лет назад. Настоятель очень заинтересовался этим текстом и назначил встречу на одиннадцать часов вечера, когда собор будет закрыт для посетителей, а служители освободятся от своих обязанностей.

– Принесите текст с собой. Я соберу всех нужных настоятелей собора, которые отвечают за сохранность реликвий, – попросил на прощание настоятель.

Несколько дней Глен провел в каком-то напряжении и очень волновался, как пройдет встреча. В тексте были строки, которые ему почему-то не хотелось доверять никому, и он оставил их непереведенными, на всякий случай.

Настал назначенный день. После обеда Глен проехал по Сене, вышел недалеко от соборной площади. Несколько раз он приближался к собору, обходил вокруг и опять уходил прочь. Собор волновал сейчас еще сильнее, чем при первой встрече, много лет назад.

Близился вечер, закончился рабочий день, и толпы служащих как по команде высыпались из офисов на улицы и уже через час быстро разъехались кто куда. Туристов становилось все меньше, и наконец двери собора закрылись. Вечер был как вечер – ничего необычного.

Вскоре мимо Глена прошел странный человек, оглянулся, но его лицо трудно было запомнить: какое-то стертое, ни молодое, ни старое, скользящий взгляд. Можно сказать, что он был похож на бездомного, если бы не хорошие ботинки… – то ли снял с кого-то, то ли остальное было маскарадом… Человек прошел мимо и растворился в темном переулке… Глену стало не по себе. Он посидел в кафе недалеко от собора – беспокойство не проходило. Время приближалось к назначенному, и он двинулся по узким улочкам к главному входу. Сделав небольшой крюк по соседней улице, подошел к собору с тыльной стороны, прошел вдоль боковой стены и приостановился у небольшой двери. Она приоткрылась, и его поглотила чернота.

Очнулся Глен в полутемной библиотеке. Напротив него сидел священник. Он представился главным настоятелем и хранителем священных реликвий: у него был приятный, мягкий голос.

– Что со мной было? Как я попал в эту комнату? – спросил Глен и не узнал собственного голоса.

– Вы просто прошли через пустоту и вошли в другую реальность. Собор – непростое место… Сейчас подойдут остальные служители. А пока я хотел бы взглянуть на рукопись.

Подумав, Глен протянул первую папку с листами перевода.

– Я хотел бы посмотреть оригинал, – попросил настоятель. – Мы в течение многих веков ждем одно очень важное известие, которое изменит и наше настоящее, и ваше будущее.

– Подождем всех остальных… – осторожно ответил ученый.

– Вы мне не доверяете? – спросил настоятель, и его обаятельная улыбка смягчила строгость лица.

– Доверяю, но я хотел бы сам зачитать некоторые места вслух.

Настоятель посмотрел на него пристально, и в его глазах вдруг отразился огонек свечи, которая горела в тяжелом светильнике на стене.

Глен не знал, что ему делать: беспокойство все нарастало. Из осторожности он решил сделать два перевода рукописи: один – почти полный, но без одной фразы, второй – с купюрами по своему усмотрению. Его останавливала одна фраза в тексте, как бы предупреждая о том, что ее смысл открывает ключ к другой рукописи, которая пропала бесследно.

«Кому можно доверить этот “ключ” от ящика Пандоры и есть ли вообще где-то вторая рукопись? – лихорадочно размышлял он сейчас. – Не нравится мне эта ситуация. Хорошо, что я спрятал тот странный отрывок и рукопись. Надо было написать отцу, где я их спрятал. Нора знает не все, но ключ у нее есть».

 

Глава 21. Призрак собора

Париж – всегда Париж! И зимой, и летом, и весной, и осенью он прекрасен, как старый друг, и загадочен, как случайный встречный…

Профессор прилетел в Париж рано утром и сразу поехал на кладбище. Купил цветы и медленно пошел к могиле сына.

На него нахлынули воспоминания о тех годах, которые он провел без него. Как много времени он упустил и не был рядом с сыном. Деньги «семьи» делали свое дело: серьезное отношение к жизни, увлечение научной работой – все пришло слишком поздно. Авария с яхтой изменила их обоих. Сын вернулся другим человеком, они стали очень близки. Но рукопись, которую сын попросил дать ему для работы, сыграла роковую роль в судьбе обоих. Глен погиб в Париже, недалеко от собора. Рукопись исчезла… Тайна гибели осталась тайной. Париж потерял для профессора свое очарование. Он стоял и отрешенно смотрел на надгробный памятник.

С фотографии на него смотрел не очень молодой человек, голубые с темным ободком глаза светились, и улыбка пряталась в коротких рыжих усиках. Под портретом стояли даты жизни и прощальные слова близких. В самом низу мраморного камня были выбиты ключ, три гендерных символа и опять ключ. Профессор постоял еще немного, сфотографировал камень и пошел прочь.

Во второй половине дня он добрался до дома, в котором Глен жил в последние годы с женой. Нора была приятной и общительной женщиной, работала архитектором и занималась в основном реставрацией исторических памятников. Беседа была занимательной, и они не заметили, как время подошло к полуночи.

– Да, я хотела отдать Вам ключ. Глен сказал, что это Ваш ключ и он еще пригодится. Но, что он может открыть, не сказал, я думала, что Вы знаете.

– Я ничего не знаю об этом ключе… Может, есть какая-нибудь шкатулка, или дверца, или что-либо, к чему он может подойти?

Профессор стал внимательно рассматривать ключ. На нем стояли такие же знаки, как на фотографии с надгробного камня: один гендерный символ мужчины и два «зеркала Венеры». «Что могут подсказать эти три символа?» – думал он.

– Почему они выбиты на ключе? Может, они и есть ключ? Один мужчина и две женщины… Но это может быть кто угодно… Все равно ключ должен что-то открывать! А почему на камне выбиты эти знаки и ключи? – спрашивал он, глядя на Нору.

– Когда Глен занимался переводом, я часто видела их в бумагах. После его гибели полиция забрала вещи из офиса, и они до сих пор лежат там на хранении. У меня не было надобности их забирать, там не могло быть ничего личного. Я могу за ними съездить, если надо, – сказала она.

– Конечно, надо их забрать, может, какой-то предмет подскажет, где искать «ящик Пандоры»…

На следующий день Нора привезла коробку с вещами Глена. Они разобрали все, и их внимание привлекла карточка, на которой был нарисован ключ и написан адрес, телефона не было. Они решили сегодня же вечером съездить по этому адресу.

Деловой район Ля Дефанс располагался в пригороде Парижа. Рабочий день уже закончился, но многие окна небоскребов еще светились. Офис, указанный на карточке, располагался на сорок девятом этаже одного из небоскребов. Они поднялась на скоростном лифте.

Кроме номера, на дверях офиса не было никакой таблички. Дверь открыл молодой мужчина. Разговор получился коротким. Он попросил показать ключ и отдал им небольшой сейфик.

Домой Нора и профессор вернулись довольно поздно и принялись рассматривать сейф. Это был небольшой плоский ящик с секретным замком. Ключ подходил, но сейф не открывался.

Профессор достал фотографию, которую он сделал с надгробного камня. На камне было два ключа и три знака, но у них был только один ключ… На фотографии камня на первом ключе не было никаких знаков, но на втором были все три гендерных знака. На дисплее сейфа было много разных значков и цифр. Профессор стал думать, как вычислить шифр. Скорее всего, у него было только три попытки, потом замок заблокируется. Он стал писать на бумаге разные комбинации значков и цифр. Должна быть какая-то логика в рассуждениях Глена. Две попытки не дали результата. Профессор смотрел на фотографию. Может быть, просто нажать в том порядке, как изображено на камне: ключ без знаков, три гендерных знака, ключ с выбитыми знаками – и вставить ключ в замочную скважину…

Сейф открылся, профессор узнал старинную рукопись, которая лежала внутри. Сверху лежал конверт.

Нора дрожащими руками достала письмо из прошлого. Глен писал, что отправляется в собор с переводом рукописи. Одну часть перевода он считает очень важной и оставляет ее вместе с рукописью в сейфе для передачи своему отцу.

Профессор взял у вдовы письмо и прочел еще раз сам. Потом достал содержимое сейфа. На первой странице перевода стояло три гендерных знака. В переводе говорилось, что в соборе хранится информация о том, что родятся три ребенка с черными генами. Две девочки и мальчик изменят ход развития человеческой расы. Служители собора обязаны будут открыть эту информацию и сделать все, чтобы помешать этому рождению.

