Юрий Никитин: «Это просто роман о любви. Хотя и не совсем обычной… »
В серии «Современники и классики» пополнение – в издательстве Интернационального Союза писателей из печати вышел роман Юрия Никитина «День, когда мы будем вместе». Обозреватель «Российского колокола» взяла интервью у автора.
– Роман печатался ранее в четырех номерах журнала РК и обратил на себя внимание, в том числе необычностью сюжета с… как бы это сказать помягче… реинкарнацией, утраченной тридцать лет назад юной возлюбленной главного героя, русского художника-импрессиониста Тимофея Некляева. Правильно ли я поняла, что это метафора, символизирующая всесилие такого мощного чувства, как любовь?
– Да, это, прежде всего, роман о любви, хотя и не совсем обычной, питаемой чувством вины. Это чувство сейчас не в чести, от него все пытаются избавиться, как от химеры, забывая, что именно из чувства вины произрастает сама совесть человеческая. Что же касается всесилия любви, то чему тут удивляться: именно любовь Спаситель сделал ключевым жизненным чувством и действом. Я достаточно долго подступал к этой теме, впервые коснувшись ее лет двадцать назад в психоделической новелле «Укромье ангела». В романе она получила более полное развитие.
– А вот весь этот антураж с эльфами и прочим…
– Последние лет пять я постоянно провожу какое-то время летом в Варне, в чудесном холмистом местечке Ален Мак, в лесистой местности на берегу моря. Однажды, поднимаясь в гору, я увидел сказочный терем с башенками, с готическими шпилями, необычными часами… Подошел к нему и прочитал надпись: «Пристанище эльфов». Разумеется, я его тут же мысленно арендовал и поселил в нем своих героев.
– Жанр романа – мистический триллер. Но там все относительно спокойно, благочинно, без убийств и крови…
– У Эдгара Аллана По, прародителя триллера и детектива, в стихотворении «Ворон» есть прекрасная строка: «Шорох в тяжелых, пурпурных шторах… » Вот в этом шорохе и сокрыт источник ужаса. А все остальное дорисует воображение. Конечно, «День, когда мы будем вместе» триллером можно назвать разве что условно, хотя, c другой стороны, трудно себе представить больший ужас, чем встреча через тридцать лет с тем, кого ты похоронил…
– Вы так детально описываете все события тридцатилетней давности, что может сложиться впечатление, будто все это происходило в самом деле: осень 1981 года, дом творчества в Варне, пан Гжегош из польской «Солидарности» с двумя прелестницами-секретаршами Агнешкой и Лидией, бармен Пламен…
– И что вы ждете от меня в ответ? Чтобы я заранее опроверг некое впечатление, которое может у кого-то сложится? Нет, я не встречал в Варне в 1981 году в международном доме журналистов (он, кстати, существует и по сей день) ни пана Гжегоша, ни его прелестниц. Не всем везет так, как Тиме Некляеву. Сразу две, да на берегу моря, да с хорошей выпивкой…
– Но вы наделили его какими-то своими качествами?
– На подобный вопрос когда-то исчерпывающе ответил Гюстав Флобер, сказав: «Мадам Бовари – это я». Естественно, любой писатель не устоит перед соблазном «наградить» своего героя какими-нибудь своими «достоинствами» – хоть родимым пятном на заднице. Чем я наделил Некляева? Ну, своим чувством юмора, своим свободолюбием, своим обожанием джаза…
– Обилие джаза в романе – это тоже какой-то символ?
– Разумеется. Джаз был, есть и будет не только символом, но и своеобразным индикатором внутренней свободы личности. Джаз, основанный на импровизации, находится в подчинении у одной лишь гармонии. Вы знаете, какой процент людей в России любит джаз? В пределах одного процента! Одного, Карл! Поэтому мне смешно слушать эту унылую арию «О дайте, дайте нам свободу!» Вы сначала духовно подготовьте себя к ней, а потом голосите.
– Но если есть в народе такая потребность…
– В каком народе? В русском народе есть понятие воли, которая в конечном счете превращается в «что хочу, то и ворочу». Свобода – очень сложное внутреннее состояние, изрядно потрудившегося для этого человека, а не внешнее, бутафорское. Не надо тянуть старушку через улицу.
– Какую старушку?!
