Юрий Никитин: «Это просто роман о любви. Хотя и не совсем обычной…»

Елена ДЕГТЯРЁВА | Интервью

Никитин

В серии «Современники и классики» пополнение – в издательстве Интернационального Союза писателей из печати вышел роман Юрия Никитина «День, когда мы будем вместе». Обозреватель «Российского колокола» взяла интервью у автора.

Роман печатался ранее в четырех номерах журнала «РК» и обратил на себя внимание, в том числе необычностью сюжета с… как бы это сказать помягче… реинкарнацией, утраченной тридцать лет назад юной возлюбленной главного героя, русского художника-импрессиониста Тимофея Некляева. Правильно ли я поняла, что это метафора, символизирующая всесилие такого мощного чувства, как любовь?

– Да, это прежде всего роман о любви, хотя и не совсем обычной, питаемой чувством вины. Это чувство сейчас не в чести, от него все пытаются избавиться, как от химеры, забывая, что именно из чувства вины произрастает сама совесть человеческая. Что же касается всесилия любви, то чему тут удивляться: именно любовь Спаситель сделал ключевым жизненным чувством и действом. Я достаточно долго подступал к этой теме, впервые коснувшись ее лет двадцать назад в психоделической новелле «Укромье ангела». В романе она получила более полное развитие.

А вот весь этот антураж с эльфами и прочим…

– Последние лет пять я постоянно провожу какое-то время летом в Варне, в чудесном холмистом местечке Ален Мак, в лесистой местности на берегу моря. Однажды, поднимаясь в гору, я увидел сказочный терем с башенками, с готическими шпилями, необычными часами… Подошел к нему и прочитал надпись: «Пристанище эльфов». Разумеется, я его тут же мысленно арендовал и поселил в нем своих героев.

Жанр романа – мистический триллер. Но там все относительно спокойно, благочинно, без убийств и крови…

– У Эдгара Аллана По, прародителя триллера и детектива, в стихотворении «Ворон» есть прекрасная строка: «Шорох в тяжелых пурпурных шторах…» Вот в этом шорохе и сокрыт источник ужаса. А все остальное дорисует воображение. Конечно, «День, когда мы будем вместе» триллером можно назвать разве что условно, хотя, c другой стороны, трудно себе представить больший ужас, чем встреча через тридцать лет с тем, кого ты похоронил…

Вы так детально описываете все события тридцатилетней давности, что может сложиться впечатление, будто все это происходило в самом деле: осень 1981 года, дом творчества в Варне, пан Гжегош из польской «Солидарности» с двумя прелестницами-секретаршами Агнешкой и Лидией, бармен Пламен…

– И что вы ждете от меня в ответ? Чтобы я заранее опроверг некое впечатление, которое может у кого-то сложиться? Нет, я не встречал в Варне в 1981 году в международном доме журналистов (он, кстати, существует и по сей день) ни пана Гжегоша, ни его прелестниц. Не всем везет так, как Тиме Некляеву. Сразу две, да на берегу моря, да с хорошей выпивкой…

Но вы наделили его какими-то своими качествами?

– На подобный вопрос когда-то исчерпывающе ответил Гюстав Флобер, сказав: «Мадам Бовари – это я». Естественно, любой писатель не устоит перед соблазном «наградить» своего героя какими-нибудь своими «достоинствами» – хоть родимым пятном на заднице. Чем я наделил Некляева? Ну, своим чувством юмора, своим свободолюбием, своим обожанием джаза…

Обилие джаза в романе – это тоже какой-то символ?

– Разумеется. Джаз был, есть и будет не только символом, но и своеобразным индикатором внутренней свободы личности. Джаз, основанный на импровизации, находится в подчинении у одной лишь гармонии. Вы знаете, какой процент людей в России любит джаз? В пределах одного процента! Одного, Карл! Поэтому мне смешно слушать эту унылую арию «О дайте, дайте нам свободу!» Вы сначала духовно подготовьте себя к ней, а потом голосите.

Но если есть в народе такая потребность…

– В каком народе? В русском народе есть понятие воли, которая в конечном счете превращается в «что хочу, то и ворочу». Свобода – очень сложное внутреннее состояние, изрядно потрудившегося для этого человека, а не внешнее, бутафорское. Не надо тянуть старушку через улицу.

Какую старушку?!

– Ну, ту, из анекдота про пионера, которому сказали, что теперь он каждый день должен совершать какой-нибудь благородный поступок. Например, переводить старушку через улицу. Приходит этот пионер в школу на следующее утро и бодро докладывает, что хотя старушка всячески отбрыкивалась и орала благим матом, потому что ей туда не надо было, он ее все же перевел. От власти нужно требовать не свободы, а хотя бы мало-мальской порядочности и исполнения законов. Свободу же потрудитесь обеспечить себе сами, в частном порядке в полном соответствии с личным представлением о внешнем облике этой строгой дамы. Для начала встаньте с утра и скажите себе: «Сегодня и впредь я не буду врать, лизоблюдничать перед этим чертовым павлином, перестану брать и давать взятки, смотреть телевизор и жрать после полуночи». Если продержитесь с недельку, то улучшите цвет лица, сбросите пару килограммов и, скорее всего, потеряете работу. Свобода стоит дорого.

То есть вы считаете, что России не нужна свобода?

– Это не я так считаю. Это три четверти населения не видит в свободе ничего такого, без чего нельзя прожить. И эти люди, скорее всего, по-своему правы. У нас отсутствуют соразмерные традиции, в нашей крови нет соответствующего фермента.

А у вашего героя Тимофея Некляева этого фермента хоть отбавляй. Но вот незадача – похоже, он не патриот…

– Смотря по тому, кого вы считаете образцовым патриотом. Если того забавного мужичка, который с опозданием в полвека, напялив кожаную куртку, залез на тарахтелку и веселит публику каким-то задорным косноязычием, то да – и герой романа, и я вместе с ним не патриоты. А еще не патриоты Пушкин с Лермонтовым, Толстой с Буниным, Гоголь с Салтыковым-Щедриным… Увы, что к нам в руки попадает, все неизбежно превращается в какую-то убогую пародию на самое себя: хоть социализм, хоть коммунизм, хоть рыночная экономика вместе с капитализмом… Похоже, то же самое будет и с патриотизмом.

Вы что, не любите Родину?

– Я не люблю дураков и негодяев, которые, прикрываясь святыми понятиями, пытаются навязать мне свои дурацкие стандарты.

Это неудачная шутка насчет любви к Родине, извините…

– Да ничего, я так и понял.

Вернемся к роману «День, когда мы будем вместе». Там упоминается один американский ученый…

– Говард Ленхоф из Калифорнийского университета. Персонаж не придуманный, реальный ученый, который обосновал гипотезу о том, что легендарные эльфы – всего лишь люди, страдающие синдромом Вильямса. Это такое генетическое отклонение, которое возникает при потере двадцати определенных генов в седьмой хромосоме. Агнешка, кстати, была классической девушкой-эльфом.

А опыты с параллельными мирами?

– Я не слышал о них, но не сильно бы удивился, если бы узнал, что они ведутся. Сейчас наука достигла такого уровня, что все возможно…

На следующий вопрос вы можете не отвечать, потому что он на грани соблюдения корректности. Герою 60 лет, Агнешке, его возлюбленной, – 19. Вы сами как относитесь к такой ситуации, когда «седина в бороду – бес в ребро»?

– Ну, прежде всего, мне поболее шестидесяти, и я как-то не замечал, чтобы девятнадцатилетние барышни проявляли ко мне какой-то интерес.

А вы к ним?

– Я еще не впал в старческий маразм и, надеюсь, не впаду. Что до героя романа, то он познакомился с Агнешкой, когда ему не было и тридцати. Так что к нему это народное иносказание насчет бороды и ребра едва ли применимо. У меня же прекрасная жена, ей, правда, не совсем девятнадцать, но это не мешает мне любить ее вот уже сорок восемь лет.

Вы кому-нибудь завидуете?

– Конечно. Тем, кто умеет хорошо играть на пианино. Несколько лет назад я купил себе кабинетный «Petroff», и это на нем Тима Некляев в романе играет «Tenderly»…

Какие у вас отношения с героями ваших произведений?

– Дружеские. Я подшучиваю над ними, а они, мерзавцы, надо мной.

Пролог романа «День, когда мы будем вместе» допускает как гибель героев, так и их спасение. Выживут Некляев с Агнешкой?

– Полагаю, да. Тимофей – крепкий еще мужик, в руках сила бычья. Он если кого прихватит, то дух из того вон. Что-нибудь предпримет…

Вы не думали об экранизации романа? Он достаточно кинематографичен и для полнометражной ленты, и для многосерийной.

– У меня не очень удачный опыт взаимоотношений с режиссерами. В свое время, в конце 80-х годов, Михаил Козаков собирался ставить фильм по моему роману «Выкуп», а Родион Нахапетов всерьез приглядывался к «Голограмме». В итоге один уехал в Израиль, другой – в Штаты. Я плохо знаю современную киношную среду. Нужно найти какого-то проводника по этим лабиринтам. Посмотрим… Хотя в кино это действительно могло бы выглядеть поувлекательней даже, чем в книге.

Удачи вам.

– Спасибо!

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии журнала «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: