Осень
Желтой листвою крона акации
Своей красотою взгляд привлекла.
Воздух остынет, и вечер, чувствуя,
сегодня нам дарит остатки тепла.
Рядом березки, летом любившие
песни привычные ветками петь.
И, наклоняя стволы посеревшие,
еще продолжают листвою шуметь.
Ветра порывы воем под крышами
нагонят повсюду серость со мглой.
И в небе чистом звезды притихшие
выше верхушек пройдут стороной.
В мгновение ока сорвет капюшоны,
швыряет в лицо паутиной, листвой.
С промозглых полей серые волны,
остатки туманов – поток водяной.
Все к ночи стихает, луною одарит.
Безветрие, тихий ночной листопад.
Осенью лёгко природа сменяет
шелест листвы на ветер в набат.
Непогода
Ты снова пеленой угрюмой, дождь,
Барабанишь в сердце мелко дробью
И словно песню заунывную поешь.
Я пожелаю непогоде: «На здоровье!»
С водой небесною смешается слеза,
Чтоб на лице была невидима она.
Так капли грусти спрятала гроза,
А согреваешь ты меня одна, одна.
Я песни не хочу, ни танца, ни вина,
Среди кутерьмы нужна мне тишина.
Вздыхаю грустно, всхлипывая, в снах,
Как будто душу мою выпили до дна.
Цветущий сад
Трусливо ушли зима и морозы,
На веточках почки, время цвести.
Гибкими стали упругие лозы,
В извести сад по колено стоит.
Вдруг зашумела ветками кровь.
Деревья в саду – они ведь как люди:
Ждешь от них хороших плодов,
А плодов, может быть, не будет!
Боготворя лепестковый сей рай,
Пчела в нем любовь распыляет.
Вот бы сберечь бело-розовый край –
Тот, где нектар собирает.
Ветра порыв, все в снежном пуху,
И купола́ белым саваном тают.
Нет, не смогу – и прогнала мечту,
Зажужжала пчела, домой улетая.
Сок по стволам погнало тепло.
Ветер порывами выдавил слезы.
А что там взрастет, то и взрастет,
Ведь прелесть надежды в грезах.
Падал осенний лист
Падал засохший осенний лист,
Опускался, прощаясь с ветками.
Чтобы листочки весной родились,
Обеспечил в апреле место им.
Плыл он долго с верхушки вниз,
Ветрами осенними сорванный.
Он осмотрел с высоты серый лес,
Грустный, дождливый, сонный.
Красками блеклыми не гордясь,
Он, пожухлый, в печали от слез,
Медленно падал, тихо кружась.
И, среди веток, мельком вопрос:
А зачем, пережив лютый мороз,
Теплой весной пробуждаться?
Жизнь далека от романтики грез.
Зачем вновь сюда возвращаться?
Но, может быть, лучше будет тогда,
В той жизни, когда я воскресну?
Живая надежда травой прорастет.
И в кроне жить вновь интересно.
Брызги лучей теплом по верхушке
Да капли дождя кору освежают.
Осколками неба становятся лужи,
В себе облака с синевой отражая.
Все замерцает яркими красками
И ослепительно пустится в пляс.
А счастьем будет, драмами связана,
Жизнь, на которую злимся подчас.
Поздняя осень
Промозглый угрюмый вечер.
За углом подвывает ветер.
Стылыми гибкими пальцами
Под курточку мне забирается.
Заставляет комочком сжаться,
В шарф шерстяной замотаться.
Поздняя осень. Что злиться,
Страдать, хандрить и кукситься?
Лишь начало недели, вторник.
Но небо с утра недовольно
Плачет. И в рыданьях упорно
Вызывает жалость невольно.
А в доме моем тепло и уютно.
Пахнет пирог вкусно на кухне.
Разговор: «Снег ляжет ли скоро?»
Я вздремну под нелепые споры.
Оживленное дня обсуждение
Близко́ к своему завершению.
Буря за окнами медленно тает.
Из будки собака робко залает.
Что говорить, настоящая осень.
Накроет поля белая проседь.
А я, разомлев в теплой постели,
Уже засыпаю. Я жду воя метели.
Зимний лес
Темный лес в ледяном тумане
Обрамил им верхушки сосен.
Иней серый. Загадочно манит
Луны призрак светловолосый.
Наклоняясь под тяжестью веток,
В полудреме мечтают деревья,
Что вздохнут и поднимутся к небу,
Если серости сбросится бремя.
По оврагам все вьется поземка,
Ветра нет, но студено от вида.
От луны – блеклой, холодной,
Что застыла в глубокой обиде.
Тихо-тихо. Сам шорох таится,
И зверье по норам укрылось.
За тепло не впервые им биться,
Чтобы гнезда его сохранили.
Вот внизу что-то там зашуршало,
Тут же крик испуганной птицы.
Это ветку у клена сломало,
Надоело под грузом крепиться.
Ближе к ночи остынут и звезды,
А под утро надеждой на солнце,
Всем приснится оно в гнездах
И по лесу волной разольется.
Сугробы
Солнца луч – и сугробы тают,
Их вершитель ушел на север.
Смех-предатель у порога мая
За ручьями несется смело.
Смех недавно еще был рядом
Комком счастья, восторга, визга.
Белый миг скоротечен, правда?
Вот и срок уходить из жизни.
И сугроб уже серо-печальный,
Так надеялся в дождь и грозы
Он пролиться на землю, чаял
Слышать шелест и шум березы.
Вот и лета время примчало.
Отцвели лепестками розы.
Среди зноя и пыли звучало:
«Ну когда же придут морозы?»
Жизнь, ты держись
Пускай мы без цели здесь родились,
И пусть хаотично нас зло добивало,
Жизнь, соберись, я молю, и держись,
Жизнь, ты живи во что бы ни стало.
Цепляйся ручонкой слабой, усталой,
Усиком тонким, икринкою малой.
Может, и мысль придет, что пропала,
Жизнь, ты борись во что бы ни стало.
Удары судьбы, быть может, нагнало,
И большая беда нам вирусом малым.
Ведь ты велика́, жизнь, а это – немало.
Жизнь, ты крепись во что бы ни стало.
Зацепись за края из осколков металла,
Где все разрушается, небо упало.
Где бездна, а ветру закрыты порталы.
Ты победи, жизнь, во что бы ни стало.
И, может, возмездье над нами вершится,
Нам все же с тобой унывать не пристало.
Я на помощь иду, я лечу, будто птица.
Я верю в тебя, жизнь, что бы ни стало.
Шлепают капли по лужам
Шлепают капли по лужам,
День серый бредет не спеша.
Сдается, что больше не нужен,
И вроде застыла душа.
Думы о прошлом все кружат
В сомнениях, а так ли жил?
И может быть, прожил хуже,
Чем должен был ты прожить!
Мысль бьется, то критик разбужен
В линялых за годы глазах.
Жара глубоко в них и стужа,
Невзгоды и радость в слезах.
А руки в морщинах сжаты,
Участники трудных лет.
Тяжелый вздох человека:
Оставил ли в жизни след?
Но внук разогнал сомненья,
С любовью глядя в глаза:
«Дедуля, меняй настроенье,
Ведь нам без тебя нельзя.
Гони прочь печальные грезы,
С чего ты такой самоед?»
Во взгляде мелькнули слезы…
Он нежно поправил плед.
Домик надежды
Лес осенний манил нас грибами.
Где-то пахло кострами, мхами,
Там листву кто-то сжег в огороде.
Мы бродили. Мы ведь на природе.
И руками костлявыми – ветками –
Нас деревья царапали, метили.
С листьев тех, что еще осыпались,
Краски яркие, сочные спали.
Рвано тучи пестрели, старели.
Потерялась осенняя прелесть.
От болот потянулась сырость.
Вот зачем, скажите на милость?
Грустный, зябкий денек осенний.
Небо стало бесцветным и серым.
Пни стоят – эти бюсты деревьям.
Слышно лай с недалекой деревни.
Вдруг, как сказка, дом на опушке,
Брошен кем-то. В доме игрушки.
Темных окон глазницы с тайной.
Неухоженный дом и странный.
Закрывал лес глаз любопытный,
Чтоб не видели домик скрытный.
Много лет дом стоял одиноко,
И опасность прошла его боком.
Пахло пылью, сладким, скисшим,
Перезревших яблок подгнивших.
В доме книги на полке пылились.
Печь старинная будто теплилась.
Шкаф, посуда, стол и слой пыли.
Свечи огарки в углу сохранили.
Фортепьяно и клавиши в дреме
Тепло рук позабыли. Не помнят.
Его жизнь в череде фотографий:
В костюме юнец, девица в платье.
У елки, от счастья словно сгорая,
Детишки подарки свои разбирают.
Дом, а ты кто? Кто твой хозяин?
Как сохранила года твои память?
И где мужчина на фото с усами?
Что стало с милой в капоре дамой?
Он закряхтел, молча глядя за нами
С образов и зеркал в дивных рамах.
Подумал: «Коли я им подвернулся,
То малыши, может, к елке вернутся?
А вдруг зажгут на веранде свечи,
А фортепиано сыграет под вечер.
И под звуки старинного вальса
Я смогу всю ночь наслаждаться».
Средь берез нет призраков – слезы.
Живы в доме мечты, мысли, грезы.
Все вернется, тепли́лась надежда:
На опушке жить будут как прежде.
Пусть в ларце сохранится открытка.
Пусть у дома дверь будет открыта.
Мы не вправе здесь разместиться.
Верно тех ждет, на фото чьи лица.
За мужем я, мама…
Я замужем, мама. Не скрою.
Защита, любовь там и нежность.
За прочной кирпичной стеною,
Опора мой муж мне и крепость.
За мужем, мам, как за горою.
Защита от бурь мне и ветра.
Мечом со щитом он закроет.
Мы пара гнедых и резвых.
Он зонт надо мной и семьею.
Исчезли проблемы о сыне.
Теплом и плащом прикроет,
Когда мы на снежной вершине.
Ценю и храню я верность.
Друг друга заботой лечим.
Я чувствую радость покоя,
Когда обнимает за плечи.
Я счастлива с ним без края.
В восторге я, что желанна.
Горда тем, что бед не знаю.
За мужем я, замужем, мама.
Я поняла, мама, без мужа
Живешь что трава у дороги.
Любой – и в жару, и стужу –
Захочет кто, вытрет ноги.
А если совет мне нужен,
Так я обращаюсь к Богу.
Пусть жизнь суетой закружит,
Был бы со мной он в дороге.
Счастье любит тишину
Колокольни набатом звучали.
Вулкан изверженьем, грохотом.
Как молнии в грозы, метались
Угрозы бедой быть проклятым.
Злосчастье хулой распирало
В глубину, высоту, ширину.
А счастье, зардевшись, сказало:
«А я так люблю тишину!»
Злосчастье грозило опалой.
Здоровье. Кнут. Нагоняй.
И мозги промыть обещало.
Еще травмы, штрафы, пеня.
Бранилось и детям грозило
Кару наслать, чуму и войну.
А счастье, светясь, повторило:
«Я все же люблю тишину».
Счастье с любовью в обнимку
Ушли в тишину. Не слыхать.
Осталось злосчастье в дымке
На таких, как само, кричать.
Уеду в тишину…
Я в тишину уеду вскоре – в поле.
Я там услышу шум колосьев море
И жаворонка утром чудо-песню.
Поутру я жалею, что не сельский.
Я в тишину уеду на неделю, к лесу.
Стволы трещат угрозой – они треснут.
А веток скрип как скрип худой телеги.
Кружится голова. Жалею, что не егерь.
Я в тишину по серпантину еду в горы.
Там птичий царь меня окинет взором.
Он в синеве – кто выше, с пиком спорит.
Мне на вершине жалко, что не горец.
Уеду я туда, где мне не слышно речи.
Не будут там назначены мне встречи.
Нет суеты, в душе мне станет легче,
Рутину скину и расправлю свои плечи.
Там позабуду шум торговых точек,
Гул улицы, прохожих крик средь ночи.
А пожалею об одном: нет рядом дочки,
Не увидит, как стихов родятся строчки.
Бумагу белую я в тишину беру с собою.
Пусть ветер, дождь, пускай пишу водою,
И в ливень сотворю я много сочинений.
Домой вернусь – а там без изменений…
Слезы и дождь
Улицей дождь, ручьи потекли,
Как слезами, щека умылась.
Сквозняк-ветерок нетороплив,
Он с солнцем высушит сырость.
Дуновением ветра качнуло листву,
И капли в садках за оградой.
Ресницы с глаз смахнули слезу,
Яснее, теплей стали взгляды.
Только окончится летний дождь,
В природе становится тише.
А тот, кто слезу способен ронять,
Тот душою становится чище.
Костры обещаний
Ритмами горечи, болью пропитано,
Сердце стонало кровью в груди.
Те слова тихие там, под ракитами:
«Ты ко мне больше не приходи».
А грозди огнем на ветках калин
Горели костром обещаний.
Не мог этот миг, в котором один,
Душою принять день прощаний.
Вспыхнет во мне, как искры пустые,
Надежда – костры не все догорят.
Слова ни о чем, как в судьбе запятые:
«Давай мы останемся просто друзья».
Вьюга забрала друга…
Стужей зима по пригорку,
И сердце закрыло коркой.
Тонут в воде крики стаи,
Отлетает на юг, прощаясь.
На ветках алмазом иней.
Была у меня всех любимей.
Запутала вьюга – не стало.
И друг был, и друга забрала.
Мне душу накрыло стылым.
А я был и лучшим, и милым.
Холод повеял лжи и обмана.
Петь песни мне будут бураны.
Тропы все замело в округе,
Зимы мне не в радость заслуги.
Темных туч хоровод по кругу.
Потерял я любимую с другом.
Для меня небеса цвета грусти.
И мерзнут сосульками чувства.
В ночь грязь порошей украсит,
Пожелаю я прошлому счастья.
Больно, горько в душе. Уезжаю.
А снежинки летают все, тают.
Уйдут холода. И виновны ли зимы,
Если предали друг с любимой?
Уйти бы во сне…
Вот хорошо бы уйти во сне.
Я все живу, все прощения чаю.
Если спросят, зачем это мне,
На вопрос я отвечу: «Не знаю».
Но зачем мне о жизни молиться,
Перед тем как с нею проститься?
И вдову видеть раненой птицей,
Своих чад опечаленных лица.
А что ждать ритуальной услуги?
Попрощаюсь с товарищем, другом.
Успокою жену в грустном ложе,
Что, я уверен, мы встретимся позже.
В постели тело душа покидает.
И что ожидать: закрепят врата рая?
Каяться смысл – грехи уж считают.
На что уповать, если не отвечают.
Я не хочу испытывать смелость.
Я не хочу, чтобы пить захотелось.
И если в ночи достанется метка,
Жалко одно – древа сломана ветка.
Хочу не бытия…
Дорогой мы идем, где полно страданий,
На ней с лихвою горя, обиды, слез и мук.
За серой пеленой прекрасных нет желаний,
Быт и борьба с рутиной у утомленных рук.
Хочу не бытия, где склоки и скандалы,
А душе высокой – с овцы паршивый клок.
Желаю, чтобы приятно лира зазвучала
И музыка в ладу, стихи из чудных строк.
К великому любовь из закутков сознанья,
От красоты творений я к остальному глух.
И не в почете слава, награды, титул, званья,
А ценится искусства великий вечный дух.
Все же найду тропу я, плута́я мирозданьем.
Ошибка с озареньем в нем гения создаст.
Приобрету я опыт, я получу все знанья,
Чтобы стихом чудесным радовать мне вас.
Параллельный мир
Стою на поляне в дубраве,
Где Лермонтов кровь пролил.
Мыслю: он после расправы
Ушел в параллельный мир.
Пусть, что он есть, не доказано,
Но так не должно же быть,
Чтоб жить оставались мрази,
Оборвавшие гения нить.
Хочу в их мире, под сенью,
Чтоб жил, любил и творил
Пушкин, Рылеев, Есенин
И Лермонтов Михаил.
Надеюсь, что, рано ушедший
Советского времени бог,
С гитарой творит Высоцкий,
Маяковский чеканит слог.
И много русских поэтов,
Зачитанных здесь до дыр,
Пусть не про наш напишут –
Про их, параллельный, мир.
Неужто же правда это,
Что смерть забирает всех,
Лучших, в ком сердце – светоч,
Кого и там ждет успех!
Пускай не надеются те, кто
Смог строки в душе сгубить
На плахах да в кабинетах,
Господь не сможет простить.
Не ждут их лучи из света
И теплый, радостный миг,
А серый и затхлый мир этот –
Не тот параллельный мир.
Верую!
Вся судьба моя – чисто крошево,
То недоброе, то хорошее.
То приходится в мыслях маяться,
То к греху качусь, а то каюсь я.
Неуверенность и смущение.
То тщеславие, жажда мщения.
То от щедрости гордость носится,
А то в добрый свет душа просится.
Вся любовь моя будто в трещинах!
Так куда же ты, душа грешная?
Шею резал груз тяжким каменем.
Я задумаюсь, что же делать мне?
Коль грехи долой, что останется?
Допущу их вновь, с меня станется.
Сброшу все же их: Бог, без ноши я.
В небеса с мольбой по-хорошему.
Помоги же мне, Непорочная.
На века твой сын днем и ночью я.
Что ж стою один перед дверью?
Уйми боль мою, ведь я верую!
В глубинах
Приказ. Нам снова в глубину,
И мы уходим к вечной мгле.
Где воды толщей плющат грунт
И в бездне давят нас во тьме.
Пусть нам Георгий принесет
Победу, гордость наших дней.
Всем тем, кто жизни отдает,
Кто принимает смерть на дне.
Надежда с воздухом уйдет.
Сегодня в водах перекос.
Пучина всех взяла и ждет,
Не глядя – адмирал, матрос.
Над этой толщей кислород.
Бездонный мрак не разогнать.
Судьба дала нам всем отвод.
Знать, этих жертв не избежать.
Мы моряки, наш долг – служить.
Кто гюйс, кто кортик – надевать!
Есть просьба к тем, кто будет жить:
В глубинах нас не забывать.
Негреческая история
Посмотрю со всех сторон,
Так и сяк – босяк.
Не сложилось, я родился,
Да не в те века.
Если бы у древних греков,
Где Парнас воспет,
То и жизнь была б иная,
Вот и весь ответ.
Танцевал бы до упаду
С Терпсихорою.
Мельпомена мне бы рада
С Каллиопой.
Пел бы с музою, Эвтерпой,
В исступлении.
Да читал бы на Парнасе
Сочинения.
Полигимния мне в дар
Чувство голоса.
А вот с Талией острил бы
И не ссорился.
Песни петь Орфей подучит,
И без стопочки.
А с Уранией всю ночку
Мы про звездочки.
Вдохновленный был навек
Я к прекрасному.
«Как ты жил?» – спросит Эрато.
Да неясно мне.
Из Кастальского ручья
Вдохновением
Насыщался в забытье,
Без сомнения.
На Парнасе у эллинов
Аполлона храм.
Чтобы душу утешать,
Есть и бани там.
Я бы в термах их погряз
С развращением.
Даже тогу не носил бы
Без смущения.
С меня делали бы бюст
Весь из мрамора.
Но в квартире я живу,
Будто в камере.
Тут свела меня судьба
С музой, с Клиою.
«Подучил бы ты чуть-чуть,
Друг, историю».
И ваш Олимп весь заселен
Плотно бо́гами.
Да к тому же у подножья
Чан с налогами.
Храмов столько, на Парнасе
И не снилось.
Музы греков тех веков
Удивились бы.
Вон Тантал наш на горе
С мукой знается.
И кувалдой бог Гефест
Намахается.
Всякий бог и полубог
Горе мыкает.
Что за мысли о прекрасном
С горемыками?
Посмотрел по сторонам,
Как у нас рулят.
Точно. Нынче ведь живут
Кто как бог, кто − тля.
И неважно, где родился,
Где прижмуришься.
Важно, чтобы Зевс – родня.
Да чтоб не хмурился.
Гадание по рюмашке
Любит – не любит, рюмашкой гадаю.
Первую выпил – эх, любит, мечтает!
Вторую налил – не любит, сомненья.
Третья – любит, и прочь возраженья.
Снова налил, и на четной представил:
Что, если вдруг рога мне наставит?
А чтоб избежать души потрясенья,
Пятую быстро в себя – облегченье.
И так через раз – то любит, то нет.
Ну как у ромашки рюмашкин ответ.
Пусть будут благими все общие дни,
Жидкость, ты память о них сохрани.
Вторую открыл, коньяк не подводит.
Меланхоличный, доверчивый вроде.
Четную принял – стал злой как собака.
С нечетной добрел и даже поплакал.
На донышке чуть, и пропитаны болью
Все времена, что прожиты с тобою.
То проклинал, то радостно хрюкнул,
Зависело только от четности рюмки.
Ну а ей невдомек гаданья, сомненья,
Она до утра ведь на ночной смене.
Последняя рюмка. Мне выпало «любит»!
Допил и заснул с мыслью: «Разбудит».
Байка о кузнеце
Дорога далече. На стыках стучит.
В купе к нам подсел попутчик.
Покурили, поели, он рассказал,
Что в деревне у них был случай.
Мастер Кузьма в ней проживал,
Кузнец тот – кудесник от Бога.
Знатно он по рисунку ковал
И в округе слыл долгие годы.
Время прошло, он постарел.
Ремеслу стал учить другого.
А подмастерьем взял паренька,
Прям крепкого парня такого.
Коня подковать учись, молодой.
Как подкову я с горна вынаю,
Тебе в тот же миг махну головой,
Бей по ней кувалдой большою.
Подкова с огня, а искры – фонтан.
Тут подсобник ударил не раз…
Нет! Не все учел кузнец-ветеран –
Вот теперь Кузьмы нет у нас.
Осиротело село. Да и кузня его.
Пускай не был Кузьма педагог,
Но он разъяснить-то мог до того,
Как ученик размахнулся в него?
Итог такой напоследок сказал:
Подмастерье враз стал кузнецом,
А если ты в руки кувалду дал сам,
Не мелькай перед ней лицом.
Три слова
Бродит по городу месяц май,
А неон освещает витрины.
Жизнь холостая, вскоре прощай.
Главный совет отец дает сыну.
Он говорил, что брак тоже работа,
Про то, что семья – тяжкий труд.
И, рассуждая, ссылался на опыт,
Убеждал: все проблемы уйдут.
Больно, когда мечта в осколки.
Больнее осколки те собирать!
Но чтоб нрав у жены был кроткий,
Ты должен слова заветные знать.
Нервы пускай струной арбалета.
Ива в печали, звезду не зажечь.
Женщины часто меняют взгляды,
Только услышав, сынок, эту речь.
Слова порой эти – счастья венец.
В тех семьях безмолвствуют беды…
«А что за слова? Скажи их, отец». –
«Я люблю. Я куплю. Мы съездим».
Галапагосская шилохвость
(охотничья байка)
День утиной охоты манил.
А стрелков в камышах собрало́сь!
Всяк стрелял. Кто ранил, убил,
Но поохотились, как довелось.
Тени ползли, солнце поднялось,
Все номера к полянке сошлись.
В стороны ружья, и байки устало
Под рюмку по теме травить.
Ну, Петрович, старый охотник,
Рассказал, как-то раз довелось
Слетать ему на сафари в охотку –
На Галапагосы, на шилохвость.
Про острова, вулканы задвинул,
Про Эквадор. И вроде не врал:
«Я только пуха на две перины
С шилохвости, друзья, набрал.
В ней, скажу вам, и мяса, и сала,
Дичь невиданная всеми досель!»
Водка с пивом в кровь ударяла,
И разошелся Петрович совсем.
«Чирок, кряква – против не тянут,
И на перину совсем не годится.
Да и огарь, скажу, друзья, прямо,
Даже в осень не жирная птица».
Вот уж и солнцу пора садиться,
А Петрович все складно чесал,
Что у нас редкий гость эта птица,
Народ ахал да все подливал.
Серело вокруг, и баюн задремал,
Из рук выронил старый прохвост
Журнал, в котором статью прочитал
«Галапагосы и шилохвость».
Нам привольно на Руси…
Нам привольно на Руси,
Даже без прикрас.
Можем Бога попросить,
Чтоб помог хоть раз.
Сытой жизнью до отвала
Мы не маемся.
Но живем, растим детей.
Получается.
Коль очистить надо нам
Где окрестности,
Если что-то там горит,
Нет поспешности.
И с потопами у нас –
К чему лодочка?
Сядем выпить-закусить
Просто с водочкой.
Что правителя пытать,
Где рубль краденый.
Оберег поможет нам,
Мамой даденный.
У кого-то за столом
Танец с песнею.
А на праздник у других
Корка с плесенью.
Заболел, больно дышать –
В пар с картошкою.
Под фуфайкою отошел
Понемножку-то.
От болезни на Руси
Вдруг преставился.
Отнесут крест на погост.
Мол, отмаялся.
Не подушку ж покупать
Безопасности.
Крест с иконкой закрепим
В авто мастерски́.
А застрянешь где в пути,
Трос и не ищи.
Нас попутчики толкнут
Со товарищи.
На Руси как не грешить,
Невозможно ведь.
Так голодные мы будем
И холодные.
После совесть отмолить,
Душа ж мается.
Если жить нам во грехе
Да не каяться.
Хорошо быть пожилым…
Как хорошо быть пожилым!
Не толстым быть и не худым,
И незачем теперь экстрим.
Мы кладезь мудрости храним.
Не так уж старость мы журим,
Чтоб соблюдать во всем режим.
Уж нет сомнений, кто любим,
Терзанья в стра́сти избежим.
Нам не сгореть в работе в дым,
А что жалеть, раз стал седым.
Дорогу вверх другим дадим,
Пускай пробьется юный сын.
Их опыт с нашим несравним.
И быт наш назван обжитым.
Мы не спешим, мы не дрожим.
Размеренность. Куда к нам им!
Но иной раз, как день погожий,
Мы полки памяти разложим,
Жизнь вспоминая, пожурим:
«Как здо́рово быть молодым!»
Я бы жизнь
эту прожил не раз
Если бы жизнь прожил не раз…
Я снова взрастил бы детей.
В ней еще бы три жизни я спас,
И теперь бы я был мудрей.
Вновь задохнулся бы счастьем я,
Впервые услышав их плач.
Больше берег, меньше ругал бы
Из-за шалостей да неудач.
А вот негодяю я набил бы лицо,
Видит Бог, то лицо заслужило.
Обручальное не продал бы я кольцо,
Украшенья ведь благо были.
Нашел учительницу, что однажды
Со мною серьезно поговорила.
Поклонился бы ей, букет вручил.
Спасибо. Рассказал, что как было.
Знаю, я утром любитель поспать,
Но я чаще встречал бы рассветы.
И горькой обиде тогда, в декабре,
Незаслуженной, я знал, что ответить.
Надеюсь, что я бы проще смотрел
На близких, вдруг провинились.
Ведь ничего нет дороже тех слез,
Что с ресничек любимых скатились.
Надеюсь, нашел бы родного отца,
Неплохо б иметь мне опору.
В жизни будто педали крутить,
А надо – и как тяжко в гору!