Профессор сидел молча, на него навалилась вся тяжесть трагедии: почему его сын, почему никто раньше не заинтересовался этими текстами, что теперь нужно сделать, как все это он расскажет только что обретенному внуку. И вообще что ляжет теперь на его неокрепшие плечи?

– Что нам теперь делать? – спросила Нора.

– Я завтра пойду в собор, надо найти того, с кем встречался Глен.

Нора ушла спать, а профессор всю ночь сидел и смотрел на спящий Париж. Перевод рукописи вначале ошеломил его, но потом как-то все стало вставать на свои места. «Черные гены». Что это может значить? Кто осмелился запустить свою руку в этот «ящик Пандоры»? Что записано в «черном гене», что они изменили, в какое место ДНК его встроили, что за поколение они смоделировали? Что все-таки произошло в соборе?

Приближался рассвет. Профессор написал записку Норе, тихонько вышел из квартиры и пошел пешком к собору. Утренняя прохлада немного остудила его мысли. Он вспомнил свою бывшую жену. Им не довелось вместе побывать в Париже, но не было сомнений в том, что она здесь когда-то была. Он представил, как она бредет рядом с ним по утреннему городу и они обсуждают будущее… «Конечно! – громко сказал он. – Она же мечтала стать знаменитым генетиком, но я не смог отыскать ее следов. Где она, чего достигла? Ум и амбиции могли далеко завести ее. Боже! Неужели и она приложила руку к “черному гену”?» Он уже почти не сомневался в этом. Как легко может выпорхнуть любовь из сердца… Он уже почти ненавидел ее!

Перейдя через мост, он остановился напротив собора. Каким мрачным и уродливым он сейчас показался: тяжелый, вцепившийся своими корнями в эту землю.

«Ну здравствуй! Когда-то очень давно ты загадал мне свои непростые загадки. Их было так много, что мне пришлось поломать голову, на это ушла почти вся моя жизнь… Но сегодня мне есть что тебе ответить!»

Он пошел вдоль здания и стал рассматривать высокие витражи на окнах. Ничто не ускользало от его внимания – он многое знал о них. «Как этот гигант сумел на виду у всех пронести через века свои священные тайны? Только великие из великих могли проникнуть в них, собрать все воедино для далеких потомков. И вот оно, настало это время! Мы читаем эти знаки, мы почти готовы принять законы мироздания, чтобы идти дальше, не нарушая его равновесия. Но тут врывается дерзкий крик: “Я могу! Я сделаю лучше!” К сожалению, так уже было, очень-очень давно… Умный и дерзкий бросил вызов своему Творцу…»

Обойдя вокруг грозного святилища, подошел к центральному входу. Народу собралось довольно много, и двери уже были открыты.

Войдя внутрь, профессор стал отыскивать витражи в известном ему особом порядке – здесь были все двенадцать… Выйдя к центральной части собора, остановился перед проходом к алтарю. Вдоль прохода с обеих сторон размещались высокие резные скамьи для особ, посвященных в сакральные тайны. Во время церемоний они в своем замысловатом облачении глубокомысленно восседали, сопровождая церемонии. Им были ведомы самые глубокие тайны, доступна «закрытая» библиотека: они переступили через очень многое в своей жизни, чтобы занять эти места для избранных.

Профессор стоял между двумя круглыми витражами, вмонтированными в оконные проемы: они, как два огромных ока, смотрели на него, и каждый «рассказывал» о своей тайне. Стоя между этими двумя символами, он думал: «Если бы я знал, что Глен собирался пойти сюда, я бы день и ночь читал молитву, и она помогла бы ему остаться в живых».

В это время на хорах запели. Детские чистые голоса слились в унисон, в один сильный, но нежный голос, который проникал глубоко внутрь тела, в самое сердце, и разливался теплом и благодатью.

