Бедуин морской пустыни
Бедуин морской пустыни
Безумству храбрых поем мы песню!
А. М. Горький.
Безбрежна водная пустыня,
Лишь ветер в ней один царит,
Щекочет волны голубые
Да с пеной белою шалит.
То, разгулявшись в дикой пляске,
Волну до неба донесёт,
То, словно змей из детской сказки,
По водной глади проползёт.
Днём солнце – друг его сердечный,
А ночью – бледная луна.
И кажется, что будет вечно
В морской пустыне бесконечной
Склоняться перед ним волна.
Но что я вижу! В синей дали,
Где небо лижет моря край,
Как будто дивными крылами
Взмахнул там кто-то невзначай.
Почудилось? Да нет, белеют
На горизонте паруса.
Над ними флаги дружно реют,
Стремясь подняться в небеса.
Как всадник с важным порученьем,
Бежит корабль по глади вод,
И, как слуга с повиновеньем,
Волна ему поклон несёт.
Тут понял ветер, что владенье
Морским простором потерял,
И от такого ощущенья
Он заметался, зарыдал.
И нет уже светлей лазури
Воды под быстрым кораблём.
На помощь ветер кличет бурю,
Сознав бессилие своё.
И, помогая брату в горе,
Сестра помочь тому спешит.
Накидкой чёрной небо кроет,
И громом глас её звучит.
Как скалы, с моря поднимаясь,
Из волн рождаются валы,
На судно грозно надвигаясь,
Вздыхая, движутся они.
Ревёт, обнявши снасти, ветер,
А мачты гнутся и скрипят.
И кажется, что в целом свете
Устроил дьявол сущий ад.
Но, презирая мрак могилы,
Из волн сплетённый эшафот
Летит наш ангел белокрылый
По гребням серо-чёрных вод.
Что будет с ним? Об этом знает,
Наверное, Аллах один,
Который смотрит, как, играя,
У бури силы отнимая,
Летит вперёд избранник рая –
Морской пустыни бедуин.
05.12.2017, Тамбов.
Ожидание
Лист осенний в окошко раскрытое
Странник ветер случайно занёс.
Стынет чай, в твою чашку налитый,
Слышен шум шелестящих берёз.
По столу, как юла, покружившись,
Лист, прижавшись к фарфору, притих.
Так, родительской ласки лишившись,
Дети ищут её у других.
И, тепло на себя принимая,
Он безвольно на блюдце обмяк.
За окном осень в жёлтом гуляет
Под разборки бродячих собак
Да гудят, проезжая, машины,
По асфальту колёса шуршат,
С редких веток пожухлой рябины
На них ягоды грустно глядят.
Ты сказала: «Уйду на немножко»
Дверь открыла и в осень ушла.
Стынет чай на столе у окошка,
Рядом я, ожидая тебя.
2013 год.
Корабельная роща
Жаркое лето. Высокие сосны
Тянутся к небу всей силой своей.
Пахнет хвоёй окружающий воздух.
Берег подмытый с бровями корней.
Речка, уставши бороться со зноем,
Что простыня, разлеглась на камнях.
Жёлтый песок, не прикрытый травою,
Выцвел на солнце и пылью зачах.
Как мужики, пробудившись с похмелья,
Колья ограды торчат из воды,
Прямо за ней великаны деревья
Ветки друг с другом сцепили свои.
Тонкою змейкой меж поросли стройной
К дальнему лесу дорожка бежит,
А над водою лениво спокойной
Ствол от берёзы, как мостик, лежит.
Бросить бы всё в этом суетном мире
И устремиться скорее туда,
Где, как на этой старинной картине,
Речка сверкает огнём янтаря.
И по дорожке в чащобу лесную
Быстро пройти, чтобы слушать потом,
Как великаны, о прошлом тоскуя,
Тихо друг другу поют о былом.
Тамбов, 10.04.2016 год.
Квадрат Малевича
Искусствовед, сделавший карьеру
на «Чёрном квадрате», умирая, просит
повесить эту картину у себя в ногах.
Долго смотрел на неё и наконец молвил:
«Да, не жаль покидать мир, в котором
подобное считается шедевром!»
Анекдот
В картинной галерее я стою. Передо мной
На серой стенке, в осветлённой раме,
Малёванный на холст большой квадрат.
Цвет у него чернее чернозёма.
Стою – и не могу никак понять,
Что за шедевр великий вижу я?
Сомненья червь вгрызается мне в душу,
Мысль о невежестве стараясь мне привить.
Как? Почему?
Не удалось постичь
Того, чего другим доступно стало,
Увидеть в теле чёрного квадрата
Талант художника, способного создать
Сие великое творенье.
О, бедный наш ИвАнов!
Жалко мне тебя!
«Явление Христа народу» ты писал
Почти всю жизнь, в мученьях созиданья.
А здесь, смотри: всего-то лишь квадрат,
Что пласт земли, означенный лопатой,
Но он дороже стоит, чем твоя картина!
Ведь он – шедевр!
Но так ли это? Сомневаюсь я.
Чтоб лучше разглядеть,
Как гений кистью границы создавал фигуры,
Ей придавая цвет безлунной ночи,
Надел очки. И, подойдя поближе,
Стал всматриваться в чёрную дыру
И вдруг увидел в ней следы от кисти,
Обычно так художник себе краску подбирает,
Чтобы потом мазками класть её
Туда, где новое рождается творенье.
Но здесь одни мазки, туда-сюда,
Сплочённые геометрической фигурой.
И это называют гениальным?
И тут невольно в памяти моей
Вдруг воскрешается увиденное мною
Событие в Италии далёкой,
(Которая мила мне до сих пор.
Своею красотою беззаботной).
Имел я там несчастье наблюдать,
Как жизнь, из чрева матери родившись,
В объятья смерти уходила.
То умирал от сепсиса младенец,
Недавно появившийся на свет.
И, как товар хорошая хозяйка
Ощупывает, прежде чем купить,
Так и его касались руки смерти,
На жёлто-серой коже оставляя
Следы свои.
Румянец на щеках, чуть приоткрытый рот –
Всё говорило мне: ребёнок дышит!
Ещё есть шанс, чтобы его спасти.
Достаточно лишь взять его на руки
И воздух из груди своей вдохнуть
В его истерзанное тело,
Расправив лёгкие внесённым кислородом.
Но, ринувшись к нему, я вдруг застыл,
Опомнившись. Ведь это же картина
Филиппино Липпи «Умирающий Амур»,
Написанная полтыщи лет назад.
И вот теперь, взирая на квадрат,
Что черной краской гениально размалёван.
Мучительно пытаюсь я понять, какие чувства
Пробуждает он во мне. Но тщетны потуги.
И вдруг недоумение
В душе моей поставило вопрос:
Здоров ли был тот самый человек,
Кто первым вскликнул, глядя на квадрат,
Изображённый на холсте картины:
«О, это гениальное творенье!»
25-26.07.2013 год.
У омута
Безмолвная боль, безглагольность печали
К. Бальмонт.
Бесшумно вечер прогоняет день,
Грозя ему закатом золотистым,
Опушку леса поглощает тень.
Прохладой веет. А струёй игристой
Плотина речку пропускает вниз,
Где снова ход её становится степенным,
А рябь воды, сверкая светом мерно,
Глядит, как ивы к ней чуть подались.
Перед плотиной, подчинившись силе,
Река застыла. Гладь её чиста,
Вдали у берега, под ветками куста,
Кувшинок листья среди пятен тины
Виднеются. А здесь, передо мной,
Мерцает омут темною водой.
Что он скрывает? Хладные ключи,
Из-под корней спешащие на волю,
Мрак глубины, берущий в плен лучи
От солнца, что проходит над землёю?
Или, быть может, на неровном дне,
Лежит, остывши, тело молодое,
Того, кто не доверился судьбе
И сам решил расправиться с собою?
К чему гадания в объятьях бытия,
Перед плотиной вечером гуляя,
Где омут томно смотрит на тебя,
Упрямо в безглагольность приглашая.
18.02.2013 год.
Золотая осень
Исааку Левитану
1.
Есть у меня в квартире два окна.
Взгляну в одно: за ним с кустом сирени
Играет синеокая весна
И, как реки бегущая волна,
Ложатся на карниз от веток тени.
Взгляну в другое – та же синь небес,
Течёт река меж берегов покатых.
Как на парад пришедшие солдаты,
Стоят берёзы, образуя лес.
И с золотом ветвистых эполет
Играет с неба падающий свет,
Да изумрудом светятся вдали
Озимые хранители земли.
Тут, за окном, в цветах весна поёт,
Шумят машины, воздух загрязняя,
В другом, я вижу, тишина идёт,
В волшебный сон деревья погружая,
Те молча платят ей за свой покой
Опавшей разноцветною листвой.
Не знаю, можно ли словами описать,
Что в майский день случилось вдруг со мною,
Когда пришлось нежданно наблюдать,
Как осень в комнате встречается с весною.
2.
Есть у меня в квартире два окна.
Взгляну в одно: за ним бушует лето.
Сирени куст играет в море света,
Нагрета солнцем серая стена.
Прохладу комнаты толкая пред собой,
Вползает в форточку тяжёлый летний зной.
Взгляну в другое: чудится, идёт,
Струится в комнату осенняя прохлада.
В траве видны посланцы листопада,
А лес берёзовый мне знаки подаёт.
Как он хорош! Под небом голубым
Сверкает царское деревьев одеянье
И, как солдат, внимая приказанью,
Камыш прибрежный замер. Перед ним
Зеркальной гладью светится река,
А в ней себя находят облака.
Тут, за окном, машин урчащих чад,
На листьях пыль, подобная вуали.
В другом окне я вижу, как стоят
Берёзы тонконогие в печали,
В их кронах золотистые листы,
Пылают, как прощальные костры.
Платя оброк навязчивой жаре,
Сирени куст листок на землю сбросил.
Заметив, как с картины на стене
Глядит на лето золотая осень.
3.
Есть у меня в квартире два окна.
Взгляну в одно: за ним уж плачет осень.
Сирени куст часть шевелюры сбросил,
Дорога в свежих рытвинах видна,
А дождь холодный о стекло шуршит
И по карнизу каплями бежит.
Но лишь в другое посмотрю окно,
Там осенью природа тихо дышит,
Лес у реки её дыхание слышит,
Листву вкрапляя в травяное полотно,
Да вдалеке озимые поля
Хранят, стоя в молчанье, тополя.
Тут за окном, разбрызгивая грязь,
Бегут машины по огромным лужам.
Берёзу, что покинула подружек,
В другом окне я вижу. Наклонясь,
Она стоит печально у воды,
Смотря, как небо ловит блеск волны.
Вот ветер, форточку немного приоткрыв,
Ворвался в комнату, прохладу нагоняя,
Наверно, с осенью своей поговорив,
К другой помчался, в гости приглашая.
4.
Есть у меня в квартире два окна.
Взгляну в одно: а там зима гуляет,
Сирени куст весь инеем сверкает
И манит выйти снега белизна.
Из труб печных, в пространство устремясь,
Струится дыма сказочная вязь.
А из другого, странного окна,
Природа смотрит на меня иная.
Река течёт, волной своей мерцая,
Озимых зелень вдалеке видна.
Глядя, как ивы растрепали косы,
Застыли тонконогие берёзы,
И, как мониста у цыганок молодых,
Сверкают листья жёлтые на них.
Тут за окном на санках детвора
По улице заснеженной гоняет.
В другом окне я вижу, как играют
Деревья пламенем волшебного костра
И россыпью багряно-золотой
Сверкает лес, стоящий за рекой.
