Монолог о счастье
Монолог о счастье
Как мало нужно человеку для счастья! Допустим, Артёму, для того чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым, нужно всего лишь выехать за город, и лучше всего в лес. Он давно понял свою особенность, что без леса не может долго существовать. Словно рыба, выброшенная на берег, он не мог долго находиться в неестественной для него атмосфере. Сперва ему становилось дискомфортно, а потом он и вовсе начинал задыхаться от нехватки привычной для него среды.
Артём это понял, когда уехал в Петербург и пытался устроить свою жизнь там. Всё вроде бы хорошо: и дворцы, и набережные, и корабли, и мосты с каналами, и бульвары, культура и искусство, не было самого главного — леса.
Как-то, пробегая по какому-то питерскому проспекту, Артём вдруг нечаянно обронил взгляд на рекламный плакат, зовущий отдыхать на курортах Карелии. На плакате был запечатлён идиллический пейзаж со скалами, водой и лесом. Артём встал как вкопанный возле этого рекламного плаката. Его привлекла не реклама, а пейзаж, так сильно напоминающий ему родной Урал. Такие же скалы, горные реки, таёжные леса. Подавив в себе сентиментальность, он побежал дальше, но сердце продолжало стонать и спрашивать его: «Для чего ты приехал сюда? Что забыл в этом далёком и чужом краю?» Ему не давали покоя воспоминания о доме, о том, что окружало его детские и юношеские годы.
С первых дней жизни в Петербурге Артёму не давала покоя добровольная разлука со своим краем, своей малой родиной, которая его воспитала и вырастила, которая научила его любить природу, научила мечтать и заниматься творчеством, служила источником вдохновения для этого самого творчества. Он же в надежде, что теперь будет творить в «культурной столице», вырвал себя с корнями из каменистой почвы горного Урала и пытался их посадить на болотистых берегах Невы. То, что корни приживаются тяжело, Артём ощутил сразу, как только оказался в Петербурге.
Первый день в Северной столице вымотал его бесплодными скитаниями по городу, которые закончились общей ночлежкой на железнодорожном вокзале. Заплатив за койку, Артём рухнул замертво на неё, не оставив сил на раздевание. В ночлежке размещалось более десяти коек, большинство из которых было занято такими же, как и он, искателями приключений, командировочными, транзитниками и прочей проезжей публикой. Кто-то из них спал, кто-то читал газету, кто-то собирался уходить. Несмотря на то, что Артём дико устал от бесплодных поисков жилья и работы, он не спал, а просто лежал с закрытыми глазами. В его голове, как пчёлы в улье, роились мысли о способах закрепиться в этом большом городе.
Незаметно в этот винегрет, который замешивался в его голове, проник разговор соседей по ночлежке.
Разговаривали трое мужчин. Они сидели за столом, уставленным пивными бутылками и развёрнутыми полиэтиленовыми пакетами, выполнявшими роль посуды. По запаху можно было определить, что в пакетах находилась копчёная рыба. Разговор вокруг стола заключался по большому счёту в монологе рослого загорелого парня лет двадцати пяти. Остальные были гораздо старше. Они с придыханием пили пиво и слушали рассказчика. Парень щедро угощал рыбой своих собеседников, подливал пиво в пластиковые стаканы и оживлённо рассказывал о местах, из которых был родом. Речь шла об Архангельской области.
«Если бы вы знали, сколько у нас ягод по осени в лесах и на болотах! Видимо-невидимо! Ходить страшно — того и гляди раздавишь, — рассказывал парень. — А рыбы и того больше! А чего вы хотите — Белое море под боком.
У нас у каждого в селе лодка есть. Даже я своей обзавёлся — купил у соседа-пьяницы плоскодонку. Просмолил её как следует, мотор поставил. Хожу на ней вдоль морского побережья и вверх по течению Сумы. Это река такая есть у нас, приток Северной Двины. В дельте очень красиво, много островов и заливов. Там на уток хорошо охотиться.
С друзьями на моей лодке к отцовской заимке ходим. Батя на излучине домик охотничий поставил и баньку при нём срубил. Мы, когда за грибами собираемся или на рыбалку, всегда заканчиваем баней. Разогреем печку так, что камни красными становятся. Когда у пацанов уши начинают в трубочку сворачиваться, открываем парилку настежь и из неё прямо в реку прыгаем. Вот это я называю настоящей жизнью! Это ли не счастье, мужики?!»
Слушатели одобрительно покачивали головами и периодически бесшумно чокались своими пластиковыми стаканами, произнося тосты за российскую глубинку, видно, каждый за свою — откуда были родом.
Артём лежал с закрытыми глазами и слушал этот монолог, а сердце разрывалось от тоски при мыслях, которые крутились в его голове в унисон рассказам архангельского парня: «Как здорово у них там, на Севере, на Белом море. Есть свобода и простор, есть настоящая русская баня — всё так же, как у нас на Урале». При этих мыслях он вспомнил родительскую дачу, за которой начиналась настоящая тайга; бревенчатую баню, которую они ставили вместе с отцом; совместные походы за грибами и летние сплавы по Чусовой.
«Зачем я оставил всё это настоящее, променяв на то, что сам себе трудно могу представить?» — спрашивал себя Артём.
Постепенно разговоры за столом смолкли, пиво закончилось, и ночлежка погрузилась в сон. Артём так и провертелся всю ночь на койке, борясь с мыслями о никчёмности своей затеи с Петербургом и о возможном возвращении домой.
Утром, которое, как известно, мудренее вечера, Артём снова отправился устраивать свою столичную жизнь, а заодно проверить, насколько он сильно любит свою малую родину. Потребовался год, чтобы понять это. Любовь действительно оказалась сильной, а потому сидит он сейчас в лесном домике, возле печи, в которой потрескивают дрова, и пишет эти строки о Петербурге и своём пути к самому себе.
3 апреля 2015 г.
Нижний Тагил
Об авторе:
Евгений Ставцев родился в Орле в 1972 году. Живет и работает в Нижнем Тагиле. Директор историко-технического музея «Дом Черепановых». Лауреат премии О.Е. Клера — высшей музейной премии Свердловской области (2005 г.). Автор более 30 научных и научно-популярных статей и очерков по истории, этнографии и краеведению. В начале трудовой деятельности работал школьным учителем, художником, тележурналистом.
Женат, воспитывает двоих детей.
