Гид без лицензии, или Арес, сын Зевса
И были дни, как муть опала,
И был один, как аметист…
Максимилиан Волошин
Яркая порывистая девушка явно скучала в обществе дам постбальзаковского возраста и мужчин унылого вида, выдававшего столь же унылое содержание.
– Мам, ну зачем ты притащила меня на эту конференцию? – прошипела она громким шёпотом, тряхнув копной пепельных волос. – Доклады и рефераты осточертели мне ещё в институте, а слушать наукообразный бред до смерти надоело за 3 года аспирантуры, куда ты меня втолкнула насильно. Если бы не английская школа, которая дала мне профессию, я была бы сейчас безработной!
– И тем не менее ты с блеском защитилась как историк. Да ещё и геофак параллельно окончила! Никто никогда не мешал твоему выбору, – сдержанно отвечала моложавая женщина, сохранившая лёгкую походку и быстрый взгляд, приветствовавший каждого, кто входил в банкетный зал, тихо гудевший ни к чему не обязывающей беседой давно, но не близко знакомых людей.
Столики уже были накрыты, однако дочь не торопилась присаживаться, высматривая что-то или кого-то. На лице её блуждала улыбка презрения, плохо прикрытая обветшалой вуалью домашнего воспитания.
– Я так и знала, столики на двоих не предусмотрены, вы же приверженцы коллективных посиделок, – бросила она через плечо, направляясь к столику на четверых, не удосужившись даже оглянуться на мать, к руке которой припал полноватый седой грек, устроитель конференции.
– Госпожа Урусова, рад видеть вас вновь на земле Эллады, для которой вы столько сделали, и уверен, ещё успеете сделать как серьёзный учёный, можно сказать, последний из могикан, – отвесил он сомнительный комплимент, отрываясь от руки серьёзного ученого и провожая заинтересованным взглядом удаляющуюся фигуру пепельной блондинки. – Эта юная леди ваша ученица?
– Нет, дочь! – с улыбкой отвечала мадам Урусова. – С ученицами мне больше повезло. Они, как правило, умнее и воспитаннее.
– Вы неотразимы! – искренне расхохотался грек. – Всегда ценил ваш юмор, который обнаруживается даже в ваших статьях. А это в среде историков редкость. Согласитесь, наше погружение в древность невольно делает и нас самих как бы… – он замялся, подбирая нужное слово, – устаревшими, что ли…
– А я в восторге от ваших точных определений, – рассмеялась дама. – Вот и моя дочь так считает. Мы для неё чуть ли не артефакты, доставшиеся от былой эпохи.
– Надеюсь, вы познакомите меня с вашей дочерью, унаследовавшей ум и красоту своей мамы, – расплылся в улыбке грек. – А чтобы девочка не скучала, я представлю вам чудесную девушку, молодого учёного из Молдовы, которая совсем недавно окончила Сорбонну. Девочки найдут общие темы, а Анна, или Аннет, как она сама себя называет, многое почерпнёт из общения с вами. Уверен, вы станете для неё примером.
Не уточнив, что Аннет и есть тот самый учёный из Молдовы, грек поспешил к другим гостям, не дав возможности гостье из Москвы отказаться от высокой чести – стать примером для юной выпускницы Сорбонны.
Раскланиваясь на ходу со знакомыми, которые учтиво привставали в ответ, госпожа Урусова пробралась к столику, облюбованному дочерью.
– Ну, что ты скрылась за колонной? – миролюбиво произнесла она. – Никто тебя тут не съест. И в кого ты такая бука?! Отец твой был большим любителем застолий!
– Именно это его и погубило, – равнодушно бросила дочь. – А если ты решила устроить мне смотрины, то не надейся. Этот доисторический хлам меня вовсе не интересует, и ещё меньше интересует их лживая болтовня.
– Тут я с тобой почти согласна, – вздохнула мать. – Историческая наука в кризисе, многие постулаты, казавшиеся незыблемыми, нуждаются в переосмыслении, однако научный мир не готов отказаться от устарелых догм. Но, Машенька, я ведь не прошу тебя посещать наши заседания. Крит – это место, где историю писали боги, здесь есть на что посмотреть, – и понизив голос, добавила: – Господин Костас, которого ты не удостоила своим вниманием, можно сказать, не учёный, а, скорее, краевед. Он и будет нашим гидом. В рамках конференции предусмотрена широкая культурная программа. Запланировано посещение Кносского дворца, пещеры Зевса, Археологического музея в Ираклионе…
– Мама, ты с детства утомила меня созерцанием пыльных черепков и плохо склеенных чаш во всех столицах мира, и развалин я насмотрелась вдоволь!
– Ну извини, – сухо молвила г-жа Урусова. – Я думала, это тебя развивает, а поселила в твоей душе необъяснимую ненависть к мировому культурному наследию и тем, кто пытается его сохранить.
– Они пытаются сохранить доходы, а то и просто рабочие места. А твои собратья-учёные вцепились в свои псевдонаучные открытия и покрытые пылью диссертации. Любое новое слово для них – покушение на незыблемость авторитетов.
– Не спорю, такая проблема есть, – кивнула головой учёная дама, принимаясь за греческий салат. – Ты хоть поешь! Если не интересуешься культурой, местная кухня тоже заслуживает внимания, – с улыбкой добавила она.
– С удовольствием, – примирительно улыбнулась дочь. – Тем более, что тут есть мой любимый осьминог!
– Ну хоть кто-то числится у тебя в любимцах! С тех пор как ты выгнала Володю и даже мне запретила отвечать на его звонки, я не слышала от тебя ни одного доброго слова в адрес кого бы то ни было. Кстати, именно поэтому я и вытащила тебя на Крит, надеясь несколько развеять…
При этих словах из-за колонны, словно фокусник, выкатился господин Костас, галантно держа под локоток миниатюрную брюнетку с кошачьими зелёными глазами.
– А вот и юное дарование, о котором я говорил. Пока научные достижения нашей гостьи невелики, можно называть её просто Анной из Молдовы.
– Лучше – Аннет из Парижа, – кокетливо склонило голову дарование, просияв ослепительной улыбкой.
Услышав вежливое: «Очень приятно. Меня зовут Вера Петровна, а это моя дочь Мария», – Аннет бросила серебристую сумочку на стол и, картинно расположившись на фоне красно-чёрной, почти как в Кносском дворце, колонны, прощебетала:
– Ой, не скромничайте, Вера Петровна! Я уже знаю, вы член почти всех европейских академий и, если бы не интриги, которыми славится Москва, давно бы и в России академиком стали, а так просто член-корреспондент. – Сообразив, что говорит не то, зеленоглазка добавила льстиво, полагая, что делает комплимент: – Вы, наверное, поэтому так много книг написали? Ведь звание корреспондента предполагает, что вы обязаны писать?! Я вот, например, писать не люблю, наверное, потому что много языков знаю. Мешают один другому.
– Как говорится, устами младенца… – пробормотал господин Костас, смущённый такими откровениями. – Но, милая, Аннет, настоящий учёный работает не за звания и награды, он просто не может иначе… Им руководит талант, дарованный богами. Кстати, о богах. Официальное открытие конференции состоится завтра, в 11:00, после чего экскурсия в пещеру Зевса. Настоящая работа начнётся послезавтра, а потом – три дня научных диспутов, в которых, как известно…
– …рождается истина! – кокетливо завершила Аннет – Но я не верю! Я не акушерка и при рождении не присутствовала, – неуклюже пошутила она, чувствуя, что приходу её не все рады.
– Ты ещё много не знаешь и мало где присутствовала, но это тебя только украшает, – улыбнулся Костас, снисходительно похлопав Аннет по плечу.
Тут девчонку, как говорится, понесло. Так случалось всякий раз, когда она понимала, что сболтнула глупость. Вместо того чтобы скромно потупить прекрасные свои очи, предоставив другим выпутываться из неловкого положения, она по привычке ринулась в бой:
– Хоть меня тут и обозвали младенцем, который ничего не знает, но я, к вашему сведению, окончила магистратуру в Sorbonne Nouvelle Paris 111 и на конференцию прибыла, имея на руках официальное приглашение, подписанное вами, дорогой Тасо! А поскольку зазвали вы меня на этот скучный остров на неделю раньше, я уже и в пещере побывала, и весь Ираклион облазила, а в знаменитом вашем Кноссе чуть от жары не спеклась. Хоть бы предупредили, что дворца там никакого нет, бродишь среди развалин под открытым небом. А когда гостей стало невпроворот, вы меня из отдельного номера в общий переселили! Ладно бы в трёхместный! Я заглянула, там две полноценных кровати и узкий диванчик! И это называется – греческое гостеприимство?!
Дорогой Тасо опешил от града обвинений и даже немного покраснел, чего не замечалось за ним с детства.
– Успокойся, Аннет! – произнёс он, от растерянности переходя на греческий. – Take it easy! – повторил он по-английски и, заметив насмешливый взгляд Маши и сочувственный Веры Петровны, снова перешёл на русский, хорошо освоенный им в те далекие годы, когда он был студентом самого престижного вуза Москвы, в котором преподавала нынче госпожа Урусова.
– Ваши обвинения беспочвенны! – прохрипел Тасо, пронзая Аннет огненным взором. – Смею вас заверить: всё, что я предпринимаю, делается исключительно в интересах участников конференции.
Не дожидаясь ответа, Тасо раскланялся, пожелав всем приятного аппетита, однако Аннет было не до еды. Русалочьи глаза её наполнились слезами. Они искали поддержки и понимания.
– Мне кажется, он обиделся. Может, пойти извиниться? – пролепетала, обращаясь к Маше. – Зря это я… про номер вообще глупость сморозила, до меня только сейчас дошло, что мы с вами в одном номере. Тогда другое дело…
– Вовсе не другое! – горячо возразила Маша. – Это безобразие – подселять кого-то в номер, заведомо ухудшая первоначальные условия. Я не подстрекатель, но я бы не стерпела…
– То есть не стоит извиняться?!
– Извиниться стоит, – мягко, но решительно сказала Вера Петровна. – Сошлитесь на нервозность перед предстоящим выступлением. У вас запланирован доклад?
– Ну да, конечно… ну, не доклад, а так, реферат институтский зачитаю… он есть на трёх языках: французском, английском и русском. Он у меня в телефоне. Тасо сказал, что этого достаточно, чтобы выступить на научной конференции. Но теперь, когда он обиделся, может, и снимет моё выступление.
– Вам следует принести извинения! – тоном учительницы произнесла Вера Петровна. – Причём не публично, а наедине.
– А номер отдельный всё-таки оставьте за собой, вам надо готовиться к докладу, и посторонние будут мешать! – добавила Маша.
– Да я бы лучше с вами… – промямлила Аннет. – Вы и советом бы помогли. Тасо многому меня научил, а ваша мама – вообще кладезь знаний. Он сам так сказал! Попрошусь в ваш.
– Не надо в наш, – строго возразила Маша. – Мама храпит, а я поздно ложусь, кроме того, не выношу, когда рядом чужие.
– Ну, я пойду поищу его, – горько вздохнуло дарование. – Что-то в зале его не видно.
– Переживает, наверное, что огорчил ученицу, – издевательски пробормотала Маша, провожая взглядом стройную фигурку, мелькающую между столиками. – Мама, я не вынесу присутствия этой идиотки, – добавила она, понизив голос. – Давай переедем в другую гостиницу. От неё теперь не отвязаться!
– Надеюсь, за ней останется её одиночный номер, – снисходительно улыбнулась Вера Петровна. – Я думаю, их с Тасо объединяет отнюдь не научный поиск…
– А мне кажется, он сам хочет от неё избавиться, – скривила губы Маша. – Такая девица способна кого угодно скомпрометировать. Я всё-таки поищу другую гостиницу. Пока вы будете с утра приветствовать друг друга, пройдусь по близлежащим гостиницам. Уже не пик сезона, так что вполне могут быть свободные номера.
– Хорошо, – кивнула головой Вера Петровна, зная, что дочь не переспорить. – Но при одном условии – если юное дарование окажется всё-таки в нашем номере.
Гордый эллин, видать, обиделся не на шутку, а может быть, на одиночные номера был большой спрос, и дарование прокралось за полночь в номер, безропотно разместившись на диванчике. Утром Аннет было не добудиться, да никто и не собирался прерывать её безмятежный сон.
Вера Петровна с дочерью спокойно позавтракали на фоне псевдокносских колонн, не обсуждая вчерашний инцидент. Правда, вставая из-за стола, мама бросила, будто невзначай:
– А почему ты никогда не говорила мне, что я храплю?
– Не говорила, потому что ты не храпишь! – засмеялась Маша. – Это я пыталась отпугнуть нашу незваную соседку. Но таким хилым аргументом её не прошибёшь. А грек молодец, отшил всё-таки наглую девицу. Ну, я пошла. Посмотрела вчера по интернету, номера есть, и гостиница рядом, ещё ближе к пляжу.
– Ох, Маша, как бы грек не обиделся на этот раз на нас, – вздохнула Вера Петровна. – Насколько я поняла, этот отель принадлежит семье Костасов, и съехав, мы как бы выкажем своё неуважение к нему.
– Вечно ты всё усложняешь! – взвилась Маша. – А он сам большое уважение, как ты говоришь «выказал», подселив к нам беспардонную девицу? Так и быть! Скажи греку, что дочь проявила свой вздорный характер и не поладила с юным дарованием из Парижа.
– Машенька, но таким заявлением я просто уравняю тебя с Аннет. Да и девчонке не поздоровится. Он решит, что вы повздорили, и от неё отвернётся. Будь милосердней, все по-разному входят во взрослую жизнь, и неизвестно, что пережила бедная Аннет, пока добралась до Парижа.
– Я не тащу тебя за собой! – сказала, как отрезала, дочь. – Вечно ты всех жалеешь, вот и милуйся с этой наглой девкой. Уверена, она тебе до утра будет рассказывать про все мытарства, что выпали на её долю по дороге в Париж. А меня уволь! Сниму отдельный номер в соседней гостинице. Ну, я пошла! Тут рядом, если идти по пляжу.
Вера Петровна мельком глянула на часы и обречённо проговорила:
– Пройдусь с тобой, время ещё есть. По крайней мере, буду знать, где искать свою дочь!
– Искать не придётся, – Маша обняла мать за плечи, как случалось всякий раз, когда та уступала по всем пунктам. – Возможно, я на завтраки буду приходить сюда. Тут действительно неплохая кухня. А там ещё неизвестно, чем кормят. Как я поняла, столовая у них прямо на пляже, под тентами.
– Ну, в забегаловке какой-то пляжной я тебя не оставлю! Так и знай! – напуская на себя строгость, молвила мать, точно зная, что строптивая её Маша поступит по-своему.
Отель, однако, оказался отнюдь не забегаловкой. Гостеприимно распахнутая дверь выходила прямо на пляж, открывая уютный холл, переходящий в террасу, заполненную отдыхающими. Ряд столиков действительно был вынесен с террасы на пляж, но и там – никаких недопитых стаканов, брошенных под стол обёрток и объедков. Только лежал у ног немолодой пары ещё более пожилой пес, положив усталую голову на лапы. Пляж оказался очень чистым, ухоженным, с деревянными дорожками, ведущими к кипенно-белым лежакам под сине-оранжевыми тентами.
– Мам, посиди пока под зонтиком, – деловито молвила Маша. – А я схожу на ресепшен, узнаю, действительно ли есть номера.
– Машенька, но разве можно в таком виде? На тебе практически домашнее платье, почти халат, – умоляюще молвила мама, предчувствуя, что явление её тридцатилетней дочери в лёгком бирюзовом платьице, которое беззастенчиво трепал утренний бриз, обнажая бледные ноги, может быть воспринято служащими отеля неверно.
– Мама, ты ничего не понимаешь. Платье с запахом – вовсе не халат, а вполне вечерняя мода!
– Но сейчас утро, а не вечер! И у тебя даже сумочки при себе нет. Чтобы завершить образ, тебе только и остаётся сказать: «Укройте где-нибудь! Я рассорилась с бойфрендом, а денег, как, впрочем, и документов, у меня нет!»
– Какая извращённая у тебя фантазия, мама! – рассмеялась дочь. – А ещё серьёзный учёный! Хотя доля правды в твоих словах есть, я действительно поссорилась, и серьёзно, но не с бойфрендом, а с мужем. Даже не поссорилась, а просто порвала с ним, и именно из-за денег, поскольку он уже полгода живёт за мой счёт. И ты это прекрасно знаешь!
– Машенька, не будем касаться этой неприятной истории. У Володи временные трудности, он всё мне объяснил, и он очень тебя любит…
– Я, кажется, просила тебя не выслушивать его лживых объяснений! – взвизгнула Маша. – И о моей нравственности можешь не беспокоиться. Пляжных романов я никогда не допускала, они мне ещё противнее ваших конференций!
Маша решительно зашагала по деревянному настилу, но, поравнявшись с псом, который приподнял свою котелковую голову и дружелюбно вильнул хвостом, обернулась к матери, пробормотав смущённо:
– Насчёт сумочки ты, пожалуй, права! Возможно, придется задаток оставить. Отель-то отличный. По собаке видно! Можно, я возьму твою?
– Конечно, Машенька! – угодливо молвила мама, подавая сумочку. – А, знаешь, спроси номер на двоих. Мне тоже отель понравился, да и выслушивать откровения Аннет не хочется!
Долго в отеле Маша не задержалась, появившись в проеме двери с удивительно смиренным выражением лица, с каким выходят из храма. Правда, храмы дочь Веры Петровны посещала исключительно в познавательных целях, поэтому блаженная улыбка, осветившая обычно надменное лицо, была для её матери внове. Машинально протянув незастёгнутую сумочку, дочь тихо произнесла:
– Это лучше, чем можно было ожидать. И задаток взяли небольшой, всего 50 евро. Заселение после двух. И паспорт не пришлось показывать, просто попросила номер на двоих… Одиночных нет совсем, понятно, почему Костас подселил к нам эту девку. Правда, он так растерялся, когда я сказала, что можно и double room…Ты, пожалуй, была права, предположив, что утренний визит одинокой женщины, заказывающей номер на двоих, может кого-то смутить. Он и смутился…
– Кто – он? Неужели ты встретила здесь Костаса?!
– Да нет!!! Мальчик такой чудный на ресепшен стоял. Такой, синеглазый брюнет, совсем, как бог Арес из твоего учебника…Шлема только и не хватало…
Банальные слова, которые произносила Маша, совсем не вязались с затаённо-счастливым сиянием глаз и лёгким дрожанием пальцев, теребивших узкий поясок на развевающемся на ветру платье.
– Смотри, не улети от вдохновения, что так легко удалось решить нашу жилищную проблему!
– Проблему?! – вскинула брови Маша.
– Это может вылиться в проблему, – вздохнула Вера Петровна. – Мы сбежали из отеля без видимых на то причин. Мне кажется, господин Костас переселил бы свою подопечную, стоило нам заикнуться…
– Не напоминай мне про ту девицу и её любовные приключения, – резко перебила мать Маша. Сияние глаз её угасло. – Так ты не готова переехать? – спросила она озабоченно. – Но ты вроде сказала, что отель и тебе понравился? Так ведь?!
– Ты все правильно поняла! Успокойся! Не пойму, что тебя так взволновало…
Вера Петровна смутно догадывалась, что невозмутимый покой этой ледяной души чем-то, а скорее, кем-то, нарушен. Перепады настроения были несвойственны её деловой и надменной дочери, исколесившей в качестве переводчика полмира с фирмой, снабжавшей нефтегазовым оборудованием глубоководные скважины.
Дочь растерянно молчала, и Вера Петровна, озабоченно глянув на часы, поднялась с плетёного кресла.
– Еще пять минут, и я опоздаю на открытие! А ты можешь присоединиться к экскурсии. Костас предупредил, что в горах ветрено, оденься соответственно. И пещера сырая.
– Не знаю, так ли мне нужна эта пещера… – пробормотала Мария. – Хотя… это ведь та пещера, где Зевса вскормила какая-то коза?! Имя смешное, похожее на амальгаму.
– Козу звали Амальтея, – покачала головой Вера Петровна. – И прошу тебя, в автобусе своих «глубоких» познаний не выказывай.
– Не беспокойся, не опозорю, – хмыкнула Маша, пробуя воду босой ногой. – Иди уже, я поплаваю, а потом решу, хочется ли мне в пещеру. Мама, а бог войны рождён Зевсом и Афродитой? – крикнула она вслед матери.
– Ах, дочка, зря я пыталась сделать из тебя историка! – рассмеялась Вера Петровна, оборачиваясь. – Ты даже мифы Куна не помнишь! Арес – сын Зевса и Геры, а Афродита была его возлюбленной.
Мария стояла у кромки воды, как новое воплощение Пенорождённой, и ветер трепал её бирюзовое платье, словно хотел унести с собой, не доверяя эту красоту синему морю и золотому песку.
– Не сердись! – полетел над морем счастливый Машин голос. – Я поеду с вами в пещеру и буду прилежно слушать гида! Не уезжайте без меня.
– А ты не опаздывай!
Мария не опоздала.
Зато опаздывал господин Костас, ещё вчера объявивший, что для него честь стать на время гидом для столь уважаемых гостей. Не было и Аннет.
Автобус тихо урчал, готовый пуститься в путь, водитель топтался рядом, поглядывая в смартфон, учёный люд не торопился занимать места, расположившись на террасе придорожного кафе. Впрочем, в разношёрстной, пёстро одетой толпе трудно было опознать учёных с мировыми именами. Предупреждённые, что путь к пещере неблизок, а часть пути, возможно, придётся преодолеть на осликах, седовласые дядечки натянули на себя клетчатые шорты и разноцветные кроссовки, дамы нещадно портили свои причёски под широкополыми шляпами и пляжными панамами, но большинство не смогло отказаться от юбок в пол, не вполне уместных в горах. В общем, группа была пестра и выглядела глуповато.
Привычная к длительным поездкам в не самые благополучные страны, Маша, в удобных брюках цвета хаки, видавшей виды футболке и с рюкзачком за спиной, выглядела бойскаутом. Под стать ей была и мама, приученная учитывать вкусы дочери.
Следом за шофером они вошли в автобус, где уже были разложены на сидениях чьи-то шляпки, зонтики, бутылки с водой.
– Ты как хочешь, а я сяду подальше от твоего Костаса, – проговорила Маша, выбирая свободное место. – Не хочу слушать его банальности.
– А кто обещал внимательно слушать?! – добродушно укорила дочь Вера Петровна, послушно устремляясь за дочерью. – Впрочем, я тебе по ходу дела сама все напомню, а обзор и отсюда прекрасный.
Маша бросила равнодушный взор на столпившихся внизу людей, но внезапно отшатнулась, вжавшись в кресло:
– Он тоже едет с нами? Я же ничего не говорила про экскурсию, – пробормотала она.
– Кто он?
– Ну, Василь… так зовут того мальчика, из нашего нового отеля… – растерянно молвила Маша, кося взглядом в сторону окна. – Впрочем, неважно, возможно, он сопровождает другую группу. И автобус тут не только наш.
Вера Петровна проследила за взглядом дочери. Нетрудно было понять, о ком идёт речь. Среди разномастной толпы нельзя было не заметить поджарую фигуру молодого мужчины с типичным профилем горца и осанкой военного.
Его плотно окружила толпа, жаждущая увидеть первый земной приют Зевса. Объяснение, однако, было недолгим, и учёный люд послушно потянулся в автобус. Подсадив замешкавшегося академика в пробковом шлеме и полосатых шортах, горец с грацией пантеры впрыгнул в автобус и занял место гида.
– Здравствуйте, друзья! – сказал он по-русски, однако с заметным акцентом. – Меня зовут Василь, я буду сопровождать вас к пещере Зевса и обратно.
– Вы наш гид? – спросила вынырнувшая из-под его руки старушка, уронив при этом веер.
– Гидом я себя назвать не могу, поскольку не имею соответствующей лицензии, и по этой же причине не буду спускаться с вами в пещеру, – ответил Василь, поднимая веер и галантно усаживая старушку в кресло возле себя. – Моё дело – купить вам билеты, когда прибудем на место, и сопровождать на горной тропе.
Экскурсанты неодобрительно загудели, кто-то спросил напрямую.
– А где господин Костас? Нам долго его ждать?
- – Извините, что сразу не пояснил, – проговорил, заметно смутившись, гид. – А также прошу прощения за мой плохой русский, я давно не был в России. Мой дядюшка Анастас прихворнул, так, кажется, говорят о небольшой болезни, которая быстро проходит. Он попросил меня подменить его. Я понимаю, что замена неполноценная, но Анастас сказал, что вы все тут большие учёные, и мне лучше вообще не позориться, пытаясь вас учить. Говорит, он и сам предпочитает помалкивать в таком, как он выразился, «высоком собрании». Но помочь в горах я смогу. Это моя работа.
«Высокое собрание» молча приняло информацию к размышлению, тем более что шофер уже вырулил на прямую. Все прильнули к окнам, стараясь запечатлеть изумительные пейзажи ранней критской осени, и только старушка с веером, так и не освоившая смартфона, сколько ни бились над ней внуки, продолжала пытать бедного Василя.
Он ей что-то тихо отвечал.
Маша сидела с каменным лицом, предвидя неудобные вопросы матери.
Но та сказала с лёгкой насмешкой в голосе:
– Так чей оказался Костас? Скорее твой!
Маша встрепенулась, лицо её залил легкий румянец, и она пролепетала:
– Не шути так, ещё накаркаешь.
– Он и правда вылитый Арес! – улыбнулась Вера Петровна. – Хоть ты и не помнишь Куна, но типажи улавливаешь точно.
– Спасибо! – смиренно ответила Маша, не сводя взгляда с хищного, как у птицы, профиля бога войны, непостижимым образом возглавившего «высокое собрание учёных», готовых штурмовать гору Зевса.
Всю дорогу Маша молчала, втайне надеясь, что Василь не узнает в ней ту, утреннюю девицу в сланцах и распахнутом платье, больше похожем на халат, что ввалилась в их гостиницу, игриво попросив номер на двоих. Теперь она казалась себе чуть ли не простушкой Аннет, утратившей всякие представления о приличиях, а может, и не имевшей их.
А Веру Петровну мучили сомнения, стоит ли ей переезжать в double room к дочери. Во-первых, предстояло как-то объяснить своё решение господину Костасу, а во-вторых, Маша давно уже не нуждалась в опеке. Требовательная до педантизма, она шла точно выверенным путём, не позволяя сбиться с этого пути не только себе, но и окружающим. Вере Петровне захотелось вдруг, чтобы этот юноша с внешностью бога и походкой горца выхватил её дочь из рутины серой жизни, когда череду длительных командировок прерывали лишь ссоры с мужем, логически завершившиеся разводом.
Едва автобус остановился, Маша выскользнула через среднюю дверь, бросив матери на ходу.
– Я, пожалуй, ослика найму, а ты?
– А я пешком. Мне жалко осликов, у них такие грустные глаза.
– Глаза не станут веселее, если ослик не заработает себе на прокорм, – пробормотала Маша, ускоряя шаг.
Трястись по горной дороге на осле ей не особенно хотелось, но она прикинула, что пока их «гид без лицензии» высаживает группу, она успеет уехать на ослике достаточно далеко, чтобы самостоятельно купить билет и укрыться в пещере Зевса.
Расчёт, однако, оказался неверным. Хозяева транспортных средств были куда как более склонны к общению, чем их понурые ослики. Правда, по-английски они не говорили, но каждый расхваливал своего осла, при этом повышая цену и даже показывая на пальцах, что меньше, чем за 10 евро его осел с места не сдвинется.
Маша решила выбрать самого грустного и тощего ослика, чтобы хозяин, получив свои 10 евро, отпустил, наконец, животинку пастись.
Она уже протянула деньги, как руку её перехватила загорелая мужская, и знакомый голос произнёс по-английски:
– Это стоит пять евро. – А потом повторил то же самое по-гречески.
Мальчишка, который только что требовал десятку, бодро отвечал:
– Я так и говорю, а она не понимает.
Гид рассмеялся и протянул мальчишке пятёрку. Ослик покорно подставил спину, и, Василь, сдерживая желание подсадить Машу, проговорил, вновь переходя на английский:
– Не ожидал встретить вас здесь. Но счастлив такому повороту Судьбы. А еще, глупец, спорил с дядюшкой, пытаясь уклониться от его поручения!
Уроки верховой езды, которые они брали вместе с мужем, не прошли даром, и Маша легко оседлала ослика. Ей казалось, что гулкие удары сердца способны вызвать камнепад в горах, и она вцепилась в узду, стараясь не выдать своего волнения.
– Как правильно вы оделись, не то, что ваши коллеги, – продолжал Василь, придерживая животное, которое, впрочем, не торопилось пускаться в путь. – Неужели Анастас не предупредил, что нужно одеться по-походному? В пещере холодно в любую жару.
– Предупреждал, но разве учёных можно чему-нибудь научить? – отвечала Маша также по-английски.
Василь расхохотался, отчего ослик дёрнулся и резво пошёл в гору.
– На вид грустный, а шутки понимает, да ещё на английском, – с улыбкой проговорил Василь, похлопав ослика по спине.
И Маше вдруг остро захотелось, чтобы эти руки сняли её с костлявого шаткого осла. И они пошли бы вместе вверх, в пещеру Зевса, и чтобы там не было никого. А мальчишка-погонщик, который плёлся сзади, отвёл бы своего ослика в долину, что зеленела внизу, туда, где, возможно, пасётся до сих пор коза Амальтея, вскормившая Зевса.
Пытаясь снять наваждение, Мария спросила небрежно, переходя на русский:
– А почему, собственно, мы говорим по-английски? У вас прекрасный русский! Вы учились в России?
– Да! То есть, не совсем в России, в Одессе, в военном училище. Но тогда мы считали это Россией.
– Значит, вы военный? – продолжила безопасную, как ей казалось, тему Маша.
– Как сказать… – улыбнулся синими глазами Василь. – Диплома я не получил. Училище, то ли расформировали, то ли реорганизовали, в общем, начались непонятные перемены. Офицеры, которые нас учили, ничего нам не могли объяснить, потому что и сами ничего не понимали. Часть студентов перевели в другой город, то ли польский, то ли украинский, с каким-то звериным названием… LEO, кажется. Нам подняли плату за обучение. Но я не поэтому бросил, просто понял, что ничему они нас не научат. Да ещё отец заболел…
Голос «гида без лицензии», признавшегося, что он к тому же и «военный без диплома», погрустнел и как-то потух. Огорчился и ослик. Он встал как вкопанный, явно отказываясь идти дальше. Мальчишка-хозяин, что шёл чуть поодаль, замахнулся хворостиной, но Василь жестом остановил его. Нежно потрепав ослика за ухом, он сказал что-то по-гречески, и ослик послушно засеменил по каменистой тропе.
Приободрился и Василь.
– Но я все-таки служил в армии! Уже здесь, в горах! – весело сказал он. И добавил: – Я горы люблю.
«А я люблю тебя!» – чуть не вырвалось у Маши, и она, только для того, чтобы почувствовать его руки, произнесла, едва узнавая свой голос:
– Давай отпустим ослика, мне хочется пройтись пешком.
Сокровенные желания ослика, гида и Маши чудесным образом совпали.
Василь подхватил девушку, едва не задохнувшуюся от счастья, не замечая, что неспешный учёный караван показался из-за поворота. Застыл и ослик, и даже мальчишка-погонщик замер с хворостиной в руке. Это длилось всего мгновение, но Маше казалось, что её подхватила Вечность. И не отпустит теперь никогда!
Ослик цокнул копытом, и время включило свой бег. Подскочил мальчишка, ухватив осла за поводья, Василь нехотя поставил Машу на землю, а та, придя в себя, первым делом открыла сумочку.
– Вот вам обещанные 10 евро, – сказала она по-английски, обращаясь в владельцу ослика. – Мы ведь так договаривались?
– Но вы уже расплатились, – буркнул мальчишка на своём родном, переведя взгляд с купюры на гида.
– Бери, когда дают, – хлопнул парня по плечу Василь. – Да корми осла получше, а то он у тебя отощал совсем.
– Он не ест, потому что у него гон. Самку хочет. Вот кастрирую, будет тогда знать!
– Не советую. Станет тогда толстый и ленивый, ты его совсем с места не сдвинешь.
Они говорили по-гречески, но Маша, к удивлению, все понимала, более того, разговор казался ей весёлым и забавным.
Пёстрая вереница учёных тем временем подтянулась.
Василь молча пересчитал своих подопечных и, глянув на Машу глазами, тёмно-синими, как стоячая вода, сказал так, чтобы слышали все:
– Здесь опасный поворот, скользкий. Осторожно двигайтесь по тропе, а я пойду напрямую. У кассы обычно очередь, я встречу вас уже с билетами. Повторяю, в пещеру спуститесь самостоятельно, поскольку я – гид без лицензии.
«Гид без лицензии» взлетел по каменистой круче, будто его и не было. Вот так же, наверное, появлялся и исчезал бог войны Арес, чтобы отчитаться перед Отцом, который его недолюбливал, и получить очередное задание, после чего гибли страны и города.
Маше стало грустно и холодно, она достала из рюкзачка ветровку и укрылась ею, как бы отгораживаясь от всех. Но и оставаться наедине с собой не хотелось. Поискала глазами мать. Та стояла над обрывом, любуясь фантастическими видами долины Лассити и даже фотографируя, чего она обычно не делала.
– Измельчали нынче боги, – с усмешкой молвила Маша, подойдя к матери. – Зачем им понадобилось, чтобы разведёнка из Москвы влюбилась в «гида без лицензии»?
– Маша, к чему этот сарказм?! – сказала с укором Вера Петровна. – Три дня, которые мы проведём на Крите, можно сделать поистине счастливыми днями. Нет, я тебя ни к чему не подталкиваю. Упаси боже! Но ты сразу рисуешь самый негативный сценарий, вот он и сбывается. Так и с Володей получилось, ты слишком много от него хотела. А просто жить, ничего ни от кого не требуя, не строя невыполнимых планов, ты не пробовала?!
– Прошу тебя, ни слова о Володе, – прошипела Маша. – Я ничего не требовала! Просто ждала, когда он станет мужчиной!
– Вот и напросилась! – язвительно молвила Вера Петровна. – Тебе только показали МУЖЧИНУ, а ты уже готова от него сбежать.
– Да, ты права, мама, – уныло протянула Маша. – Но я не виновата, что у меня математический склад ума, как у отца… Ты сама говорила. Я сразу просчитываю несколько ходов, и когда не вижу перспективы…
– Это все гордыня, Машенька, – вздохнула Вера Петровна. – Ошибочно считать, что человек – вершитель Судьбы. И что расчёты и прогнозы наши верны. Попробуй прожить хотя бы эти три дня, не ожидая катастрофы от каждого опрометчивого шага. Откуда в тебе это? Я ведь тебя никогда не наказывала! Возможно, ты испытываешь моральное давление с моей стороны? Хочешь, я останусь в гостинице Костаса?
– Нет, нет, мама! Ни в коем случае! – прошептала Маша, цепляясь, как в детстве, за мамин рукав. – Пошли отсюда, у меня голова кружится от этих высот.
– В пещеру или назад?
– В пещеру, конечно! – улыбнулась Маша, обретя свой обычный насмешливо-ироничный тон. – Спрошу совета у Зевса, раз мама ничего толкового подсказать не может.
– А разве не толковый совет – перестать заниматься самоедством и ждать беды там, где и намёка на неё нет? Побудь хоть немного влюблённой девчонкой, Этот синеглазый Арес стоит того. И чтобы я не слышала от тебя пошлейшего слова «разведёнка».
– Мама! Да если бы это был Арес! А это – племянник Костаса! Ты что, не поняла, все эти гостиницы – их семейный бизнес. Там куча тётушек, дядюшек, племянниц работают! И если тебя не будет, всё выльется в пошлейший, как ты выразилась, курортный роман. По крайней мере, в их глазах! А в своих глазах я паду ниже парижанки Аннет. Нет уж! Лучше буду ходить на ваши заседания!
На заседания Маша ходить не стала, но и романа не получилось. Зато сбылся прогноз о сплетнях вокруг блондинки из Москвы, окрутившей их простоватого Василя, унаследовавшего от отца семейный бизнес, но так и не ставшего истинным хозяином отеля. Всем заправляла его жена, расторопная болгарка, успевшая обзавестись детьми, но так и не освоившая английского, да и греческим владела в пределах, необходимых для общения с персоналом.
Именно персонал, люто ненавидевший хозяйку, поведал Маше, как непросто живётся их прекрасному боссу, почему он так часто задерживается в гостинице, когда другой сидел бы дома, под боком у жены, а зимой вообще уезжает в горы, где служит спасателем. Донесли и о том, что он не зря сдал машину в ремонт, и теперь не ездит домой, в соседний городишко, а остаётся на ночь в отеле.
Эта новость переполнила чашу терпения Маши. Было ясно, что загорелый бесёнок, ворвавшийся в их номер якобы для того, чтобы поменять шампунь, пытается устроить им с Василем интимное свидание. Переходя с английского на греческий, девчонка, казалось, готова была выложить всю подноготную семьи Костасов.
Сделав вид, что намёков не поняла, Маша попросила не беспокоить её больше пустыми разговорами, и шампунь менять не надо, поскольку она пользуется своим.
Прощальный вечер с чествованиями и вручением дипломов Урусова Мария с трудом, но вытерпела, а когда брела потом в полном опустошении по берегу моря, из мрака ночи вынырнул бог войны.
– Завтра ты уезжаешь, – сказал он хриплым голосом. – Неужели это всё?! Я не могу без тебя, даже не представлял, что такое возможно.
– В нашем случае больше подходит слово невозможно, – ответила Маша, задыхаясь от любви и желая лишь одного – чтобы он её обнял.
Желание тотчас было исполнено, но злобная мать Ареса, Гера, недаром носила титул богини семейных уз.
– Васиииль! – разнеслось над пляжем. – Тебя ждёт Петрунка. Она взяла машину из ремонта и заехала за тобой.
– Боже! Когда это кончится! – простонал Арес и добавил: – Прошу тебя, пиши мне… только по-английски. Она английского не понимает, а русский учила в школе и кое-что помнит.
– Зачем? – сказала, как выдохнула, Маша.
– Не знаю, – тихо ответил Арес, стискивая Афродиту в объятиях. – Но я не могу без тебя.
Примерно месяц они писали друг другу, и если бы письма летали, как раньше, в конвертах, короткие фразы, полыхающие любовью, прожгли бы бумагу насквозь. Но потом пропал телефон, что совпало с командировкой в далёкую африканскую страну, где связь отсутствовала вовсе, да и дел было невпроворот.
Телефон нашёлся в московском офисе, но переписка так и не возобновилась, и скоро Маша, вернувшись из очередной командировки, обнаружила, что квартира выглядит совсем пустой и нежилой без вечно лежащего на диване мужа.
И Володя был прощён.
Об авторе:
Надежда Колышкина – член ИСП с 2014 г., автор серии «Споры богов», насчитывающей семь книг.
В серии «Лукьяненко представляет автора» в 2016 г. издана повесть «Боги Звери Люди», основанная на мифологии. Колышкина является также автором рассказов о животных. Имеется в её творческом багаже и публицистика. Так, в 2012 г. в издательстве «Коктебель» вышла книга «Сильнее любви и смерти» (статья «Наш путь был отмечен пунктиром»). Книга подготовлена в содружестве с Одесским литературным музеем.
В 2019 г. с участием ИСП издана пьеса Н. Колышкиной «Пир вместо войны», написанная по одноимённой книге. В том же году в Лондоне состоялась театральная премьера пьесы (театр ArtVic). В 2018 пьеса была опубликована в Англии (пер. Дж. Батчард).
Колышкина издаётся в журналах, участвует в фестивальной жизни, неоднократно становилась лауреатом международных и региональных конкурсов. В настоящее время работает над книгой «Европа, ау!».