Над куполом собора появились три голубя, покружились и исчезли среди строительных лесов башни. Через несколько минут две голубки и сизарь появились на верхней галерее и, спустившись, начали кружиться в алтарной части. Хор стих, и зазвучал орган: вначале тихо и осторожно заявляя о своем присутствии, потом мощными и звучными аккордами разрывая пространство собора; ударяя в разноцветные окна и возвращаясь обратно, звук проходил через все тело и объединил все в одну мощную вибрацию. Гармония плыла в воздухе, поднимаясь к самому куполу и опускаясь на головы каждого, кто стоял у подножия величественных колонн.

Профессору казалось, что он растворился в пространстве звуков, он не чувствовал своего тела.

И вдруг среди этого покоя и блаженства кто-то крикнул: «Горит! Пожар!» Люди начали возвращаться к реальности, безумию случившегося… началась паника. Над куполом, в строительных лесах, занималось пламя. Люди толкались и от страха суетились, продвигаясь к выходу. Служители помогали быстрее освободить внутреннее помещение.

Профессор с трудом пробился к служителю.

– У меня очень важная информация, я должен найти главного настоятеля!

– Идите вон по той лестнице вниз, решетка не закрыта, – прокричал тот и указал на дальний угол.

Охранник продолжил выводить людей, и массивные двери в конце концов захлопнулись…

***

Майя проснулась утром и решила никуда не уходить, пока Даг не вернется в город после встречи со своим дедом. Прошло два дня с тех пор, как он сообщил ей последнюю новость и сказал, что пару дней будет занят. Она ждала подробностей, настолько невероятным было то, что Даг сказал ей по телефону.

«Как странно и причудливо переплетаются пути людей. Профессор, который не советовал мне встречаться с одним занимательным студентом, оказался родным дедушкой этого самого студента. Янус, случайный мой собеседник, был совсем чужим во всей этой истории, а стал уже почти близким другом. А эта странная старая дама в инвалидном кресле в городе черных ангелов, зачем она мне приснилась, а потом еще и наяву встретилась?.. “Три карты, три карты…” – чушь какая-то! Как она из моего сна могла попасть в лабораторию, в которой Ариадна работает? А профессор? Если он тот, о ком обмолвилась Ариадна при нашей неприятной встрече, значит, она тоже имеет какое-то отношение и Дагу… О, Боже! Скорее бы он вернулся! У меня уже накопилось к нему столько вопросов».

Тут ее размышления прервал звонок. Янус сообщил, что они с Дагом договорились через пару часов встретиться у нее, чтобы посмотреть ее программу.

Майя занялась своими делами, потом включила компьютер, чтобы просмотреть последнюю почту. И вдруг тишину разорвал телефонный звонок – какой-то особенно громкий.

– Включай новости! В Париже горит Нотр-Дам, – кричал в трубку Янус. – Даг звонил?

– Что ты так орешь? Этого не может быть! Ты в реале?

– В реале! Я попробую дозвониться Дагу и перезвоню тебе, – сказал он и, не прощаясь, нажал отбой.

Майя трясущимися руками давила на клавиши, компьютер «висел», связи не было… «Да что же это такое?! Почему в один и тот же момент все кидаются в одни ворота?» Наконец экран проморгался и распахнулся во всю ширину. Лента новостей полыхала оранжево-красными кадрами пожара. Горел собор – душа и сердце Парижа! «Как это могло случиться? Там такая служба охраны и полно камер наблюдения… Кто посмел? Кто мог это сделать?» – недоумевала она, и недоумевал каждый, кто наблюдал эту страшную мистерию. Показывали, как народ толпится вокруг собора, а полиция пытается оттеснить людей как можно дальше.

Похоже было, что пожар не очень-то торопятся тушить, несмотря на то что проезд к собору довольно широкий. Через некоторое время объявили, что спасают святыни, которые непросто вынести из горящего здания.

Пламя полыхало сильнее и пожирало все на своем пути. Наконец кто-то дал команду, и пенящиеся струи беспомощно пытались укротить это чудовище, усмирить разъяренного дьявола… И тут вдруг рухнул шпиль, обрушилась крыша, и пламя ворвалось в сердце собора, перекинулось в базилику. Народ, толпившийся вокруг, разом ахнул, и люди начали плакать.

Майя не могла оторваться от компьютера. В новостях весь день без перерывов рассказывали, как развиваются события в Париже, но ничего утешительного не было. Собор выгорал, и пожар потушить не удавалось…

К ночи зарево уменьшилось, темный рваный силуэт собора вырисовывался на фоне ночного неба, и из его сердцевины, как последние всхлипы, вырывались невысокие языки пламени, которые не оставляли надежды на чудо.