Вот солнца луч, по комнате пройдя,
Небрежно взгляд свой на картину бросил
И с изумленьем вдруг увидел я,
Как зиму ждёт там, улыбаясь, осень.
2012 год.
Ручей в лесу на косогоре
Так шептал, и журчал, и бежал ручеек;
На ружье опершись, я стоял одинок,
И лишь говор струи тишину прерывал,
И о прежних я грустно годах вспоминал.
А.К. Толстой, 1843 г.
Дорогу к морю пробивая
Меж толстых жилистых корней,
Водою тёмною мерцая,
Бежит с журчанием ручей.
К нему, спускаясь с косогора,
Ползёт, как раненый, трава,
И пристальным зелёным взором
Глядит на сосны вверх она.
Но те её не замечают.
Им безразличен лик земли.
К себе их небо с детства манит.
Достичь его хотят они.
Давно хвоя их нижних веток
Не колет путника шутя.
Давно поутру, в час рассветный,
Ступая тихо, неприметно,
Охотник, тишину храня,
Сюда за дичью не заходит.
Кабан семью свою не водит.
И только летом комары
Сюда, спасаясь от жары,
Слетаются. И над водой
Зудит и вьётся серый рой.
Здесь всё объято тишиною,
А время замедляет ход,
Как уж за жертвою, ползёт
К воде, скрываемый травою,
Да, нарушая изредка покой,
Сыграет дятел барабанный бой.
02.06.2017, Тамбов.
Воспоминания гусара
Запели трубы полковые,
И показался полк гусар.
Я вспомнил сразу дни былые,
Когда ходил на марши сам.
Пробитый кивер, друг походов,
И наградной, с тесьмой, клинок
Прошли со мной все эти годы,
Прошли со мной все эти годы,
Как помять про гусарский полк,
В начале службы – первый полк.
О. где вы, други полковые,
Кто пережил Бородино!
Лежите ль вы в сырой могиле
Иль открываете клико,
Иль, став примерным семьянином,
Детей крестите перед сном.
Семьёю были мы единой,
Семьёю были мы единой,
Гусарским боевым полком,
В боях прославленным полком
Теперь в руках не та уж сила
И промах делаю в стрельбе.
По гарнизонам жизнь носила,
Но верен был всегда тебе.
И, честь тобою измеряя,
Познав в военной жизни толк,
Тебя с любовью вспоминаю,
Всегда с любовью вспоминаю
Лейб-гвардии гусарский полк,
Его величества гусарский полк
Я знаю, время неподвластно,
Уйду в иной я скоро свет.
Но жизнь я прожил не напрасно
Без генеральских эполет.
И перед смертью неизбежной
Я вспомню клич наш боевой:
Гусары, Родина и Вера!
Гусары, Родина и Вера!
Россия, мы всегда с тобой,
Всегда, Россия, мы с тобой.
Уланская лейб-гвардейская
Несутся кони на врага, сверкают пики.
Бинты скрывают под собой от сабель раны.
Визжит картечь, гремит «Ура» в едином крике.
Идут в атаку лейб-гвардейские уланы.
Каре пехотное, как ёж, штыки расставив,
Встречает всадников нешуточной пальбою,
Но на земле своих товарищей оставив,
Летим вперёд опять сомкнувшейся стеною.
И вот сошлись мы. Точно так волна морская
Рукой нептуновой в утёс с размаху бьётся,
Затем назад идёт. У нас судьба другая:
Спешить туда, где гром сраженья раздаётся.
Горят штыки на солнце зубьями дракона.
Но мимо них находят цели пики.
И вот уже над неприятельской колонной,
Подобно молниям, сверкают сабель блики.
Запели горны вдалеке, где пыль клубится:
Спешит к своим на помощь конница Мюрата.
И скоро снова поле брани огласится
Врагам знакомым словом русского солдата.
Кто уцелеет, то лишь Господу известно.
В бою на будущее вредно строить планы.
Но мы за Родину всегда сражались честно,
Ведь мы лейб-гвардии российские уланы.
2008 год.