– Ну, ту, из анекдота про пионера, которому сказали, что теперь он каждый день должен совершать какой-нибудь благородный поступок. Например, переводить старушку через улицу. Приходит этот пионер в школу на следующее утро и бодро докладывает, что хотя старушка всячески отбрыкивалась и орала благим матом, потому что ей туда не надо было, он ее все же перевел. От власти нужно требовать не свободы, а хотя бы мало-мальской порядочности и исполнения законов. Cвободу же потрудитесь обеспечить себе сами, в частном порядке в полном соответствии с личным представлением о внешнем облике этой строгой дамы. Для начала встаньте с утра и скажите себе: «Сегодня и впредь я не буду врать, лизоблюдничать перед этим чертовым павлином, перестану брать и давать взятки, смотреть телевизор и жрать после полуночи». Если продержитесь с недельку, то улучшите цвет лица, сбросите пару килограммов и, скорее всего, потеряете работу. Свобода стоит дорого.
– То есть вы считаете, что России не нужна свобода?
– Это не я так считаю. Это три четверти населения не видит в свободе ничего такого, без чего нельзя прожить. И эти люди, скорее всего, по своему правы. У нас отсутствуют соразмерные традиции, в нашей крови нет соответствующего фермента.
– А у вашего героя Тимофея Некляева этого фермента хоть отбавляй. Но вот незадача – похоже, он не патриот…
– Cмотря по тому, кого вы считаете образцовым патриотом. Если того забавного мужичка, который с опозданием в полвека, напялив кожаную куртку, залез на тарахтелку и веселит публику каким-то задорным косноязычием, то да – и герой романа, и я вместе с ним не патриоты. А еще не патриоты Пушкин с Лермонтовым, Толстой с Буниным, Гоголь с Салтыковым-Щедриным… Увы, что к нам в руки попадает, все неизбежно превращается в какую-то убогую пародию на самое себя: хоть социализм, хоть коммунизм, хоть рыночная экономика вместе с капитализмом… Похоже, то же самое будет и с патриотизмом.
– Вы что, не любите Родину?
– Я не люблю дураков и негодяев, которые, прикрываясь святыми понятиями, пытаются навязать мне свои дурацкие стандарты.
– Это неудачная шутка насчет любви к Родине, извините…
– Да ничего, я так и понял.
– Вернемся к роману «День, когда мы будем вместе». Там упоминается один американский ученый…
– Говард Ленхоф из Калифорнийского университета. Персонаж не придуманный, реальный ученый, который обосновал гипотезу о том, что легендарные эльфы всего лишь люди, страдающие синдромом Вильямса. Это такое генетическое отклонение, которое возникает при потере двадцати определенных генов в седьмой хромосоме. Агнешка, кстати, была классической девушкой-эльфом.
– А опыты с параллельными мирами?
– Я не слышал о них, но не сильно бы удивился, если бы узнал, что они ведутся. Сейчас наука достигла такого уровня, что все возможно…
– На следующий вопрос вы можете не отвечать, потому что он на грани соблюдения корректности. Герою 60 лет, Агнешке, его возлюбленной – 19. Вы сами как относитесь к такой ситуации, когда «седина в бороду – бес в ребро»?
– Ну, прежде всего, мне поболее шестидесяти, и я как-то не замечал, чтобы девятнадцатилетние барышни проявляли ко мне какой-то интерес.
– А вы к ним?
– Я еще не впал в старческий маразм и, надеюсь, не впаду. Что до героя романа, то он познакомился с Агнешкой, когда ему не было и тридцати. Так что к нему это народное иносказание насчет бороды и ребра едва ли применимо. У меня же прекрасная жена, ей, правда, не совсем девятнадцать, но это не мешает мне любить ее вот уже сорок восемь лет.
– Вы кому-нибудь завидуете?
– Конечно. Тем, кто умеет хорошо играть на пианино. Несколько лет назад я купил себе кабинетный «Petroff», и это на нем Тима Некляев в романе играет «Tenderly»…
– Какие у вас отношения с героями ваших произведений?
– Дружеские. Я подшучиваю над ними, а они, мерзавцы, надо мной.
– Пролог романа «День, когда мы будем вместе» допускает как гибель героев, так и их спасение. Выживут Некляев с Агнешкой?
– Полагаю, да. Тимофей – крепкий еще мужик, в руках сила бычья. Он если кого прихватит, то дух из того вон. Что-нибудь предпримет…
– Вы не думали об экранизации романа? Он достаточно кинематографичен и для полнометражной ленты, и для многосерийной.
– У меня не очень удачный опыт взаимоотношений с режиссерами. В свое время, в конце 80-х годов, Михаил Козаков собирался ставить фильм по моему роману «Выкуп», а Родион Нахапетов всерьез приглядывался к «Голограмме». В итоге один уехал в Израиль, другой – в Штаты. Я плохо знаю современную киношную среду. Нужно найти какого-то проводника по этим лабиринтам. Посмотрим… Хотя в кино это действительно могло бы выглядеть поувлекательней даже, чем в книге.
– Удачи вам.
– Спасибо!