Майя не могла дождаться звонка Януса и сама набрала его номер. Долгие гудки еще оставляли надежду, и он наконец ответил.

– Что с Дагом? Ты нашел его? – кричала она в трубку.

– Нашел! Но он на пути в Париж. Ему позвонила Нора и попросила приехать. Неизвестно, что с профессором, он рано утром ушел в собор, и до сих пор нет никаких известий от него. Она хочет передать Дагу что-то важное. Он обещал позвонить тебе, когда сможет. Я тоже должен уехать. Меня отправляют в командировку. Странно, но одновременно в трех местах разгорается страшная эпидемия. Вакцины нет, и все, кто может помочь, должны заняться решением этой задачки. Я не знаю, когда смогу вернуться. Найдете меня в онлайне. Удачи!

Ответа не требовалось: уже пошли короткие гудки…

Ничего нельзя было изменить, оставалось только ждать.

Майя не спала всю ночь. Она думала, почему эта трагедия так близко подобралась к самому дорогому для нее человеку и к ней? Она вспоминала их виртуальное путешествие в Непал. Они сидели рядом с небольшой буддийской ступой на вершине горы.

Закат был невероятно величественным. Солнце медленно приближалось к горизонту и потом просто упало за эту условную черту. Быстро темнело, и становилось холодно. Звезды выскакивали из темноты, загадочно подмигивали, и невозможно было охватить разумом их невероятное количество. Начался звездопад…

«Загадывай желание, пока она падает», – сказал тогда Даг. «Я пытаюсь, но они начинают падать так неожиданно и в разных концах неба, что я успеваю только поворачивать голову в их сторону… Какие уж тут желания, уловить хотя бы одно полное падение…» – шептала Майя. «А какое у тебя было желание?» – выведывал Даг. «Не скажу! Можешь не думать, оно нетривиальное!» «Жаль… – тихо, с улыбкой сказал Даг. – Мне бы понравилось тривиальное…»

Они смотрели на звездопад и слушали тишину. На фоне темного неба колыхались стебли какой-то высокой травы с красивыми метелками и изящными тонкими листьями. Разливался аромат полуночных цветов, мелодично и завораживающе щелкали цикады. Луна медленно перемещалась по своему кругу. Все было красиво и загадочно. Сказочная ночь приближалась к концу. Надо было спускаться вниз, к реальности рассвета. Машина выхватывала только небольшой кусочек дороги, которая петляла и шла круто вниз. Фары высвечивали какие-то тени, мелькавшие по сторонам.

– Давай закажем что-нибудь поесть… – вклинился тогда Даг в виртуальное путешествие со своим вполне реальным желанием…

Свинцовое чувство одиночества кольнуло Майю в самое сердце. Ничего нельзя было изменить, оставалось только ждать.

***

Даг позвонил только вечером следующего дня.

– Мне только что сообщили… мой дед погиб при пожаре, помогая спасать бесценные реликвии. Я поживу у Норы несколько дней, займусь решением некоторых формальностей и звонить пока не буду.

– У нас будет ребенок, – осмелилась тихо сказать Майя. – Я тебя очень люблю! – и нажала отбой…

Об авторе:

Родилась 25 декабря 1950 года и выросла в Ленинграде. Журналист по профессии. Работала в издательствах и редакциях до перестройки. Получила второе высшее образование и успешно работала в туристической отрасли. В 2004 году переехала жить в Швецию. Увлекается рисованием, принимала участие в выставках в Швеции, Италии, Франции.

В 2019 г. вышла в свет книга сказок «Баклуши для Маркуши». Публиковалась в сборниках на английском и французском языках. Член ИСП. Неоднократно номинирована на премии им. А. Грина, С. Довлатова, В. Набокова, вошла в лонг-лист, шорт-лист и финал премии им. Н. Некрасова, финалист Международной литературной премии Мира. Отмечена благодарностью ИСП за активную гражданскую позицию.

В 2021 году награждена орденом Святой Анны. В 2022 году стала лауреатом II степени в номинации «Большая проза» премии им. Н. А. Некрасова.

 

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: