Уральские самоцветы

Начало зная, вижу я конец…

Виляя среди ущелий, дорога внезапно выскочила на простор, с высоты высвечиваясь далеко впереди замысловатой петлёй. Вялотекущие мысли встрепенулись, и нога спонтанно дожала акселератор. Осветлившаяся надежда зажгла существо: быстрее замелькали путевые отметки, приближая выбранный ориентир, а за ним – линия призрачного горизонта. Так всегда: стоит почувствовать простор, возникает манящая бесконечность. И не хочется понимать: это до определённой поры, пока однажды не обретёшь философский смысл у не осевшего ещё печального холмика твоего погодка. Наш многогранный мозг способен уходить от грустного. Какой прок от уныния? Кирилл Петрович находил выход в компьютерном аналоге. Случился «глюк» – перезагрузил, и вновь необозримость от скачанной тобой новой заставочной картинки. Не получается в жизни, как у проворного чибиса – уподобься жирующей утке: тяжело взлетел, зато какой-никакой полёт и финал в своей стихии в объяснимой концовке.

За крутой извилиной шоссе приоритеты рассредоточились по привлекающим особенностям. Шофёр стоящего на обочине грузовичка скрёб на ней картонкой. Почти триста километров пути без остановки: спина и ноги давно просили пощады, да и сосредоточенность, с какой пожилой шофёр проделывал странную работу, возбудила интерес и ускорила решение. Остановившись неподалёку, Кирилл Петрович подошёл к шофёру. Его добродушное лицо располагало к разговору.

– Что, браток, золотоносную жилу надыбал?

Глаза и мимика шофёра излучали скорбь – в перекличку с мыслями, посетившими Кирилла Петровича незадолго до этого. Поисковик тяжело разогнулся и покачал головой:

– Просто цветные камешки, велели доставить строго по весу. Вижу в задний обзор – скачут сзади желтинки. Глядь в кузов – а мешок расползся. Кого виноватить теперь?

От неожиданного откровения интерес Кирилла Петровича разгорелся:

– Большая ценность? А красивые.

– Двадцать мешков – в каждом свой цвет. Шестьдесят килограммов в каждом. На километр возвернулся – по крупинке со­бираю.

– Камешки-то драгоценные, – повторился Кирилл Петрович. – Почему без охраны?!

Немолодой шофёр, сутулясь насевшими годами, выжидал прогалину между идущими машинами, изловчившись, заучен­но собрал в ладонь несколько цветных камешков на полотне дороги.

– Красивые?! Да их там, этой драгоценности, в отвалах ле­жит, – прошипел он в негодовании. – В наших краях, может, какая необычность. Вишь, вон – угольные копи вздыбились по­родой? Экзотика, но такое тут не удивит – обыденность. К срав­нению, я среди обезьян в питомнике – тоже драгоценность, – преобразился он угодливым подобием смеха.

– Весельчак! Пахнет расплатой, а ты шутишь.

– Да не посадят же за жменю камешков, а неприятностей на одно место могу приобресть в достатке. Бес попутал: дорога зна­комая, – прорывало его, словно при встрече давнего знакомо­го, – раньше на этой линии картошкой промышлял. Дай, думаю, попутно прихвачу, машина-то почти порожнем. И прихватил. Камешки для океанариума – мирные бандиты заправляют там бизнес. Название у камешков красивое – «уральские самоцве­ты». Видел, как в воде красками играют.

– Ну, будь здоров, – похлопал его по плечу Кирилл Петрович, – вози для спокойствия то, что не блестит и не пахнет, картошку например.

Шофёр посмотрел снизу с презрением:

– Хуже жить не заставишь. Картошка побочно – пройденный этап.

Покряхтывая и бормоча, он вскарабкался в кузов. Дорога шла с видом на терриконы, у Кирилла Петровича своё притухло, а перед глазами всё стояло скорбное лицо старого шофёра.

Ремонт дороги собрал колонну машин, упавшая скорость отдаляла финал поездки. Нетерпеливые иномарки создавали нервозность. Нескоро миновали неудобный участок. Привыч­ные для взора современные сооружения федеральной трассы с поворотом в сторону сменились бедными поселениями. Убо­гие придорожные кафе томились ожиданием с навевающими грусть холостыми дымками мангалов. Белеющий свежей дорож­ной разметкой подлатанный асфальт вёл в провинциальный го­родишко. В одном из домов Кирилла Петровича ждала встреча с матерью усыновлённого им двадцать пять лет назад ребёнка.

Кириллу Петровичу, родившемуся в Великой несчастной стране, не менее других выпали тяготы трудных времён. Спа­сибо Богу за сохранившийся до поры до времени старый сельхозпотенциал. На прилавки глубинных рыночков вытаскива­лись продовольственные резервы. Голодовки не случилось, но нервозность посетила всех поголовно. Система, сумевшая при­вить неприязнь к коммерции, породившая за годы «народной власти» инертность мышления, стремительно отпустила вожжи, бросив в одночасье всё и вся на произвол судьбы. В поиске сфе­ры деятельности первыми кинулись самые активные, возмож­но, и самые авантюрные. Те, что ухватились за сокровенное – продовольствие, по большому счёту высоко не взлетели. Лишь настырные и непреклонные вымучили у набирающей силу кор­румпированной власти на закате сил крошечные магазинчики, и те убитые впоследствии монстрами «Магнитов» и «Пятёрочек». Всё, что устремилось в поднебесье, захватывая роскошью и раз­махом, не рождено рабским трудом. В грязи смутного времени оно выпросталось из лабиринтов перелицованной власти, под покровительством двойных стандартов и несовершенных зако­нов. Недосуг был властям в Большой возне заниматься социаль­ным блоком. На свет божий выплыло всё, что во все времена на­зывалось говном. С падением достатка страждущие множились, как грибы в благодатный год, оставляя прилавки затерявшихся в глубинке торговых рядов голыми задолго до рассвета. Расцве­ла популяция циничных перекупщиков, разбавляясь кримина­лом профессиональных аферистов. Ослабевшая власть, сама и нарушившая самобытность людской популяции, открыла новые прелести своего несовершенства.

В четыре утра, когда тело просит уюта тёплой постели, в сумраке уходящей ночи, тогдашний Кирилл ждал встречи с осторожными, знающими его продавцами провианта. Пету­шиные крики хуторского захолустья перемежалась надрывом тяжело гружёных мотоциклов. Волнение и холод толкали на движение. Выбрав закольцованный маршрут, дожидаясь договорного вре­мени, Кирилл завершал очередной круг. Сдавленный писк от контейнера с отходами заставил затаить дыхание. Писк то уси­ливался, то ослабевал. Кирилл подтащил валявшуюся рядом конструкцию, заглянул вовнутрь – полупустой. А когда отва­лил груду коробок на дне, отчётливо различил приглушённый свёртком голос ребёнка.

На заднем сидении своего автомобиля с замиранием серд­ца развернул куль из драного стёганого одеяла. В простыне, судорожно вздрагивая, лежал малюсенький мальчик. Первая мысль сковала грудь: бежать отсюда, и как можно дальше. Сила высшего провидения дала ему этот посыл. Тоска одиночества и вспыхнувшая мгновением любовь к безжалостно брошенному существу заставила его, не раздумывая более, вжать акселератор в пол автомобиля до самого Большака. По дороге купил банку парного молока. Обретённое дитя, упокоенное тряской, не пикнуло. Машины шли безостановочным потоком – предприниматели направляли свои пути в сторону многочисленных рынков большого горо­да. У милицейских постов старался не выделиться ничем. Удача благоприятствовала – его не остановили. При подъезде к месту притормозил, переклонился со страхом назад: живо ли его чадо. Дитя, сморщив миниатюрный лобик, безмятежно спало. Раз­вернув дома куль, Кирилл не осознавал, в какую он ввя­зался авантюру. В первый раз ребёнок поел у него из обычной стеклянной пипетки. Ел жадно, взахлёб, не успев доесть – опо­рожнился. Почему-то после этого Кириллу стало так легко, буд­то с тела стряхнулась огромная тяжесть. Спало напряжение – он забылся недолгим, но крепким сном бок о бок с ребёнком. В этот же день Кирилл экипировался всем необходимым: от сосок до подгузничков, пелёнок и детского питания – всем, что необ­ходимо младенцу. Помогала выхаживать ребёнка одна, потом другая «мама», обретённые им в спешке. Лишь третья смогла стать для них той единственной и неповторимой. Не хочется рассказывать о постигших трудностях, сколько скачала с него первая мерзавка за обещание молчать. Через пять лет, в процес­се уголовного дела, Кириллу пришлось не раз посетить место в захолустье, где всё началось. В ходе дознания подтвердилась его правда – немного позже, на стыке несовершенных законов, удалось оформить опекунство. В ходе разбирательства Кириллу посчастливилось получить данные о настоящей матери.