Раньше б душа с советами к Богу,
Матери в жизни цветы не дарил,
Не принято было, работа, дорога…
Я бы жизнь эту еще раз прожил.
Если жить, не грешить…
Если жить и не грешить –
Не придется каяться.
Чашу с горем не испить –
Сединой не стариться.
Распри, склоки обходить –
Врагов не появится.
Раздумья, мысли удалить –
Морщины расправятся.
Детей если не взрастить –
Пустотой намаяться.
Не создать, не сотворить –
Так что же останется?
Можно жизнь свою прожить,
Закрывшись беспечностью.
О чем же тогда говорить,
Стоя перед вечностью?
Не забывайте близких
Уходят навеки, с кем жили, дружили.
Телом уходят, но души их живы.
А живы они, пока мы их помним,
Глаз добрых взгляд с любовью.
Мы пока в церкви их поминаем,
Пока на погостах их посещаем,
Тогда легче им, они рядом с нами,
Ангел-хранитель у нас за плечами.
Во сне ли, наитием или сомненьем,
Подскажут пути, дадут наставленья.
Важно, что мы слышим друг друга.
Советы от мамы, от деда, от друга.
Удержат они от поступка плохого,
Нас в крайний миг спасут на дороге.
А мы назовем затем это чудом.
Спасают ушедшие, а чуда не будет.
Случай особый – они к нам приходят.
Облаком, аурой, в звуках мелодий.
С просьбой одной – чтоб не забывали
Их тут, на земле, не зовущейся раем.
Чтобы мы вспоминали и сидя, и стоя.
И вспоминали в праздник, в застолье.
Не забывайте всех раньше ушедших.
От памяти нашей и нам станет легче.
Жаль, мало их…
Как мало тех, кто близок к идеалу!
Кто красотой своей века опережал.
Был в правоте уверен, думал, убеждал,
Наш мир великолепьем украшал.
Как мало тех, кто разум прославлял.
Кого Всевышний в темя целовал.
Кто мыслил, их народ за то сжигал.
Их человек не принимал и проклинал.
Как мало тех, а многих позабыли.
Чьей волей супостатов победили.
Под чьи знамена с гордостью вставали.
Их оболга́ли. Их «правдиво» очерняли.
Как много тех, кто в суете – как стадо,
Заблудшею овцой в своей неправде.
Не понимают волю Бога, а с досады
Не верят ни во что. Оно им и не надо.
И много тех – их в мире большинство.
Им чужд духовный мир, им важно естество.
И Божий сын не убедил их в правде.
Живут в неверии, творят грехи и гадят.
Патина
Меняется ценность в понятиях.
Все дороже становится старое.
И слова как покрытые патиной,
Что добротный винтаж жалуют.
Красота антикварами хвалена.
Придает она вид благородного.
Нам морщины временем дадены,
Как влияние времени долгого.
Паутинку с улыбок и с ярости
Нанесли всем года напылением.
А у глаз, рожденные к старости,
Потемнения вечным сомнением.
По рукам – будто медь братьям.
Серебром по прическе маминой,
Не надетыми новыми платьями,
Украшает нас жизнь патиной.
Осознание
Смерть выбирает лучших.
В суматохе последних дней
Осознал, что придет неминуче,
И стал чаще думать о ней.
Не один я, хоть память размыта,
Но а все же не стало мне хуже.
Тот один, кто пока не забытый,
Но кому тут никто и не нужен.
Рву я тексты судьбы и бросаю.
Изменить бы прошлую жизнь.
Но надежды листы не сминаю,
Так хочу, чтоб они-то сбыли́сь!
И пред вечностью я понимаю:
Время есть – никогда и сейчас.
Осознал, что ничто не меняет
Души вечной пройденную часть.
Дети даются не просто так…
Нам дети даются не просто так.
В любви и согласье, во многом.
В светлые годы, что без войны.
Но всегда – с дозволения Бога.
Их не купить капиталом страны,
Не суммы решат, что мы выделяем.
Вот если в завтра уверены мы,
То детишек в семье прибавляем.
В нищей стране, желающей жить,
Годы разрухи, голод, мытарства.
Семьи взрастили не одну жизнь
Без всяких программ государства.
Можем «менять» рубли на детей,
«Позволять» по китайской квоте.
Запретить, обязать, но не сломить
Инстинкт к продолжению рода.
Каурки
А что мне года? Не стану лукавить,
Будто кукушка ленится добавить.
В памяти чаще деревенская проза –
Лето, с лошадкой работа в колхозе.
Солнышко щедро с неба палило,
Веснушками мне лицо одарило.
Выгорел волос рыжеватый за лето,
С лошадкою оба каурого цвета.
Близняшками с ней стали по масти.
Мягкие губы ее тянутся к сласти.
«Ты сухарика съешь? Я угощаю!»
Спрошу я ее – и все гриву ласкаю.
Пусть нет седла. Но то не напасти –
Это разве беда каурым по масти?
Фуфайку кладу на спину партнеру,
И пятки у ног назначены шпорой.
Рыжие космы мне путались с гривой.
Улица, рысью, мы с нею счастливые!
Мыться в пруду нет каурым запрета.
Лишь щурился глаз со слезою от ветра.
Я уехал в туманы…
Клен листвою шумит, с ветром споря,
Надо ли рисковать, искать горе?
Я из дома ушел утром ранним,
Я сбежал, рано скрылся в тумане.
Взяв за руку, в туман ведут грезы.
Там, в тумане, дожди ждут и грозы,
Счастье, радость, обиды и слезы,
В них порою стихи, чаще проза.
Там друзей я терял в поле брани,
Оттого мой висок седой рано.
И грустил, и жалел я об этом,
Но со мною весна, осень, лето.
Холод зимний разгонит туманы,
Я однажды вернусь домой к маме.
Мне завидует сын у соседа,
А что я? Больше я никуда не уеду!
Одинокий пес
Спасая семью, ушел молча из стаи.
Сам, в одиночку – и выжить желая.
Уходил. Других чтоб не слушать,
Пес прижимал по-волчьи уши.
К чему был приучен, не забывая,
Нюх не терял. А щенков обучая,
Недругов рвал жестко и в клочья.
Стали повадки похожи на волчьи.
Вздыблена холка, грозность оскала.
В прыжке был силен, семья ликовала.
И в схватках, в охоте все было мало…
Что свое не отдаст, его то угнетало.
Подросшим щенкам к осени рад он.
Уж грозный их рык за чужою оградой.
Забота у всякого, старость подкралась.
Кто ближе – лизнет, выкажет жалость.
Мелькает в глазах, там, где усталость:
«Друзья потерялись. Недолго осталось».
И, глядя порою на луну темной ночью,
Взгрустнет одиноко и взвоет по-волчьи.
Река-судьба
От небесных высот, издалёка,
Меж крутых берегов потоки.
Молодые шутя бурлят годы.
Утром росы, эти слезы природы.
То с виною, что мучает совесть.
То за дымкой над гладью новость,
Что в тумане стал берег положе,
Еще мысль: мы не будем моложе.
Галькой берег, песочек да камни.
Полноводный поток с омутами.
Заштормит – так волна бурунами,
Но судьбы повороты все с нами.
Пролилась в рукава бесконечности,
Разлилась равниной беспечности.
Воронье у реки – мед немазаный,
А что сеешь, то в сноп. Было ж сказано.
Берег ровный, волна уж не бьется.
Река с вечностью вскоре сольется,
Она не мелела, поднявшись высо́ко.
Поклон от меня ей, что не пересо́хла.
Отскакала свое лошадка…
Отскакала свое лошадка…
Отходил в мир иной одер.
Умирать никому не сладко,
Пусть и ждал, понимая все вроде.
Уходила лошадка за реки,
Где ложбины с травою сочной,
Да с водой, что ломает зубы.
Водой чистой, живой, проточной.
Вспоминала вкусную корку.
Под седлом вороного друга.
Как они сгрызли морковку
И неслись, стянув туго подпруги.
А в дому хором взвыли бабы.
Не зовутся те слезы плачем,
Столько лет она верно служила,
Член семьи, как назвать-то иначе.
Горе мыкал у стойла хозяин.
Знал: кормилицу он теряет.
Кто удел с ним теперь вспашет?
Карим глазом на землю кто взглянет?
Не хлестать и холку не гладить,
В стременах не загнать шпоры.
Без узды отходила лошадка.
Приходили беда в дом с горем.
Все в жизни по кругу…
Коль добро вам дают, то и вы отдавайте.
Чтоб обид не видать, сами не обижайте.
А сколько дадите, столь и вам выпадает,
Если где-то нашли, тогда что-то теряем.
Не зря ведь народной мудрость зовется:
Посеешь – пожнешь, а дашь – так вернется.
И, если солжете, оболгут и вас, знайте.
Вас чтоб уважали, так и вы уважайте.
За черные мысли ответишь здоровьем.
За доброе, светлое ждет к свету дорога.
Коль слезы ребенка обидой прольются,
То карой Господней за зло отольются.
Друга предашь, жди предательства друга.
Вот так в этой жизни – движенье по кругу.
Тут все по заслугам, и Бог шельму метит.
Если грех твой тяжел, твои дети ответят.
Научитесь прощать, ну а в воскресенье
Обиды забыть раз в год, в день прощенья.
Ведь только прощая близкого, друга,
Облегченье получишь как Божью заслугу.
Яркий солнечный луч…
Яркий солнечный луч,
Мам родных голосок.
Облака вместо туч.
Все обиды в песок.
Крик шумливых ватаг,
Из ромашек букет.
И прощальный звонок –
Это детства привет.
Среди юных берез
И дрожащих осин
Ночь и снова рассвет –
Хорошо молодым!
И срывалась звезда,
Мечты нам подарив
И желанье любви.
И вокруг алтари.
Так прекрасен закат,
Средний возраст уже
Нам махает рукой.
Еще песни в душе.
Сердце ритмы стучит,
Нет знакомых врачей,
Но тревожат в ночи
Боли наших детей.
Еще так ты любим,
Еще хочешь любить,
И порой бес в ребро,
Но так хочется жить.
Тот, кому пятьдесят,
Кладезь мудрости с ним.
Виной все же висят
Долг семьи и страны.
Но подходит порог,
Где встречают печаль.
И прогонит прочь боль
Голос славных внучат.
Придут те, кто ушел,
К нам нежданно во сне.
Все нежнее любовь
Рукой по седине.
Этой осенью…
Грустных дней дождались череду.
…В рыданиях.
Ежедневно прощаются стаи.
…Печальные.
И ручьев в тишине застывает.
…Журчание.
Одна мысль восстает, меня жгла.
…Давняя.
Этой осенью сброшены маски мои.
…В крошево.
Груду планов в застывших туманах.
…Брошу я.
С рук усталых свой меч передам.
…С верою.
Что изменит пороша зло-беду мою.
…В белое.
И цветная весна на крыле прилетит.
…Нежная.
Постучится она в усталое сердце.
…Надеждою.
А весенних цветов лепестки по полям.
…Стелются.
Навсегда отошел от рутинных забот.
…И не верится.
Свату
Ты друг-товарищ, но в сто крат
Родней ты, сват, почти что брат.
Жизнь у детей одним ручьем,
Во внучке есть мое-твое.
Нам су́дьбы не перекроить.
Удачи крылья не схватить.
И что по прошлому тужить?
Нам тихо-мирно нужно жить.
Мы можем дни себе дарить.
От суеты себя прикрыть.
Нам о здоровье можно ныть.
А что? Не надо себе льстить.
Неплохо храмы посещать
Да внуков, внучек баловать.
И грустно голову склонить,
За все, все дни благодарить.
Нам нужно девочек любить,
Что внучками приходят жить.
И изредка, но все ж налить,
А коль пошло, то повторить.
И больше незачем грешить.
Не надо нам везде спешить.
Зачем нам подвиги вершить?
Пожары есть кому тушить.
Нам светят Божии огни,
Уют, покой, мы не одни.
В потоке этих бурных дней
Так хорошо, что не на дне.
И незачем здесь слезы лить,
О Божьем царстве говорить.
Нам парус наш не возвратить,
А стихнет шторм – то уходить.
Что уйдет, что останется…
Доченьке
С тобой усталость и слеза,
А вот и миг: поставить точку.
Но, как весенний день, гроза
Омоет душу твою, дочка…
Заря по-прежнему взойдет,
И солнца луч по водной глади.
Память напомнит наперед
Все то, тебе жить чего ради.
Мерцают звездочки в ночи́,
Как будто пляшут на весу.
Но небеса днем неохочи́м
Заботы вновь всем принесут.
Надеяться привычку бросишь,
Придумки мимо проплывут.
Пускай Всевышнего попросишь,
Проблемы все ж остались тут.
Желание спать будет всегда,
Дверями в комнаты не хлопать.
Еще – прилипнет навсегда
Каленый временами опыт!
Призываю прощать…
Вот прощать всех призываю,
А мною-то ведь недосказано,
Что обидой, досадой злою
Я сам, как цепями, повязанный.
И что сам-то грехом я этим,
Жгучим гневом, густо измазан.
Прости меня, Боже, за это,
Знаю, гнев отпустить обязан.
Что давала судьба – сносил.
Я старался – пускай как смог.
И в меру своих слабых сил
Обездоленным, сирым помог.
За что же тогда мне в спину
Шипящий, обиженный слог,
Злым словом в меня кинуть,
Как рваный солдатский сапог.
Ну а я, православный, меркуя,
Раз вины нет за мной никакой,
Не подставлю вторую щеку я,
И решил: поступлю как со мной.
Незаслуженным мною ударам
(Справедливости тут никакой),
Не страшась Всевышнего кары,
В сердце бьют, а не щеку рукой.
Если сами в дороге не могут,
Но порочат плоды твоих дел,
Значит, ты добра сделал много,
Может, зло очень долго терпел.
Я согласен, что криком порою
Допускал я гнев с возмущеньем,
Но желанье добра в нем волною,
В ней ни капли желания мщенья.
Да и вспыльчивость не виновата,
Это все же все родом из детства.
Порой что в словах грубоватых,
Что досталась мне по наследству.
Чтобы ярость ума – не вспомню.
Про отмщение и не мечталось.
И жестокости нет, и скромно
Унижения не допускалось.
Так с чего же взялась та «обида»,
Что гордыней мне показалась?
Но раскаяния как-то не видно,
Быть может, назвать это «зависть»?
Грехом смертным моим назвали
Те, кто мне выстрелил в спину.
Вас от шанса второго избавлю,
Я второй раз патрон не подкину.
Так решил я: нельзя предавать
Многих лет, добро позабывших.
Такой грех убийству под стать.
Ты согласен? Скажи, Всевышний.
Уточнит все, надеюсь я, время,
Что случилось да как, почему.
Я уверен, что точно подскажет,
Должен кто, где, чего и кому!
Гуси-лебеди
Над жнивьем с хлебами, по жребию
В неба синь понеслись гуси-лебеди,
На крыла положив годы ношею,
И исчезло вдали мое прошлое.
Гоготали, плескались аж до ночи́,
Грусть-тоску у реки напророчили.
Дом теперь мой закрытый ставнями,
Поднялись в горизонт и растаяли.
А в воде, по дну, звонкой россыпью
Отразилось в реке все хорошее.
Водой ключевой не сдержать мне их,
Махну вслед рукой: «Прощевайте, эх!»
Понимает, притих лист березовый.
Отвернусь, смахну жа́ли я слезливо.
Грусть-тоску мне внесла, улетая,
Прошлых дней быстрокрылая стая.
Об авторе:
Родился в 1958 году в Днепропетровской области. Окончил Харьковское ВВКУ им. Н. И. Крылова. С 1981 года проходил службу на космодроме Байконур на офицерских командных должностях. Уволился в 1995 году, подполковник запаса. Ветеран труда.
Стихи пишет примерно с 1996 года. Член ИСП. Издал сборники стихов «Между делом» (2016), «Мы вернемся» (2017), «Разогнутая дуга» (2018), «И в свете моих забот…» (2019), «Спасибо вам, ветераны» (2020), «Я бы жизнь эту прожил не раз…» (2020). Издавался в журналах «Звонница», «Российский колокол», «СовременникЪ», в издательстве ИП Бурдина и ряде тематических альманахов. Произведения носят разноплановый характер.
За активную творческую деятельность награжден медалью «220 лет А. С. Пушкину», «65 лет ИСП», дипломами, грамотами. Живет в Белгороде. Руководит строительным предприятием.
