… Ностальгия, или необъявленный визит
Небывалый случай произошел со мной тем буйным на аномалии летом 19…года.
Ранним утром, еще роса обильно мочила ноги, я приближался к седловине перевала, слегка отдаляясь по склону, тем самым стараясь уменьшить крутизну подъема. В эту пору на такой высоте хочется дышать и жить вдвойне: каждый кустик и, даже чахлая, чудом выжившая после последней суровой зимой молодая поросль можжевельника, таили в себе незатейливого певуна – трели раздавались то тут, то там, обрываясь при приближении и усиливаясь сзади. Огромное чувство объемности и значительности переполняло меня. Кристальной чистоты воздуха, пропитанного густым ароматом чабреца, хотелось вобрать еще больше и взлететь, и примерить себя к седловине хребта, летящего высоко впереди в облаках.
Подъем затруднился вспаханной террасой с едва пробившимися крошечными сосенками. Вывернутые валуны местами преграждали путь. В надежде выбрать путь короче, пробовал карабкаться круче – дыхание сбивалось – пришлось останавливаться. От дополнительной порции пересыщенного кислородом воздуха кружилась голова, в том состоянии ты казался себе планетой – частичкой огромной вращающейся вселенной.
Одурманенная голова с трудом анализировала, но рассуждать пыталась:
«Идти дальше? Впереди несколько расщелин – между острых глыб есть узкий просвет». Делаю в том направлении шаг, и… как раз туда же, из зарослей приземистого терновника в хитросплетении засеменившегося разнотравья, выщемилось жутких размеров чудовище…
Тело огромного гада с трудом протиснулось в просвет, оставив клочки медно-желтой лакированной кожи на острых краях расщелины. От неожиданности сердце вздулось, распирая грудь, беспорядочно потерялось в конечностях. После передышки невольно изменил маршрут, минуя стороной узкие коварные участки.
Детство мое проходило в субтропиках. Экзотика в виде разноцветья пресмыкающихся вовсе не была в новинку, но непонятное чувство скованности и мышечной слабости, как у человека пережившего внезапный страх, накапливалось и возрастало. Как-то изнутри начали дрожать руки, затем все тело. Вспомнилась выходка времен школы, тогда, подражая Тарзану, сиганул с большой высоты на ковер из лиан и ежевики – ощущение сохранилось на всю жизнь – нынешнее было схожим. Вас когда-нибудь сковывал страх – до потери контроля над своими действиями? Ощущение не из приятных!
В паре-другой метров разыгралась в брачном круговороте пара трясогузок. Превратившись в движении в желтый пунктир, ожесточенно выясняла принадлежность первенства. Где-то совсем рядом затянул песню жаворонок. И даже в этой знакомой, родной песне слышалось что-то недочувствованное, недосказанное, а, в общем, ужасно тоскливое.
… И опять школа, тогда у Вали Савченко умерла мама, и весь класс ходил ее поддержать – то же дикое чувство бессилия и безысходности.
Минуя стороной валуны, оказался террасой выше. Вывернутый местами дерн пестрил россыпями гумуса, облюбованного крупными, звериного вида муравьями. Некоторые проникали под одежду и ожесточенно жалили, распространяя запах муравьиного яда. Отбиваясь от них, угодил в клейкую жесткую паутину. В попытке устрашения монстр- паук совершил за пределы своего гнездовища молниеносный блиц-криг, но промахнулся. На фоне мелких неприятностей немного отвлекся, продолжая набирать высоту.
Дул легкий восточный ветерок – предвестник в этих местах ясной погоды, да и обилие росы говорило о том. Сеянцев сосенок больше не встречалось, и я двинулся немного быстрей. Вспаханные террасы перешли в сплошной дерновой покров – зашагалось свободнее. Поляна с будыльями созревающего шалфея, островки «веселой» материнки, парящий с тобой наравне жаворонок да скользящие над седловиной клочья облаков вернули меня в реальную действительность. Захотелось не просто взять, а отобрать навсегда, в вечное пользование, обволакивающий тебя целебный озон. И я, с жадностью обделенного человека, вдыхая его все глубже, заполнял дарованной по случаю благостью, разбавленной дурманящим ароматом созревающих трав, тело до малейшей поры.
Забегая вперед, хочу застолбить месторождение – новую для себя аксиому: только прошлое может распознать истинную суть настоящего. Все произошедшее затем перевернуло все прошлые представления о мироздании в целом, а знания, полученные доселе, оказались жалкой лженаучной эйфорией.
«В тебе больше места для восторга, для тревоги – меньше для потребительской сущности, наверное, поэтому изо дня в день хочется не просто существовать в упрощенных возможностях мышления: ты желаешь не просто дышать и жить – ты стремишься полноценно преобладать стремлением в глубину философского мироощущения. И чувствовать… более, чем всякий другой, успокоившийся вчерашним удовлетворением. Ты хочешь не просто дышать и мять красоту альпийского луга. В росистом следе полегшего разноцветья ты желаешь видеть тот единственный путь в эфемерный мир неизведанного… Неизведанное – его так много!»
Горбинка склона постепенно переходит к седловине, такой уютной издалека, с южной стороны, и такой крутой и неудобной – с северной. Восседать на ней – все равно, что на раскроенной тобой половинчатой лошадке из папье-маше в далеком детстве. С неудобья тянет сырым лесом и запахом личинки жука-хрущака.
Выбрал путь на восток, навстречу ветру. Иногда воздух заметно увлажняется – это сквозь меня плывут облака – они несут в себе чью-то память – в них восточные ароматы пролива Босфор…
Словно зеркальным зайчиком резануло по глазам – раз, другой – сильнее. Внезапно все вокруг засверкало мириадами радуг в капельках росы – это мощно и властно вставало светило. В миг ослепления сверху пронзительно просвистело, и над головой завис огромный пурпурно-огненный ореол. В мгновение озарения я принял его за состояние зрительной галлюцинации, но солнце поднималось выше, а ореол замер – он оставался зловеще неподвижным. Появился звук, похожий на нудящий зуммер. Вдруг тело, откуда ни возьмись, начал окутывать тягучий медузообразный язык – звук пропал. Язык не касаясь, но дыша теплом, как при открытом капоте работающего двигателя, в мгновение вернул недавно пережитое состояние мышечной скованности. Но в голове не обычный в таких случаях страх, а какая-то абсурдная несовместимость…
Росистое, прекрасное до умопомрачения утро и это – необъяснимое что-то, так не похожее на «конец»?!
Меня смерчем тянуло вверх, ввинчивая по спирали, медленно, даже плавно, и сопротивляться этому было совершенно невозможно. Скованность, внутренний озноб, и, все-таки затаившийся в солнечном сплетении страх, угнетали волю. Движение, или скорее парение в безвоздушном пространстве, казались бесконечными. Тело неуправляемо группировалось, как для прыжка головой в воду – в конце ускорилось, плюхнувшись на пушистое облако-покрывало. Звенящая тишина усиливала в ушах упругий ток выталкиваемой сердцем крови. Экстремальное возбуждение добавляет адреналина в кровь, а тут, постепенно охватывающий тело покой и комфорт. В ответ на «конец», имеющий приятное «начало», невидимый задушевный голос под сопровождение серебряного перелива гитары запел:
Я, думаю, вечно, ребята, живем.
Не больничным от вас ухожу я, друзья, коридором.
Ухожу я, товарищи, сказочным Млечным Путем.
Сколько пролежал я так в полном покое – сказать не осмелюсь – это мгновение, и это вечность. Открывающаяся безграничная бирюзовая сфера над головой не была картиной – она жила: неощущаемые волны воздуха переносили многочисленные парашютики семян одуванчика, в невидимом присутствии заходились в перекличке певчие птицы. Легкие поверхностные, не однородные оттенки бирюзовых волн колыхались в невидимых потоках.
О чем я подумал, концентрируя свой взгляд, не вспомню, но на сфере, как на экране, замелькало, и я ошалел: передо мной мое прошлое…
…Берег моря – рядом здание и КПП у входа в мореходку, где я учился. Видение настолько реально, что возникла попытка сделать шаг туда. Замечу: изображение висело в полной тишине, но стоило подумать об этом, как картина ожила шумом прибоя, и ломающийся басок, усиленный громкоговорителем, отчетливо произнес:
«Курсанту 3Б СМО Мерзлову прибыть на военный цикл».
Я даже потрогал свои начавшие сдавать мышцы. Нет, не помолодел, я здесь и сейчас – это лишь видео из прошлого. Эх, двум смертям не бывать! А если поупражняться?
