«Сказки для друзей», бывшие «Сказки для идиотов». Продолжение
Начало цикла сказок см. в журнале «Российский колокол» № 1-2 2012.
Часть 1. СТАРЫЕ СКАЗКИ (продолжение)
Сказка в стихах о непримиримой борьбе Черного и Белого
Посвящается Максиму Харчевникову
Белое биться решило с Черным,
Вконец извести черноту проклятую.
Пусть белыми станут вороны и вороны,
А черные точки – белыми пятнами!
И Черное рук поднимать не спешило,
Готовилось к схватке не хуже Белого –
Размазало, где только можно, чернила
И грязь развезло, где только сумело.
И Черное с Белым сошлись на рассвете…
Их битва была всем народам примером!
Но, кто победил, затрудняюсь ответить:
Смешавшись в бою, все вокруг стало серым…
Сказка о Любви, навсегда вошедшей в историю
Посвящается Александру «Арлекину» Аринушкину
Эта Любовь вошла в историю.
О ней писали в песнях, в романах и в энциклопедиях.
О ней будут помнить вечно. Даже когда забудут о делах Дафниса и Хлои, Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты… Всё, что было между Ланселотом и Гине-вер, – пустяки перед этой Любовью. А терзания леди Макбет и Анны Карениной – так просто блажь и детские игрушки.
Люди никогда не забудут её, и даже через многие тысячи лет будут вспоминать с чувством щемящей нежности как что-то вечное, но безвозвратно ушедшее. Эту Любовь будут помнить даже тогда, когда забудут, кто собственно был влюблён и в кого, забудут, была ли эта Любовь взаимной, забудут, была ли она счастливой или была несчастной… Потому что теперь это всё не важно.
Потому что именно эта Любовь вошла в историю, и, какой она была, теперь уже все равно.
Потому что любовь эта была Последней. Такой она и вошла в историю – Самой Последней В Мире Любовью.
С тех пор в мире любви больше не было.
Сказка о странном человеке и обратной стороне луны
Посвящается мне самому, потому что больше некому
Один странный человек влюбился в обратную сторону луны. В ту самую, которую никто не видел. А странный человек увидел ее во сне и влюбился. И больше никого знать не хотел.
Объясняли ему умные люди, что ничего хорошего на этой обратной стороне луны нет, что ничем она от видимой не отличается – ни в какую! Люблю – и все тут!
Тогда нашелся еще один умный человек и сказал: «Пойди в Звездный городок и скажи: «Отвезите меня на обратную сторону луны и там оставьте». Обрадовался странный человек доброму совету, решил так и сделать, но вдруг испугался. Он подумал: «А что, если в Звездном городке меня не поймут? Или хуже того – поймут, но неправильно?.. Подумают что-нибудь нехорошее… Нет, нельзя идти в Звездный городок без благородного повода!» Нужно сказать, что странному человеку – что бы он ни делал – всегда нужен был благородный повод. Такой уж странный был этот человек. И ничего уж тут не попишешь.
Решил тогда странный человек набраться терпения и ждать. Чего не сделаешь ради любви!
Но пока странный человек ждал благородного повода, вся жизнь прошла мимо и не заметила странного человека.
Шли годы, умирали умные люди, рушились целые города и государства… Только странный человек терпеливо сидел и ждал благородного повода, так и не замеченный жизнью. И вот настал тот час, когда луна разрушилась на мелкие кусочки, и не стало ни этой, ни обратной стороны…
Какое-то время странный человек болтался в пустоте, а потом ему стало там скучно, он понял, что ждать больше нечего, и он создал мир по своему образу и подобию, населил его людьми, зверями и птицами. С тех пор его считают Богом.
Вот только своей возлюбленной он так и не увидел, потому что благородного повода так и не было.
Последняя сказка о лишнем человеке
Не посвящается никому, потому что — не дай Бог…
Однажды лишний человек лег спать, а когда проснулся, почувствовал, будто ему чего-то не хватает. Ощущение какой-то странной недостаточности преследовало его весь день, но он не придавал этому большого значения – он привык к тому, что ему постоянно чего-то не хватает, и давно смирился с этим…
И только к ночи он вдруг понял, что не хватает-то его самого. Потому что прошлой ночью он умер…
Часть 2. НОВЫЕ СКАЗКИ
Сказка об одном современном мыслителе и антимире
Посвящается Михаилу Горбунову
Однажды поутру один современный мыслитель маялся головой.
За окном было серо, и моросил холодный ноябрьский дождь, образно выражаясь, за окном было так же мерзко, как во рту у современного мыслителя. На полу кучей лежала сброшенная с вечера одежда. Третьим углом треугольника, по сторонам которого шествовал современный мыслитель, была неубранная кровать. Тощими, незагорелыми ногами он мерил пространство небольшой, к тому же весьма захламленной комнаты. Широкие трусы типа «Boxers» развивались от резких движений. На трусах этих чередовались вписанные в разноцветные квадратики ракеты и спутники…
Но главным, что тяготило в этот момент современного мыслителя, была вовсе не головная боль и не мерзость во рту, а предопреленность бытия, скованного трехмерным пространством.
«Вот я сейчас маюсь, блин, в четырех измерениях, – думал страдалец, – а где-то, блин, существуют бесконечные антимиры, где все не так, где все, блин, по-другому.» Впрочем, как оно там, он не знал и не мог даже представить.
И вот по странной иронии судьбы именно в этот момент произошел слом пространственно-временного континуума, и случилось это именно здесь, в этой самой комнате. Взору случайного наблюдателя открылся антимир. Там, где только что лежала груда грязной одежды, теперь переливалась полупрозрачная стена. Сквозь нее ясно виднелась антикровать. Чуть дальше можно было разобрать антиокно, за которым шел антидождь. Одним словом за стеной была такая же комната, как та, в которой жил современный мыслитель, только зеркально отраженная. А посреди этой антикомнаты, как не трудно догадаться, стоял антипод нашего героя. Они были похожи, как две капли воды, только у одного взъерошенные волосы закрывали правый глаз, а у другого – левый. И состояние у них обоих, судя по всему, было одинаковым.
«Ну, вот, блин, – подумал современный мыслитель, – и там то же самое! Нет никаких бесконечных миров, а есть лишь отражение нашего, гадкого…»
Житель нашего мира нервно почесал правую ляжку, а его антипод в этот же момент поскреб левую…
«Тьфу ты!» – подумал современный мыслитель и в сердцах плюнул в полупрозрачную стену…
И в тот момент, когда плевок его коснулся стены, та начала быстро мутнеть, изображение стало меркнуть, пока не вернулись прежние очертания комнаты. Антимир скрылся…
Однако последнее, что успел заметить современный мыслитель, было удивленное лицо антипода, который, по всему было видно, и не собирался плевать…
«Стало быть, есть еще надежда», – обрадовался современный мыслитель, быстро оделся и пошел сдавать пустые бутылки.
