Мгновение идеала
В любовной лирике Алексея Хазанского женский образ приобретает классические черты. Возлюбленная лирического героя словно перестаёт быть обычной женщиной. Она становится, а в поэтическом мире, возможно, изначально является несколько ирреальной, таинственной и недостижимой, как Прекрасная дама Средних веков.
Поэтому в поэзии Алексея Хазанского часто повторяется мотив сновидения:
Сны мои заветные,
Вы со мной в пути –
Та, что снится с детства мне,
Как Тебя найти?
Читатель догадывается, что вопрос риторический. Загадочная Она – автор символично маркирует героиню местоимениями с большой буквы – не даётся в руки, как таинственная мечта. Её невозможно найти, если не позволит Она – или сама судьба, но можно дождаться. Или хотя бы пребывать в ожидании и надежде:
Мои мгновенья – ожиданье
И споры с собственной душой.
Порой живу как в наказанье,
Но чаще – Будущим – Тобой.
Обретение любви становится тяжёлым испытанием, и вся жизнь лирического героя подчинена этому чувству, окрашенному мистикой и ирреальностью:
Я прошёл перекрёстков много,
Понял истину я простую:
Дал мне Бог одну лишь дорогу –
По которой к Тебе иду я.
Но то, что от Бога, не может таить в себе зло или беду, оно всегда так или иначе во благо, тем более что Бог есть любовь. Смысл религиозный, духовный и земной сплетаются воедино, создавая сверхсмысл – многогранный и не постижимый рассудком, но внятный сердцу. Но путь всё длится и длится, мечта и любовь манят, однако так быстро и неотвратимо рассеиваются:
Но… Ты блеснула звездой в ночи
И вновь исчезла, презрев фатальность.
Забрав от будущих лет ключи,
Вернула в прошлого дня реальность.
Любовь снова оказалась туманной грёзой, за которой невозможно угнаться, но даже не проявляя себя как что-то реальное, она ведёт лирического героя за собой. Образ дороги, образ путеводной звезды – классические, тысячекратно воплощённые у многих и многих поэтов, в который раз звучат по-новому, неповторимо и индивидуально:
На пути становлюсь мудрее,
Пусть ценою ошибок и боли.
Верю – Свет твой мой дом согреет,
И исполнится Божья Воля.
Звезда может сиять в высоте, может упасть с неба – в традиционных стихах. У Алексея Хазанского она спускается на Землю как живое существо и входит в дом, чтобы жить в нём и озарять его.
Можно ли дотянуться до путеводной звезды, дойти до любви или ни то ни другое невыполнимо – уже не столь важно. Главное, что звезда есть. Или была. Или, может быть, когда-нибудь будет. Это единственное, что значимо, потому что «жизнь до встречи – лишь мгновенье, пустых страстей мирских водоворот». «Звезды свеченье» не только озаряет и греет – оно освящает жизнь и душу, предвещая встречу с любовью.
И она действительно происходит:
Короткой вспышкой – разрыв мгновений,
Когда два сердца слились в одно,
Отбросив путы былых сомнений,
Друг другу стали счастливым сном…
Мотив сна приобретает дополнительное, усложнённое значение. Сновидение – не то, что нереально и невозможно, скорее это, наоборот, отражение действительности, которое создаёт наша психика, точнее душа. В таком сне больше правды, чем в скептическом реализме. И вторая часть процитированного стихотворения говорит о том же:
…Короткой вспышкой промчались годы
Среди рутины забот земных.
Однажды прожитый миг свободы
Был мерой счастья для тех двоих.
Если сон настолько близок к яви, то так называемая реальность, напротив, представляется тягучим сном, который морочит своей монотонностью, ослепляет и запутывает. В поэтическом мире Алексея Хазанского границы становятся проницаемыми, реальное от воображаемого отличить труднее, но опору можно найти именно во сне, а не в яви.
И это объяснимо: сны лирического героя об идеальном, а слово «идеал» двойственно по значению. Это и нечто мысленное, нематериальное, и безупречное, самое прекрасное. Любовь и возлюбленная в лирике Алексея Хазанского именно что идеальна – в ней неуловимость, непостижимость и одновременно безупречное совершенство. «Ту, о ком и мечты, и стихи» воспевает и ждёт его лирический герой его стихотворений.
Согласно законам сна, дождаться её он не сможет, хотя и «надежды тянется росток» на встречу и обретение. Идеальная возлюбленная, казалось бы, должна остаться далёким идеалом, но происходит совершенно иначе.
Она входит в жизнь лирического героя, в его дом, живая и близкая:
Я плохого не жду –
Только радости светлой,
Только нежности томной
В любимых глазах.
Благодарен дождю,
Беспокойному ветру,
Что могу Тебе дома
О Счастье сказать.
Лирический герой, ожидая свою Её, надеялся, уверяя, что «неизбежно мы встретимся с Тобой», и поэтическое предчувствие его не подвело. Возможно, дело в том, что идеал, живший в его душе, не явился ниоткуда, а отразил, как сон отражает явь, живую возлюбленную во плоти. Чтобы обрести её – нужно было Её узнать, заметить. Герою это удалось. Не все так же счастливы, как и он: многие не способны разглядеть тех, кого ждут, а зачастую даже не верят, что могут дождаться. Мучительное сомнение терзает и лирического героя, но это чувство иного порядка. Не опасаясь не найти, он боится потерять:
Ты однажды уйдёшь… Как в дурном затянувшемся сне,
Буду громко кричать и метаться затравленным зверем.
Как безумный, с надеждой смотреть на закрытые двери
И молиться о том, что побег твой почудился мне.
Подтекст тяжёл и страшен. Счастье не продлится долго, от сна всё-таки придётся просыпаться – чтобы перенестись в другой, уже не светлый, а кошмарный. Любовь – всего лишь мгновение, искра в темноте, которая не будет гореть долго. Поэтому и Дом, средоточие любви и радости, окружён дождём и ветром – тревожными и суровыми жизненными стихиями.
Но любовь жива и будет жить наперекор всему. Лирический герой боится, что без Неё дом превратится «в хмурый ночлег». Но Она с ним, и дом становится уже не домом – светлой обителью, в которой не страшно и уютно.
За окном дожди тревогой,
Здесь – размеренный покой.
Жизнь в доме, в обители идет не спеша, и нет ни намёка на грядущие беды. Счастье найдено, мгновение остановлено, и теперь нужно только держать его – крепко и нежно.