…Я с отцом на грузовой машине у него на коленях, рука теребит звездочки погон (он брал меня иногда за материально-техническим снабжением) – рядом пахнущий бензином шофер-солдат. Даже запах авиаторской куртки отца, смеси кожи и ГСМ, всплыл отчетливо.
…А вот поздний пейзаж: я у него, уже на «гражданке», в отпуске на Буковине, у озера под Берхометом, позирую шутовски перед Шуркиным ФЭДом.
…И эротика, скорее пора первой влюбленности: несмелые поцелуи, самозабвенные ласки до рассвета. И первая близость с женщиной: случилась она поэтично, в весеннем саду под обильно цветущей вишней: я целовал ее волосы, украшенные множеством осыпавшихся лепестков. Мне эта женщина виделась тогда образцом. В жизни все пролетело искрометно быстро – на экране-сфере отразилось зеркально. После того урока еще долго примерял встретившихся женщин под первый символ. И сейчас ее образ долго не сходил с волнообразной поверхности.
Раздался громкий щелчок разряда – изображение исчезло. Усилие воли помочь не смогло.
Следом появился музыкальный фон – легкий объемный звук: соло кларнета виртуозно выдавало «Маленький цветок». Мелодия не давила, не мешала – она органично дополняла звук зарождающегося дня.
Внезапным предупреждением на сфере замерцала ослепительно пронзительная точка и… передо мной на кончике хвоста встал гад, тот самый, что недавно шмыгнул передо мной в расщелину. Его кожа на глазах начала разворачиваться, будто по ней полоснули острым клинком сверху донизу, наотмашь. Внутренности засветились иссиня-синим, приобретая формы оголенного женского тела. В томной стыдобе, полусогнув колено одной ножки, тело принимало материальные формы: молодая женщина пыталась закрыть руками большие белые груди, дрожжевым тестом просившиеся на волю между скрещенных рук. Слегка полнеющему животу придавали колорит круглые коленки, переходящие в припухлые в местах касания… Вся она была такая, до боли знакомая и желанная – образ гада растворился бесследно. Женщина повернула голову, до сих пор неестественно отвернутую назад – и я узнал ее. Сердце заколотилось безумно быстро, взахлеб. Приблизившись воздушно, она опустилась рядом. Обвивая мне шею руками, пальцами теплой ласкающей руки она коснулась груди. Все было именно так, как тогда, под цветущей вишней…
Молодой пыл не позволяет нам, впитывая смаковать, мы спешим в «неведомое никуда», и только более зрелыми ценим драгоценные капли того жизненного нектара.
…И я был с ней еще раз через десятки лет безвременья. Я целовал ее от кончика по-младенчески пухленькой пяточки до запретных границ гениталий, от бугорков каждого позвонка шелковистой спинки, до сосочков-шариков вырвавшейся на свободу участливой груди, от подрагивающих папирусных век, до неугомонных вихорков русых волос.
Меня осенило: вот то, что терзало все эти годы мой воспаленный мозг. Я растворился в ней и с ней!
…И было росистое утро. Из ущелья наносило смрадный запах потревоженной кем-то личинки жука-хрущака, а я, опустошенный, сидел на краю обрыва. Невдалеке, на одиноком колючем стержне мордовника, на свежем восточном ветерке полоскался медно-желтый обрывок кожи пресмыкающегося. Я с благоговением снял его, и зашагал прочь с одной-единственной мыслью: прийти сюда опять и улететь навсегда в свое неведомое «далеко»…
Об авторе:
Мерзлов Анатолий Александрович, родился 15 ноября 1948 г. в семье военнослужащего в Аджарии, г. Батуми. С 1961 г. воспитанник музвзвода в Батумской мореходке. С 1966 г. курсант мореходного училища. В 1971 г., после окончания, работа на судах Новороссийского морского пароходства в качестве судового механика дальнего плавания. В составе флота участник вьетнамской войны, событий на Ближнем Востоке, на Кубе. С 1988 перешел на береговую работу в плодовый совхоз.
В этом же году направлен на учебу в Высшую школу управления сельским хозяйством. В связи с развалом совхоза после окончания школы стал предпринимателем.
В первый раз «проба пера» состоялась в г. Батуми в газете «Советская Аджария» (8 класс школы). До 2007 г. писал «в стол», систематизируя материал. В 2007 г. — первое издание книги «Платановая аллея» в издательстве «Советская Кубань». Участник литературных конкурсов им. И. Бунина, «Ясная Поляна» (лонг лист), «Дары волхвов».