Сказка о четырех совершенно разных людях и об их отношении к будущему
Посвящается Дмитрию «Мартину» Малкову
В самых разных местах жило четыре совершенно резных человека.
Один человек боготворил время. С раннего детства он мечтал о будущем, как о величайшей награде за смурную жизнь в настоящем – мечтал самозабвенно и трепетно. Так самозабвенно и трепетно, как умеют мечтать только в раннем детстве.
Он с нетерпением ждал наступления этого будущего, торопил его, как мог. Каждое утро, какая бы ни была на улице погода, он широко распахивал окно и смотрел по сторонам – не наступило ли будущее. «Это уже завтра, да?» – спрашивал он себя. Но, увы, сам же себе отвечал отрицательно. Каждый день за окном он видел сегодня и ни что-нибудь иное.
Однако человек этот был упрям – эта одержимость осталась у него с раннего детства. Он не растратил ее по пустякам, к числу которых он относил сегодня. Он умел ждать. И каждый раз снова увидев за окном сегодня, он закрывал створки и выжидал еще день… Это продолжалось недели, месяцы, годы, столетия…
Однажды лет через пятьсот он выглянул в окно, и увидел здания до небес, трамваи, летающие между ними, а внизу – движущиеся тротуары. «Ну, вот опять сегодня! Опять то же самое!» – воскликнул он.
Это был всего лишь один эпизод в бесконечной череде его терзаний, и он ничего не изменил. Человек снова закрыл окно и стал ждать следующего дня. Время длилось вечно, и вечно жил человек…
Второй человек боялся времени. Он никогда не открывал окна и никогда не смотрел в них. Более того, окна у него были закрыты плотными шторами.
Но однажды сквозняком отодвинуло штору всего на полсантиметра… То, что там увидел человек, не поддается описанию. Да и если бы даже это можно было бы описать, то все равно не стоило бы. Потому что, когда человек это все увидел, его сердце не вынесло потрясения. Человек умер. Будущее подкараулило его и жестоко прихлопнуло, словно жалкую муху – не осталось даже мокрого места. Время продолжало свое течение, но человека больше не было…
Третий человек презирал время. Он считал, что времени нет вообще. Чтобы объяснить это себе самому и своим знакомым, он придумал целую философскую концепцию. Она утверждала, что существует бесконечное количество миров, немного отличающихся друг от друга, и мы все последовательно переносимся из одного в другой. А времени нет совсем. Соответственно, он утверждал, что нет ни прошлого, ни нынешнего, ни грядущего. «Будущего нет!» – смело утверждал человека, так же смело переносясь из одного мира в другой, чуть-чуть отличающийся от предыдущего. И времени действительно не было, а человек жил…
Четвертый человек пренебрегал временим. Он не придумывал никаких теорий, но жил, так, будто время для него не имеет значения. Он гулял, веселился, что-то делал. А в это время от времени отваливался кусок за куском. И с каждым куском времени, маленькая частичка отваливалась и от этого человека. Время большое, человек – маленький. Частица человека – соответствует куску времени… В тот самый момент, когда последний кусок времени развалился на две половины, последняя частичка человека так же распалась. Не стало ни времени, ни человека…
Вот такие разные были четыре человека. И только одно роднило их: ни один из них не был по настоящему счастлив. Один будущее ждал, другой боялся, третий его отрицал, четвертый вообще не думал о нем, и ни один из них так и не сумел постичь будущего. Потому что ни один из них не сумел постичь настоящего.
Сказка о трех друзьях, один из которых все время опаздывал
Посвящается Николаю Басову
Они дружили с самого детства. Их было трое. По странному стечению обстоятельств они носили одно и тоже имя. Поэтому все, кто знал их, называли Первым, Вторым и Третьим – по старшинству.
Первый был признанным лидером и заводилой во всех делах. Он был высоким и статным. Он мечтал стать певцом и по общему признанию обладал прирожденными артистическими способностями.
Второй был коренастым и энергичным. Он был под стать Первому и всегда поддерживал того во всех затеях. Он был большим фантазером и выдумщиком и мечтал стать популярным писателем.
Третий был невысоким и щуплым. К тому же он был задумчив и вечно отставал от друзей. Никто не замечал в нем никаких особенных талантов и склонностей, да и сам он, кажется, ни о чем особенном не мечтал. Однако Первый и Второй любили его, подбадривали и всегда ждали, если он от них вдруг отставал.
Всем казалось, что они постоянно были вместе – вместе гуляли, вместе учились, вместе работали. Вот только было в их жизни три случая когда Третий по-настоящему опаздывал…
Было начало лета. Друзья отдыхали на даче. Первый предложил: «Давайте поедем на рыбалку!» Второй тут же поддержал его. Третий тоже кивнул. Друзья сели на велосипеды и поехали на реку. Они проехали через поле, потом через рощу. Река была уже совсем недалеко… И вдруг Третий увидел диковинную птицу. Он остановил велосипед, подошел к ней поближе – она отлетела на пару метров и снова села. Друзья заметили, что Третьего нет, тоже остановились и стали звать. Но он крикнул им: «Не ждите, я вас догоню!»
Весь день Первый и Второй ловили рыбу, клев был отменный! А Третий так до реки и не добрался. Лишь на обратном пути друзья встретились снова. Третий так все это время и пробыл в роще; он смотрел на птиц, деревья, насекомых. Там же на полянке он записал в блокноте свой первый рассказ.
«Простите, друзья, – виновато пожав плечами, сказал он Первому и Второму, когда те подошли. – Кажется, я все-таки опоздал…»
Было начало лета. Окончив школу, друзья подали документы в один институт. Все трое шли на первый экзамен. И вдруг Третий заметил немолодого уже человека, который сидел на скамеечке возле самого входа в институт и играл на гитаре. Он заслушался несложной мелодией и сказал друзьям: «Не ждите, я вас догоню!»
Первый и Второй сдали экзамен на отлично. Когда они вышли из института, то увидели Третьего – он все это время просидел на скамеечке с увиденным человеком. Этот мужчина в тот день научил его играть на гитаре и петь песни.
«Простите, друзья, – виновато пожав плечами, сказал он Первому и Второму, когда те подошли. – Кажется, я все-таки опоздал…»
Друзья выросли. Они по-прежнему были неразлучны, хотя и начали подумывать о собственных семьях. Первый хотел иметь сына, Второй мечтал о дочери, Третий ничего внятного по этому поводу не говорил.
Однако судьба распорядилась иначе. Трем друзьям предложили участвовать в смелом эксперименте – первыми в мире отправиться на машине времени в будущее! Вот только была одна загвоздка: это был билет в один конец – машина двигалась только вперед.
Было начало лета. День эксперимента был назначен, ученые ждали, друзья шли. И вдруг Третий увидел девушку и остановился. «Не ждите, я вас догоню!» – сказал он своим друзьям. А сам подошел к девушке и заговорил с ней.
Друзья уговаривали ученых подождать хотя бы полчаса, но те ждать не стали – они ждать просто не могли, не имели права. Первый и Второй унеслись в будущее вдвоем…
Многое удивило друзей в мире будущего: наука, техника, социальное устройство. Люди теперь практически не старели, они меняли тела, как одежду – все необходимое для этого было. Поэтому все были красивы и радостны. Этот мир был более добрым и мудрым, чем тот, что они покинули. Но больше всего их удивила популярность их друга – того самого Третьего, с которым они расстались. Потомки отлично помнили о нем. Более того, некоторые даже утверждали, что во многом именно благодаря ему их мир стал таким добрым и мудрым. Ведь под его влиянием было воспитано целое поколение.
Его биографию проходили в школе, о нем писали книги. Одну такую биографическую книжку друзья без труда нашли в ближайшей библиотеке. Так они узнали, что Третий был популярным певцом и известным писателем, что у него была жена – та самая девушка, что он встретил в день эксперимента, – и двое детей: мальчик и девочка.
Друзья узнали, где находится могила Третьего, и приехали к нему на кладбище. У роскошного, но спроектированного с большим вкусом памятника, не успевали вянуть цветы. Они постояли, переглянулись. Слов не было.
И вдруг памятник вздрогнул, пошатнулся. Земля под ним провалилась, а из образовавшейся ямы появился полуразложившийся скелет. Остатки плоти клочьями висели на пожелтевших костях. Скелет с трудом разогнул позвоночник и выбрался из могилы. Когда он встал в полный рост на краю ямы, его челюсть пришла в движение. Друзья узнали знакомое движение плеч.
«Простите, друзья, – виновато пожав плечами, сказал он Первому и Второму. – Кажется, я все-таки опоздал».
Сказка о самом-самом нелепом оборотне
Посвящается Андрею Зотову
Он был оборотнем. Самым, что ни наесть, настоящим! То есть, обладал способностью превращался в зверя. Но вот ведь незадача – он был самым нелепым оборотнем в округе. Да что там в округе – пожалуй, он был самым-самым нелепым оборотнем за всю историю волшебства. Судите сами.
Ведь как обычно бывает… Чаще всего встречаются волки-оборотни – это весьма романтично и даже как-то достойно. Реже бывают лисы-оборотни – они не так опасны, и многие относятся к ним с явной симпатией. Довольно редко, но все же встречаются медведи-оборотни, однако они избегают встречаться с людьми, а еще говорят, что кто-то однажды видел тигра-оборотня…
Он же был бобром. Да-да – бобр-оборотень. Вы только вслушайтесь в это сочетание – бобр-оборотень. Ну что может быть смешнее! Когда на небе воцарялась полная луна – общепризнанная хозяйка всех оборотней – он грустно поднимал к ней влажные и выпуклые глаза, тяжело вздыхал, а потом медленно и неохотно брел в соседний лесок. Он вяло перебирал перепончатыми лапами и волочил за собой по траве плоский и безволосый хвост. В обманных лучах ночного светила его сутулая фигурка казалась ожившим холмиком. Добравшись до леса, он начинал грызть – так же нехотя и лениво, как шел. При этом он время от времени вновь жалостно поглядывал на луну – словно спрашивал ее: «Ну, сколько еще? Может быть, уже хватит?»
Иногда люди объявляли оборотням войну. Они вооружались факелами, вытачивали осиновые колья и выходили в лес. Бобр-оборотень как правило попадался самым первым, но его всегда со смехом отпускали. Лишь иногда ему давали несильного пинка – чтобы он поскорей катился в ближайшие кусты и не мешал преследовать серьезных зверей. Ну, в самом деле, какой вред может принести людям столь нелепое существо!
Никто даже не заметил, как он постепенно, раз за разом извел в округе все осины…
Жестокая сказка о благородном рыцаре, единороге, а так же о пользе романтики
Посвящается Светлане Арнаут
Один благородный рыцарь необычайно гордился своим романтическим настроением. А выражалось это в том, что изо дня в день он искал встречи с единорогом. Рыцарь этот считал, что нет на свете существа благороднее, чем единорог, а так же – занятия романтичнее, чем искать встречи с ним.
Этот герой являл миру чудеса упорства. Он без устали и без передышки странствовал по свету, скитался по непролазным лесам, бескрайним лугам и даже по крутобоким горам. И всюду он выспрашивал: не видал ли кто единорога, хотя бы, не слыхал ли о встрече с ним.
Он менял коней, потому что те уставали, и переодевался, потому что его одежда становилась тяжелой от пота и пыли. Он не давал отдыха только себе самому. И как это часто бывает, упорство принесло свои плоды. Однажды зайдя в придорожную таверну, благородный рыцарь спросил ее хозяина:
– А не слыхал ли ты, братец, о людях, которым приходилось встречаться с единорогом?
– Как же не слыхать, – ответил тот, – слыхал. И не однократно.
Благородный рыцарь буквально затрепетал. И хотя ничего конкретного ему хозяин таверны сказать не смог, герой понял, что находится на правильном пути. Он стал с двойным упорством опрашивать всех прохожих и проезжих, селян и горожан. И все чаще ему приходилось слышать утвердительный ответ.
– Да, – говорили ему, – попадались нам такие люди, и не раз, которые утверждали, будто встречались с единорогом.
Однако точного адреса никто благородному рыцарю указать не мог. Но он не унывал и продолжал поиски. И удача вновь улыбнулась ему.
Однажды на лесной тропе повстречал благородный рыцарь старца. Был он одноглазым и одетым в лохмотья, но, несмотря на диковатый вид, в нем чувствовалось несомненное благородство.
– Не приходилось ли вам, почтенный господин, повстречать единорога? – спросил благородный рыцарь.
– Встречал, – только и ответил старец и глубоко вздохнул.
Благородного рыцарь от волнения едва не лишился чувств.
– Дело в том, что повстречаться с единорогом есть сильнейшее стремление моей жизни, – сказал он. – Не могли бы вы указать мне места, где обитает это редкостное животное? Не скрывайте от меня, пожалуйста, этого!
– Мне нет смысла ничего скрывать, – ответил старец. – Идите в сторону северных гор, там и обитает единорог. Но только помните, что мечты довольно часто сбываются, но далеко не всегда приносят удовлетворение…
Пропустив мимо ушей последние слова, романтический рыцарь поблагодарил доброго старца и направил своего коня в сторону северных гор. Лес очень быстро начал редеть, а камней в траве становились все больше. И с каждым шагом коня сердце седока билось все быстрее.
Когда благородный рыцарь достиг подножия гор, удача вновь улыбнулась ему. Это и неудивительно, ведь, как известно, она любит упорных! Как только кончился лес, герой увидел мужчину. По странному стечению обстоятельств тот тоже был одноглазым, и такое же благородство угадывалось в его фигуре и всех движениях и жестах.
Не приходилось ли вам видеть единорога, уважаемый? – спросил благородный рыцарь, не в силах скрывать нетерпения.
– Приходилось, – был краткий ответ.
– А не подскажите ли вы мне места его обитания?
– Видите вот тут гору, что возвышается над всеми? Правьте туда, там и живет единорог.
Благородный рыцарь до неприличия поспешно пришпорил коня и, едва поблагодарив путника, бросился к указанной горе. Мужчина же посмотрел герою вслед и невесело хмыкнул. Однако благородный рыцарь этого совсем даже не заметил. Так стремительно он рвался к цели.
Холмы и скалы расступались, освобождая дорогу стремящемуся к цели герою. И везение сопутствовало ему на этом пути. Едва подскакав к желанной горе, рыцарь увидел молодого человека, не намного старше, чем он сам. Тот почему-то тоже был крив на один глаз, но и так же благороден, как люди встреченные скитальцем за последнее время.
Понимая, что мечта его совсем уже близко, герой спросил путника:
– Не подскажите ли вы мне, где здесь обитает единорог?
– Да вот прямо в этой пещере, – сказал напрямик молодой человек.
Благородный рыцарь увидел проем в скале там, куда указывал молодой человек, и сердце едва не выпрыгнуло у него из груди. Герой спешился и, бросив поводья, устремился к пещере. Он даже не поблагодарил молодого человека и тем более не услышал, как тот довольно громко рассмеялся ему вслед.
В пещере было тепло и пряно пахло живой плотью. Благородный рыцарь на ощупь пробирался вглубь. Что-то неясное то ли светилось впереди слабым сиянием, то ли это просто казалось герою. Сердце бешено колотилось у него в груди, а неспокойная кровь стучала в висках. Как известно, в пещерах время имеет иной ритм и иную скорость. Благородный рыцарь потерял ему счет. Но, тем не менее, он продолжал двигаться вперед в кромешной темноте. Шаг за шагом, все глубже, все дальше… Вперед к мечте… Еще, и еще, и еще…
Вдруг моментальная вспышка озарила пещеру, и в этот момент благородный рыцарь не просто повстречал единорога – он в буквальном смысле столкнулся с ним. Лоб в лоб…
С тех пор благородный рыцарь редко покидал свой родовой замок. Теперь он понял слова старца о том, что мечты часто сбываются, но редко приносят удовлетворение. Бывший герой теперь часами сидел у окна и смотрел единственным глазом на то, как восходит и заходит солнце, как облака гуляют по небу, и как на их фоне пролетают птицы. А еще он частенько думал о том, что зря многие считают, будто от романтики нет никакой пользы. Очень даже и есть. «Вот ведь, если бы не был я таким романтичным, – размышлял благородный рыцарь, – и искал бы встречи не с единорогом, а с каким-нибудь, скажем, обыкновенным двурогим козлом, теперь бы совсем не имел возможности наслаждаться этими красотами за окном…»
И ведь верно.
Сказка о Рыцаре Потешного Образа доне Кихоте и о слуге его Санчо Пансе в новых экономических условиях
Посвящается Сергею «Морсу» Морозову
В одном феодальном государстве жил один дон Кихот. Он мало чем отличался от других донов Кихотов, живших в других государствах и при других экономических формациях. Ну, разве что, пожалуй, был несколько веселее, ироничнее что ли. Его даже в народе звали Рыцарем Потешного образа. Уж больно любил он потешить народ. Да и люди ему платили тем же – любили, одним словом.
Бывало, увидит дон Кихот мельницу – сразу же хватается за копьё, на голову надевает тазик, а сам – на коня верхом, на Росинанта своего. И поскакал с гиканьем – только пыль из-под копыт.
– Это злой великан! – кричал во все горло дон Кихот. – Я сейчас бесстрашно сражусь с ним! Смотрите все, как я повергну его на землю!
Ну, а народ уже понимал: то-то сейчас будет потеха! Народ уже собирался – все тоже кричат, гикают. Друзей созывают:
– Эй, люди, скорее сюда! – орут. – Тут дон Кихот наш, Рыцарь Потешного Образа сейчас с мельницей воевать будет.
– Какой рыцарь? С какой мельницей? Зачем? – спрашивал какой-нибудь новичок или приезжий.
– Эх, ты, деревня! – пеняли ему знатоки. – Да, ты, можно сказать, ничего в жизни не видал, раз не знаешь ничего про дона Кихота! Ты смотри, смотри! Сейчас такое начнется! Не пропусти. Ты такого больше нигде не увидишь. Одно слово – потеха!
И верно: нечасто в этом, хоть и не особенно забитом, но все же глубоко феодальном, государстве люди так потешались. Дон Кихот то с одного бока подскачет к мельнице, то с другого, то здесь ее ткнет копьем, то там, а то в сердцах и кулаком огреет, да так, что до треска древесного. А когда копье глубоко воткнется, дон Кихот его уже не вынимал, а хватался прямо руками за мельничные лопасти и держался изо всех сил. Его, понятное дело, из седла выдергивало и в небо возносило. Росинант его вокруг мельницы скачет, а сам дон Кихот на лопастях мельничных катается, на крыльях, то есть. А людям потеха! Дон Кихот-то не просто катался, он при этом орал, кряхтел, фыркал, другие звуки издавал. Мол, тяжело ему с мельницей сражаться, мол, труден его жизненный путь, его призвание, но отказаться он никак не может. Таков его рок.
А народ уже едва по земле от хохота не катается. Так весело людям от того, что не они одни за работой кряхтят, что не одним им тяжело в жизни бывает.
– Кихот, он хоть и дон, а все равно наш человек! – говорили в народе.
Любил дон Кихот потешать народ, а тот в свою очередь любил его. Собравшиеся по традиции кидали ему в пыль медные монеты. Кто сколько мог, столько и кидал. А кто не мог, тот так просто стоял да и глазел с открытым ртом. Не беда ведь, что он ничего не кинул, зато пойдет теперь в другой город, да и расскажет всем там, какой потешный этот дон Кихот. Экономика при феодализме проста.
Накатавшись вдоволь на мельничных крыльях, дон Кихот улучал момент, когда они его поднесут поближе к земле и отпускал руки. Рыцарь Потешного Образа падал в пыль и лежал там, изображая поверженного. А народ постепенно расходился, подбрасывая еще медяков. Принимали люди игру.
– Опять победил злой великан нашего дона Кихота, – говорили, посмеиваясь. – Ну, ничего он еще отомстит.
Когда все расходились, дон Кихот поднимался и собирал из пыли честно заработанные медные монеты. Он хоть и происходил из аристократов, однако не был особенно богатым. По большому счёту конь Росинант, копьё да тазик, который Рыцарь Потешного Образа использовал вместо шлема, были всем его движимым имуществом, а недвижимое в те дикие времена не так высоко ценилось. Ну, а на пропитание шли эти самые собранные медяки.
Со временем завелись у дона Кихота поклонники и поклонницы. В основном из мещанского сословия. Простолюдинам, понятно, не до этого всегда – у них то быт, то работа, то пьянка беспробудная со сном в канаве, а еще и в церковь надо зайти. Ну, а у аристократии – свои развлечения. С большим шиком, блеском и гламуром. Им надо было, что бы все сверкало и шелестело мишурой. Иначе за что деньги плачены? Содержательная сторона их особенно не интересовала. Только внешняя…
А дон Кихот, напротив, все чаще засматривался в сторону таверн, украшенных разноцветными огнями, где представители среднего и высшего дворянства тешили себя азартными играми, а их слух в процессе просаживания наследственных капиталов услаждали певцы в красочных, украшенных перьями нарядах и прочие удачливые комедианты…
Однако дон Кихот не был вхож в эти красочные таверны, а посещал более скромные, серые придорожные кабаки. И вот однажды, после довольно успешной битвы с мельницей, дон Кихот отмечал это событие в кругу особенно приближенных своих поклонников и поклонниц. Все радостно пили дешевое и, надо признать, весьма прескверное вино, веселились и поздравляли дона Кихота с отличным выступлением. И только сам герой вечера был грустноват. Не нравилось ему вино, да и поклонники раздражали – хотелось, чтобы они его угощали, а не он их от щедрот… И вообще как-то ничего не хотелось… Даже жить.
Одна из поклонниц – никто уже не помнит ее имени – захмелев и, по общему мнению, утратив какое-либо чувство дистанции, томно глядя на дона Кихота влажными коровьими глазами, сказала с придыханием:
– О, дон Кихот мой, хочешь я стану твоей Дульсине-ей! – и помолчав добавила – Прямо сейчас!
Посмотрел на нее дон Кихот с нескрываемым раздражением и сказал со свойственной ему афористичностью:
– Отойди, девочка. Не нужна мне Дульсинея – нужен мне Санчо Панса!
Сказал и по столешнице кулаком ударил. Все, кто был за столом, слова эти услышали и хорошенько запомнили. Поклонники любили его афоризмы. Потом они часто повторяли эту фразу – вот, мол, каков наш дон Кихот: скажет, как припечатает! В результате пошли по феодальному государству слухи. Кто так сказывал, кто иначе, а смысл сводился к тому, что дон Кихот ищет Санчо Пансу.
Прошло еще какое-то время, и опять-таки, после очередной битвы с мельницей, произошло следующее. Народ, как всегда разошелся, лишь только особенно приближенные поклонники остались стоять слегка в стороне, ожидая уже привычного отмечания окончания битвы в придорожном кабаке, а замученный Дон Кихот неспешно поднялся из пыли и начал собирать набросанные ему медяки. И тут он заметил, что разошлись не все. Пыль осела, и словно из нее вырос мужчина невысокого роста и с незначительной склонностью к полноте. Увидав, что на него обратили внимание, он сделал шаг вперед и сказал:
– Вы дон Кихот, я – Санчо Панса. Я готов помогать вам продвигать в народ ваше замечательное творчество, – а потом уже совсем в полголоса добавил. – О моем проценте от сборов договоримся позже.
Дон Кихот возрадовался! Он решил, что сбылась его мечта – что теперь они вместе с этим симпатичным человеком выведут его творчество из подполья и сделаю достижением самых широких слоев. Тут же в пыли ударили по рукам и подписали все документы, предусмотренные по такому случаю в феодальном государстве.
Окончание битвы с мельницей отмечали в придорожном кабаке с удвоенным энтузиазмом. Понятное дело – повода было-то на этот раз два! Знакомство с Санчо Пансой – тоже ведь повод. И еще какой. На этот раз и дон Кихот не грустил, а каждый раз поднимал кружку первым и провозглашал тост за Санчо Пансу и их совместное счастливое творческое будущее.
– Ура дону Кихоту! Ура Санчо Пансе! – кричали поклонники.
Все были очень рады.
С этого момент, действительно, творческая жизнь дона Кихота заметно изменилась. Правильнее сказать упорядочилась. Раньше он, когда хотел, сражался с мельницами, а когда не хотел, – отдыхал. А теперь все было по строгому плану. Как будто, то все больше по полю чистому ехал, а тут попал в наезженную колею…
Во-первых, теперь дон Кихот, упав с мельницы, не валялся в пыли, а тут же бодро вскакивал и начинал кланяться. Потом он энергично проходил вдоль рядов собравшихся, а те ему рукоплескали. Таким образом, все действие вместо трагикомического приобрело жизнеутверждающий характер. А Санчо Панса в это время старательно собирал брошенные монеты, поскольку по его представлениям народному любимцу и, можно сказать, герою не пристало заниматься столь низменным делом. Дон Кихот с ним в этом полностью соглашался не пристало.
Во-вторых, Санчо Панса только часть собранных денег делил в оговоренной некогда пропорции – вторую же он оставлял на развитие. На эти средства он нанимал герольдов, которые за некоторое время до битвы оповещали народ. Санчо им написал специальный текст и заставил заучить. Они выходили на базарную площадь, трубили в свои трубы, а потом кричали:
– Почтеннейшая публика! Спешим представить вашему вниманию прекраснейшее и удивительнейшее зрелище! Равного ему нет нигде! Только сейчас и только в вашем городе отважный рыцарь дон Кихот, известный в народе, как Рыцарь Потешного Образа, один на один сразится с ветряной мельницей! Спешите увидеть! Такое не повторяется!
Дальше следовали пояснения, где собственно точно состоится это редкостное зрелище.
Польза от этого была явной. Народу приходило поглазеть на дона Кихота с каждым разом все больше, и медяков после выступления собиралось все больше. Так и путешествовали дон Кихот и Санчо Панса из города в город. Сначала выходили герольды, возвещали о прибытии небывалых гостей, ну, а потом торжественно и величаво появлялись и сами гастролёры. А уж вслед за ними тянулся шумный табор поклонников и поклонниц.
Поначалу дону Кихоту все это необычайно нравилось. А потом как-то наскучило. Сегодня один город, завтра – другой. А они все какие-то одинаковые, в большинстве своем грязные, вонючие и во всех отношения непрезентабельные. И публика всюду – сплошной сброд и тупицы. Им бы только ржать во всю глотку и пузом трясти от восторга. Ну, еще пальцем тыкать: вон, мол, какой потешный этот дон Кихот. Нет, чтобы хоть кто-нибудь задумался о глубинном смысле сражения с мельницами! Никто. Ни единый. А смысл-то был, смысл глубокий. Но понимал его только сам дон Кихот – ни зрители, ни поклонники, ни, даже, Санчо Панса. Так частенько думал Рыцарь потешного Образа после выступления перед публикой. А потом начал думать об этом и до того… «Нет, никто не понимает меня, никто не ценит моего вклада в историю, моего послания человечеству, которое я изо дня в день стараюсь донести до него!»
А еще дона Кихота удручало, что развитие его деятельности идет количественно, а не качественно. Города, народ, пыль, вонь… Вот бы выступить в человеческих условиях, в чистоте и аромате, да перед культурной, преуспевающей публикой.
Дон Кихот неоднократно начинал об этом разговор с Санчо Пансой, да только тот отмахивался. Или отговаривался, но очень уж складно:
– Наше искусство – площадное. Как же мы мельницу со всеми ее лопастями в культурную таверну затащим? Как мы ее там пометим? Разве только из фанеры, бересты и жеваной бумаги слепим модельку небольшую… Так это же будет совсем уже и не то. Это же совсем будет недостойно вашего размаха. Это же разве шоу будет. Так баловство одно!
Дон Кихот вынужден был соглашаться. Возразить было нечего. Да он вообще был не большим мастером дискутировать, он был человеком дела.
Только с какого-то времени ему все больше начинало хотеться безделья.
– Надоело мне все это, Санчо, – сказал он однажды. – Ездим, ездим… А толку? Все одно и тоже. Одни и те же потные красные рыла. Не буду я больше воевать с мельницами.
– Помилуйте, да как же так – не будете? – увещевал Санчо Панса. – Я уже и герольдов в новый город послал.
– Ну, так отзови их.
– Да поздно уже отзывать – они, поди, уже и протрубили, народ уже собирается, все в ожидании зрелища.
– Ну, тогда ты их в следующий раз не посылай. Пусть погуляют пока, и мы отдохнем.
– Никак нельзя – герольдам уже на полгода вперед заплачено. Они обратно не отдадут.
– Зачем же ты им вперед заплатил? – недоумевал дон Кихот.
– А чтобы не разбежались! – пояснял разумный Санчо. – А то ведь мы из выучили, натренировали, практически к ремеслу приставили, а они пойдут по округе про других трубить, других славить? Это не годится! А они ведь пойдут – дело-то хлебное! Поэтому я их договором обязал, ну, и заплатил авансом.
И опять вынужден был дон Кихот согласиться. Опять не находил он, чем возразить. Да только на душе у него веселее и легче не становилось. Снова его посещала хандра, и ничего ему не хотелось. Даже жить.
Да только ничего не поделаешь – снова выходил дон Кихот на бой с мельницами, и снова ему хлопали и кричали, и снова он вставал из пыли и кланялся. Только уже без энтузиазма, без радости, без куража. А зритель – он хоть и быдло, а не дурак. Он все чувствует. Потянулся в народе слух, что дон Кихот уже давно не тот. Мол, скачет он уже не так рьяно, и тычет мельницу копьем не так ретиво – слегка ткнет разок, да и все. И что орет он уже не так, и кряхтит не так, и даже фыркает не так, а другие звуки уже совсем не издает.
Настроение публики возращелось в дону Кихоту. И вот однажды совсем он не выдержал.
– Черт с ними – с герольдами! Черт с ней – с оплатой вперед! Прорвемся как-нибудь. Отменяю выступление.
– Ой, нехорошо это, – запричитал Санчо Панса. – В растраты вы нас погружаете.
– Ничего. Говорю – прорвемся. Значит – прорвемся. Я, в конце концов, идальго, а не шут гороховый, я – дон, я Рыцарь… хоть и Потешного Образа.
И пошел в кабак – с поклонниками пить. Их, кстати, тоже стало уже поменьше. Но дона Кихота это только радовало – меньше галдят. А пить дон Кихот стал теперь больше.
Время шло своим чередом. Ну, может быть, чуть быстрее, чем обычно. И следуя законам социального развития, феодальный строй сменился буржуазным – наступили новые экономические условия. Произошло это по нашим меркам как-то очень быстро; только чему уж тут удивляться – сказка на то и сказка. Дон Кихот этого как-то не заметил. А вот Санчо Панса заметил, и причем – сразу. Он организовал закрытое акционерное общество «Кихот, Панса и Компания», в котором сам был главным директором, дон Кихот числился художественным руководителем, а компании вообще никакой у них не было. Сначала Санчо стал по мелочи приторговывать – в одном городе что-нибудь на собранные медяки выгодно купит, в другом продаст, разницу – себе в карман. Потом потихоньку он начал давать деньги в рост. А дон Кихот – знай себе, в кабак с оставшимися самыми верными поклонниками. Денег не считал: есть – хорошо, нет – переживем. Считал финансовые хлопоты выше своего достоинства.
И вот в результате всего этого бывший феодал дон Кихот разорился, а будущий буржуа Санчо Панса приобрел солидный капитал. Он уже не только руководил делами Рыцаря Потешного Образа, у него уже образовался целый развлекательный центр. В этот союз вошли: спиритический салон, руководимый принцем Гамлетом, кулинарное шоу Гаргантюа и Пантагрюэля, а так же передвижной цирк лилипутов под управлением Лемюэля Гулливера.
А у дона Кихота – все, что было наследственного, ушло за долги, а, что он сумел заработать, то не сумел сохранить. Даже как-то так получилось, что и конь его Росинант, копьё да тазик, который Рыцарь Потешного Образа использовал вместо шлема, оказались записаны на Санчо Пансу – он же был директором.
Дон Кихот уже давно не выходил на новую битву с мельницами – все больше он просто пил в кабаке, хвастаясь своими прежними сражениями. А Санчо Пансе он по сути уже и не был нужен. Специально обученные герольды – уже не первый и не второй набор! – провозглашали толпе о совсем других достижениях: о зловещих духах, вызываемых Гамлетом, об экзотических блюдах Гаргантюа, да о шустрых лилипутах Гулливера. Эти люди стали новыми народными кумирами. О них сплетничали торговки на базаре и ремесленники за работой. О них стали писать первые многотиражные издания, сразу после изобретения печатного пресса. К ним проявлять интерес стали уже и представители преуспевающих классов. И Гулливера, и Гамлета, и Гаргантюа с Пантагрюэлем уже можно было приглашать и в расфуфыренные, украшенные огнями и перьями страусов таверны, туда, куда был закрыт путь дону Кихоту с его нелепыми и громоздкими мельницами.
От дона Кихота Санчо Пансе давно никакой пользы уже не было. Если жить совсем уж по уму, то ему уже давно можно было бы забыть само имя Рыцаря Потешного Образа, как это часто бывало с людьми в период первичного накопления капитала: забывали не только тех, с кем начинали свой бизнес, но даже и самых старых своих друзей… Но Санчо был не таким – он регулярно суживал дону Кихоту небольшие суммы. Ровно, чтобы посидеть немного в кабаке. И тот сидел…
И сидел, и сидел, и сидел… А потом падал под стол. Или уходил на нетвердых ногах домой. Вот и в этот день он, как обычно, – сидел… Устроившись в уголке, дон Кихот листал местную популярную газету – желтую из-за низкого качества бумаги. Он просмотрел по диагонали статью о том, что Офелия собирается подать в суд на Гамлета, который не желает признавать ее ребенка как своего, плюнул в сердцах. На следующей странице предлагались скандальные подробности жизни Гулливера и его лилипутов. Дон Кихот снова плюнул, скомкал газету и выбросил. Заказал еще кислого вина.
В этот момент в кабак вошла невероятно грустная женщина, которая показалась дону Кихоту знакомой. Оно поймала взгляд Рыцаря Потешного Образа и тоже вроде как узнала его. Подошла и посмотрела в упор, едва не плача.
– Что, не узнаешь, – спросила грустная женщина дона Кихота.
Тот промолчал.
– А ведь ты мне практически жизнь сломал… Если бы ни ты, была бы я сейчас простой крестьянкой – работала бы в поле или на току зерно молотила бы. А может быть, подалась бы в город – стала бы прачкой или швеёй. Тоже уважаемые профессии! Но я увидела, как ты бьешься с мельницами, и вся моя жизнь пошла кувырком. Я больше не могла жить, как все нормальные люди. Я почувствовала, что кроме этого быта, есть что-то иное, что-то возвышенное, кто-то логически необъяснимое… Как не объяснимы твои битвы с мельницами. Я даже хотела стать твоей Дульсинеей… Помнишь? А ты отверг мой благородный порыв! Но возврата к прежней жизни уже не было. И вот теперь я стала падшей женщиной, меня так и прозвали – Дульсинея. В моей нынешней профессии – у всех красивые прозвища. Это – не хуже и не лучше. Теперь вспомнил?
Дон Кихот вспомнил. И невольные слезы выступили по краям его глаз. Понял он, что и у него именно с того дня все как-то не так пошло. А что не так? Вроде поначалу все так было… Вытер он слезы широким рукавом рубахи, взглянул – а женщины уже и нет. Ушла, по всей видимости. Поняла, что нет ей в этом заведении работы по профессии.
Выбежал дон Кихот из дверей – но и там никого не увидел. Направо, налево – и там тоже нет. Пошел тогда он к Санчо Пансе. Тот с радостью встретил Рыцаря Потешного Образа.
– Здравствуй, здравствуй, дорогой, – быстро заговорил он. – Как дела? Заходи, заходи скорее… Только денег нету. Денег не проси – нету у меня их. Я же тебе в этом месяце уже давал. А больше – нету…
И посмотрел на дона Кихота заботливо и предано.
– Да нет, дорогой Санчо, – ответил ему растроганный дон Кихот не пройдя дальше дверей. – Не за деньгами я… Пожалуйста… Пожалуйста, верни мне коня моего Росинанта, копьё и медный тазик, который я использовал вместо шлема. Очень тебя прошу!
Санчо задумался.
– Вернуть? – сказал он нерешительно. – Да отчего же их тебе не вернуть… Конь уже старый, а все остальное – просто барахло. Бери, конечно! Только, если ты опять решил воевать с мельницами, учти – у меня все герольды заняты сейчас. И вообще они – на год вперед заняты.
– Не нужны мне герольды. Я так как-нибудь – по старинке…
– Ну, тебе виднее. В добрый путь! Только об моей части прибыли не забывай!
Одел дон Кихот на голову медный тазик, взял копье, вскочил верхом на верного коня Росинанта и поскакал. Благо мельница была совсем не далеко. Он скакал бодро с гиканьем и криком, как когда-то давно. Забытый кураж вернулся к нему. И люди сразу обратили внимание на это зрелище.
– Смотрите, смотрите, – кричали они, – дон Кихот как раньше скачет – с криком и гиканьем! Ой, что-то будет!
Собралась невиданная толпа. А дон Кихот и рад тому! Подскакал он к мельнице, ткнул ее копьем с одной стороны, ткнул с другой – щепки в разные стороны! Народ рукоплещет! Все как когда-то – в старые добрые времена.
Приловчился дон Кихот и ухватился за мельничную лопасть – выдернуло его из седла и подняло в самое небо. А он – орёт, кряхтит, фыркает, другие звуки издает… Короче говоря, все, как раньше. И зрители это поняли – тоже кричат, гикают, радуются. Давно дону Кихоту так хорошо не было.