…Приближался миг – подготовка к чему-то страшному. Страх вогнал всех в самих себя. За спиной, в салоне микроав­тобуса, истощились отвлекающие реплики, а редкие всплески шуток превратились в шаблон­ную звуковую завесу. Положив подбородок на спинку кресла, в затылок Кириллу Петровичу дышал их приёмный двадцатипятилетний сын. Минуло пять лет, как он вернулся из армии, и все эти годы сознание Кирилла Петровича жгли брошенные однажды со зло­стью слова:

– Кто просит тебя вмешиваться в мою личную жизнь?!

…Въехали в провинциальный одноэтажный городок.

– Уважаемый, где у вас улица Советская? – спросил Кирилл Петрович у пер­вого попавшегося на глаза медленно бредущего пожилого муж­чины. В руках он нёс худую авоську.

– Да живу я там, подвезёте – покажу.

Учтиво поздоровавшись, он осторожно присел на свободное место:

– Кого шукаете на Советской, може знаю?

Кирилл Петрович назвал имя.

– Григоренки? Це ж мий племяш, – неожиданно перешёл мужчина на местный диалект.

– Нам нужна Галина!

– Этой нет, – ответил он нехотя, помедлив.

– А где же она?

– Да кто ж её знает, може племяш скажет? Вот-вот ентот – крас­ный кирпичик под синенькой крышей – мой, а через два дома – их.

Высадив мужичка, они подъехали к такому же кирпичному домику, в отличие от первого на высоком цоколе, разлаписто влипшему в землю, с новенькими резными деревянными став­нями. С цепи рвался оголтелый, огромный линяющий пес. На голос вышел молодящийся мужик, источающий запах но­вомодного подвального парфюма, с прилизанными на пробор жидкими волосами.

– Что хотели-с, господа? – спросил он с холодной учтивостью официанта. Когда узнал цель визита, изменился в лице и засо­бирался уходить.

– Не знаю, я не прослеживаю местоположение не интересую­щих меня особ, – ответил он сухо.

Кирилл Петрович понял, что разговаривать с ним дальше бесполезно – он не скажет более ничего. Сын сделал попытку вмешаться, но он одёр­нул его – правдой сын мог ещё больше усугубить положение. Он пошёл на крайность, на первую пришедшую на ум авантюру:

– Послушайте, в наших краях Галине выпадает наследство: дом, хозяйство.

Мужчина, приоткрыв рот, приостановился.

– Это немалые деньги, но надо присмотреть за старень­ким дедушкой. Дедушка – её дальний родственник – мы по его просьбе.

Сын замер, недоумённо взглянув. Кирилл Петрович сжал его руку, таким образом призывая молчать.

– Наследство?! Так кстати. Долг у неё ко мне – оставьте адрес дедули.

– Это невозможно, дело щепетильное, – включился Кирилл Петрович в роль, – хотя бы наводку, где её, эту Галину, искать?

– Писала она тут. – Тянул он с уходом. Похоже, «утка» сра­ботала.

– В милицию мы уже обращались, – втягивал Кирилл Петрович его в искуше­ние, – дали ваш адрес. Дедулю отвезут в дом престарелых, а до­мишко – на три миллиона потянет, отойдёт в социальный фонд.

Последние слова возымели действие:

– Точный адрес знает невестка моего дяди, во-он тот домик под синей крышей.

Кирилл Петрович с трудом оставался учтивым – настолько этот тип казался отторгающе скользким. Сдержанно откланялся.

– Кем он может быть мне? – нервно спросил сын.

– Догадываюсь об одном: отношение к твоей матери он какое-то имеет.

Калитку открыл знакомый нам мужчина:

– Вам чаво?!

– Попросите вашу невестку на пару минуток.

Мужчина громко кликнул. К калитке тут же выбежала, ку­таясь в платок на деревенский манер, миловидная женщина. Скользнув испуганно по их фигурам, она опустила глаза и тихо спросила:

– Слушаю вас?

Пришлось повториться слово в слово. Она с сомнением мель­кнула взглядом, но всё же предположила:

– Это, наверное, по маминой линии?..

Потом надолго остановила взгляд на сыне.

– Не знаем, – ретировался Кирилл Петрович, – мы лишь посыльные – дедуш­ка наш добрый сосед.

Не отрывая намагниченного взгляда от сына, она тихо про­молвила:

– Писала она мне месяца три назад, щас пошукаю конверт, ежели не выбросили.

Кирилл Петрович с сыном нетерпеливо переглянулись.

– Я сделал всё, что мог. Это последняя возможность, – успо­каивал его Кирилл Петрович, – потерпи немного.

Дверь молчала массивом морёного дуба.

– С трудом нашла, – извинилась женщина за задержку ещё с порога, неловко прижимая конверт к подолу, – бабулька на него горячую сково­роду поставила, но адрес просматривается. Вот. Пишите. Дале­ковато забралась – посёлок на Урале.