Кавалергардам Аустерлица
Из глубины горя и самопожертвования
возродится слава человечества.
Уинстон С. Черчилль.
Дымятся свечи в старых канделябрах
Неслышно отъезжающих карет.
Когда-то были здесь кавалергарды,
Герои романтических побед.
Скрипят в пустынном зале половицы,
Вползает в окна нехотя рассвет.
А я стараюсь вспомнить ваши лица,
Мундиры белые в сиянье эполет.
Любимцы переменчивой фортуны,
Извечные соперники гусар.
О, в скольких душах девственных и юных
Страстей нешуточных вы сделали пожар.
Без вас парады были не парады,
Незримо вы царили на балах,
Бросая на девиц беспечно взгляды,
Ловя знакомый блеск у них в глазах.
Для вас сраженья были что дуэли,
Но вижу я одно, лишь память тронь,
Как вы, подобно лебедям, летели,
На пушки, изрыгавшие огонь.
Картечь впивалась в белые мундиры,
Но до конца держались вы в строю,
Бездарных проклиная командиров,
Спасали честь России. Как свою.
И смерти страх не тронул ваши лица,
В свои объятья слава вас взяла.
У Праценских высот Аустерлица
Навек остались юные тела.
Январь 2008 год.
Мой мальчик
Который день стоит кромешный ад:
Бомбёжки вперемешку с артобстрелом.
И наш второй, отдельный медсанбат
Работает, конечно, на пределе.
Начмед убит. Ему не повезло.
Сквозное в грудь, и мучился недолго.
Палатку рядом в щепки разнесло.
Меня задело лишь слегка осколком.
А раненых несут с передовой.
Никто не даст и часа передышки.
Скорей бы завершился этот бой,
Ведь гибнут в нём совсем ещё мальчишки.
В ногах свинец. Спина огнём горит.
Халат промок от крови и от пота.
С одним закончил. Уж другой лежит.
И этому, конечно, жить охота.
Куда его? Ах, чёрт возьми, в живот.
Для жизни у него надежды мало.
– Письмо от сына что-то не идёт.
А, может, времени на это не хватало.
А может, он, простреленный насквозь,
Лежит, как этот, в стенах медсанбата,
А может… Нет. Ты это думать брось,
Тебе ещё работать много надо.
– Менять перчатки. – Доктор, он умрёт?
Просил, чтоб написали маме в Нальчик.
– Идите к чёрту, Кто наркоз даёт?
Ты потерпи, ты будешь жить, мой мальчик.
Быстрей разрез. Откуда-то кровит.
Ну вот, нашёл. Теперь давайте штопать.
Опять бомбить противник норовит.
– Сестра, снимите с этой лампы копоть.
Скажите, пусть другого подают.
Поторопитесь, ещё много дела.
Но что-то в спину резануло вдруг
Так, что в глазах внезапно потемнело.
– Всем оставаться на своих местах.
С такой царапиной работать долго можно.
Давайте попроворнее, сестра
Его закончить непременно должен.
Но почему мне стало так легко,
И ноги превратились сразу в вату?
Я падаю? Но неужели всё?
«Петрову руководство медсанбатом!»
А мой последний. Он порозовел?
Ну что ж, поедет к маме в Нальчик.
Сынок, постой, я тоже жить хотел,
Так за меня ты будешь жить, мой мальчик !
Об авторе:
Павел Савилов, родился 23 сентября 1963 года в г. Котовске Тамбовской области. Выпускник Воронежского государственного медицинского института им. Н.Н. Бурденко (1986 г.). Работает врачом – анестезиологом-реаниматологом в одной из районных больниц Тамбовской области.
Автор нескольких поэтических сборников. Публиковался в газетах «Российский писатель», «Медицинская газета», «Тамбовская жизнь», литературных альманахах «Губернский стиль» (Воронеж); «Литературный Тамбов» и «Радуга над Цной» (Тамбов); «Великороссъ» (Москва), «Чешская звезда» (Карловы Вары, Чехия).