– Молодец наш дон Кихот! – кричал люди в толпе. – Не предал старых идеалов! Не продался зажравшимся богачам! Года прошли, а он – все тот же!
Только, увы, не все было прежним, да и не могло уже быть – ослаб за последнее время дон Кихот. И дурное вино организм подточило, и возраст стал давать знать, и отсутствие регулярных тренировок. Мышцы на руках его сделались дряблыми, пальцы утратили цепкость. Не удержался дон Кихот, выпустил лопасть мельничную и грохнулся с высоты в пыль. Лежит – встать не может. А люди кричат:
– Смотрит, смотрите! Совсем как раньше! Упал и лежит. Не встает кланяться. Ну, прямо, как в старые добрые времена.
Бросились люди к дону Кихоту, подняли его и давай качать. А тому всерьез худо: голова кружится, ребра ломит, в глазах темнеет. Народ радостные песни затянул – несут его, трясут его. Показалось дону Кихоту, что вот-вот душа из тела выскользнет. Голова его свесилась – весь мир перевернулся. И увидел дон Кихот, как в оправе этого перевернутого мира вслед за радостной толпой идет Дульсинея и несет букет ярко-красных роз. Идет она, гордо и радостно подняв голову, идет и смотрит на него – на дона Кихота.
И впервые за многие годы захотелось дону Кихоту всего-всего-всего… И скакать на Росинанте, и воевать с мельницами, и кричать, и фыркать, и кряхтеть, и другие звуки издавать. И самое главное – жить.
Сказка о волшебном заклинании, изменившем жизнь одного человека
Посвящается Константину Арбенину
Один человек бесцельно сидел у окна. За окном шел дождь, небо было затянуто тучами, крупные капли стучали по подоконнику. Человек тупо смотрел в окно и грустил. Что-то у него не ладилось. А точнее – у него не ладилось все: и работа, и быт, и личная жизнь… Сидел он, сидел и вдруг придумал волшебное заклинание:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
На первый взгляд – бессмысленный набор звуков… Но человек почему-то решил, что это волшебное заклинание. А раз так, то после его произнесения, что-то в мире должно обязательно измениться. Очень бы хотелось, чтобы к лучшему. Подумав так, он решил провести эксперимент и отчетливо произнес в слух:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су». Произнес и стал внимательно присматриваться к миру за окном. Что-нибудь изменилось? Смотрит – и в правду есть перемены: дождь на глазах утих, тучи рассеялись, и выглянуло солнце.
Возможно, эти события и не были ни коем образом связаны с произнесенным набором звуков – дождь шел довольно давно, и по всем мыслимым нормам ему бы и так пора было бы кончиться – однако человек решил, что все это произошло исключительно благодаря его заклинанию. Он очень обрадовался и решил идти гулять.
Человек бесцельно шел по знакомой улице, радовался солнцу, лихо перепрыгивал через подсыхающие лужи. «Надо бы снова проверить заклинание,» – решил он. На этот раз он произнес слова вполголоса, едва слышно – чтобы прохожие не приняли его за сумасшедшего: «Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су». Произнес и стал внимательно смотреть по сторонам, нет ли чего-нибудь нового. Смотрит – прямо у дороги стоит замечательный пивной ларек. Вполне возможно, что заклинание тут было ни при чем – возможно он стоял здесь и раньше, только человек наш почему-то не обращал на него внимания. А тут обратил и очень, надо сказать, обрадовался.
Подошел человек к ларьку, взял себе кружечку пива, встал рядышком у стойки, отпил изрядный глоток, потом еще один – поменьше… Попивает он пивко и думает: «Хорошо работает заклинание, хотя надо бы его еще разок проверить». Сделал он еще один глоток и вновь негромко произнес:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Произнес и снова стал внимательно осматриваться – не произошло ли чего-нибудь нового. Смотрел, смотрел – вроде бы ничего. Ни слева, ни справа. «Неужели заклинание подвело?» – подумал человек. А потом вдруг понял – нет, не подвело, просто изменения произошли не в окружающем мире, а в его собственной голове! Он пришел к мысли, что все, что с ним вот сейчас происходит, нужно непременно записать.
Человек вернулся домой и старательно записал, как он сидел у окна и грустил, как придумал волшебное заклинание, как проверял его несколько раз, а потом как написал обо всем этом. Потом он, правда, присочинил немного о том, как послал написанный текст в журнал, его там напечатали, и с тех пор человек этот стал писателем… Получился рассказ – глуповатый, но трогательный.
Человек перечитал его и действительно решил послать в свой любимый журнал. При этом, конечно, он снова в слух произнес заклинание:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Он совсем уже не удивился, когда узнал, что рассказ его приняли к печати…
С тех пор этот человек стал писать рассказы и повести, и их с удовольствием печатали. Может быть, потому что все они были такими же наивными и трогательными, а может быть и потому, что каждый раз садясь за письменный стол человек непременно произносил в слух:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
С тех пор он был счастлив, и все у него удавалось. И в работе, и в быту, и в личной жизни…
При этом он абсолютно не делал тайны из своего заклинания – наоборот, он всем рассказывал о нем и советовал применять. Правда, далеко не все верили ему, а за глаза говорили, что просто у него широкие связи в литературных кругах. Но он не обижался, не унывал, а только писал себе рассказы да не забывал повторять заклинание.
Попробуйте сами, проведите эксперимент. Произнесите вслух прямо сейчас:
«Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су».
Произнесли? А теперь внимательно посмотрите по сторонам, прислушайтесь к себе… Где-нибудь что-нибудь обязательно изменилось к лучшему!
Об авторе:
Андрей Щербак-Жуков – российский прозаик, поэт литературный критик. Закончил отделение кинодраматургии сценарно-кино-ведческого факультета ВГИКа (мастерская Н. Н. Фигу-ровского), а в 1999 году – аспирантуру при кафедре кинодраматургии. В разные годы работал фотографом, журналистом, лит. редактором, сценаристом рекламных роликов, криэйтором и копирайтором (написал сценарии к рекламным роликам «Видеокассета Conica», «Компания „Кампомос»», «Чай „Классика»»). С 1999 по 2004 гг. работал в редакции газеты «Книжное обозрение» – сначала обозревателем, потом заведующим отдела клубной жизни. С 2007 года работает в литературном приложении к «Независимой газете» «НГ-Ex libris» – сначала обозревателем, а с февраля 2012 года – заместителем ответственного редактора. Член жюри конкурсов «Фанткритик», «Нонконформизм», «ЛитоДрама» (номинация «Фантастическая пьеса»), «Мцыри», «Часовые памяти».