– Сын? – спросила она у Кирилла Петровича и тут же, не дождавшись отве­та, ответила на вопрос:

– Добрый он у вас, сейчас не такие.

Тепло поблагодарив её, двинулись в сторону машины.

В семье у них сложилось так: все важные дела решать на се­мейном совете. Младший сын на нём в этот раз не присутствовал – сессия в вузе выбила из колеи. Возбуждённая, с горящим пожаром лицом, в слезах, встретила их жена.

– Успокойся, мать, я от вас не уйду. Никогда! – Обнял её сын.

Длинная дорога пролетела незаметно, страх ожидания по­степенно спал.

Круговерть забот на какое-то время отвлекала от сосредото­чения на волнующем вопросе, но однажды Кирилл Петрович бросил все дела и предложил сыну:

– Давай-ка, дружок, поставим в этом деле логическую точку. Ты не сможешь успокоиться бездействием – поехали на Урал?!

– Прости, отец, не хотел вас расстраивать: у меня на руках билет – послезавтра отправляюсь, – от­ветил он извиняющимся тоном. – Всё хотел сказать и не мог.

Кирилл Петрович понял: сын пожелал ехать один. В обозначенное время он уехал, незаметно – не простившись. Дни потекли бесконечно­стью. Ложась в постель, Кирилл Петрович мучительно перебирал в памяти про­шедшие события. Он не находил в них ничего такого, что могло бы насторожить неправедностью долга. Жалости и участия было всегда больше, чем к кровному сыну. В течение ночи всё перекатывалось, перемывалось в памяти до мельчай­ших подробностей. Сереющее окно встречал открыты­ми глазами.

Вернулся сын через неделю, поздно вечером. Перед сном по­дошёл к Кириллу Петровичу, показалось, какой-то другой – далёкий, и сказал, положив ему на плечо руку:

– Прости, отец, за доставленные переживания.

В эту ночь Кирилл Петрович спал за все прошедшие, так крепко, как не спал давно. Наутро все разбежались по местам работы и только вече­ром услышали печальную историю с невероятным концом. Перед началом рассказа сын достал свою походную сумку, которую не разобрал после поездки – вытащил из неё холщовый мешочек.

– Узнаёте?! – смотрел он с усмешкой, высыпая на стол разноцветные камешки.

– Уральские самоцветы? – вспыхнул недоумением Кирилл Петрович.

– Именно. Там, где я был, они лежат в отвалах породы, не представляя заслуженную ценность.

Что это было, знамение судьбы? Похоже, нас ведут по жизни небесные силы, способные предвосхитить страстно желаемое событие. Наверное, кому-то помочь избежать грядущей беды?

– Нашёл я Галину, – повествовал сын, – в захолустье, на од­ном из рудников. Работает там вахтовым методом нормиров­щицей – ютятся в вагончиках. Вечером был у неё дома – живёт одна, в углу стоят образы святых. Добропорядочная, милейшая женщина.

Сын улыбнулся нам:

– Очень близка по духу моим действующим предкам. Но, увы, моя мать та, что дала нам её адрес. А тот скользкий тип – мой отец. Галина взяла с меня слово не ворошить прошлого. Она сожалеет, что пыталась отомстить им за измену – скользкий был её мужем. Выследив их встречу, она подожгла дом и уехала на край света. Вот и вся история. Ино­гда, обретая истинную ценность, стоит пройти чужой путь, под­сказанный почти сказочным провидением.

Об авторе:

Анатолий Мерзлов родился 15 ноября 1948 г. в семье военнослужащего в Аджарии, г. Батуми. С 1961 г. – воспитанник музвзвода в батумской мореходке. С 1966 г. – курсант мореходного училища. В 1971 г., после окончания, – работа на судах Новороссийского морского пароходства в качестве судового механика дальнего плавания. В составе флота – участник Вьетнамской войны, событий на Ближнем Востоке, на Кубе. С 1988 г. перешёл на береговую работу в плодовый совхоз.

В этом же году направлен на учёбу в Высшую школу управления сельским хозяйством. В связи с развалом совхоза после окончания школы стал предпринимателем.

В первый раз проба пера состоялась в г. Батуми в газете «Советская Аджария» (восьмой класс школы). До 2007 г. писал в стол, систематизируя материал. В 2007 г. – первое издание книги «Платановая аллея» в издательстве «Советская Кубань». Участник литературных конкурсов им. И. Бунина, «Ясная Поляна» (лонг-лист), «Дары волхвов».

Опубликовано в альманахе «Российский колокол» № 4 2019.
Размещено на сайте 04.03.2020 в 16:12.