Из мира нижнего в мир верхний. Анатолий Апостолов
Кто из нас может вообразить собственное рождение под землей? Кто из нас может представить себе жизнь под землей, в смрадной землянке, без солнечного света, свежего воздуха и в постоянном страхе, под взрывающимися снарядами? Как вы думаете, как должно измениться, адаптироваться сознание человека, чтобы выжить в подобных условиях?
Это невозможно представить и почувствовать, не старайтесь. Мы, непуганые поколения, рожденные в мирное пост-пост-военное время, только и можем, что в недоумении распахнуть глаза: «как же такое возможно-то?!». Нам, людям современным, совершенно невдомек, что значит для «дитяти подземелья» впервые увидеть слепящий свет, уловить запах цветов, вдыхать жадно литры совершенного неизвестного доселе свежего воздуха. Прозаик, поэт, историк, законченный идеалист и последний гуманист человечества, Анатолий Геннадьевич Апостолов прошел этот путь – из подземелья на поверхность, в естественную среду обитания человека. Думается, что этот биографический опыт пережитого не мог не сказаться для формирования самосознания и восприятия окружающего мира. Так может быть, поэтому Анатолий Апостолов написал так много научных и художественных трудов, посвященных теме гуманизма и личности?! А, впрочем, узнаем у него самого, у человека с удивительной судьбой, и совершенно иным отличительным мировосприятием. В гостях у «Российского колокола» писатель Анатолий Геннадьевич Апостолов.
– Анатолий Геннадьевич, расскажите, что вы знаете о происхождении своей, можно сказать, «говорящей» фамилии?!
–Увы, долго рассказывать. Это сегодня моя фамилия считается «говорящей», а в годы моего отрочества она мне ничего, кроме огорчений, не приносила. Во времена правления генсека Хряка (Никиты Хрущёва), с его новыми гонениями на русскую церковь, моя фамилия являлась предметом насмешек. Мишенью умышленных, вольных и невольных искажений, порой беззлобных и невинных, иногда оскорбительных, как со стороны своих одноклассников из семей районного начальства, так и учителей, членов КПСС. И совсем неудивительно, что в стране воинствующего безбожия, при строгом запрете хранить, читать и распространять духовно-религиозную литературу, моя фамилия звучала в устах сограждан в самых немыслимых сегодня вариантах – Опостолов (с ударением на третьей букве О), Ополлонов, Постолов, но чаще всего – Остолопов. Она легко становилась кличкой, и, соответственно, вызывала смех. Вспоминаю то время и сам себе не верю. Однако, всё это – правда, и её надо признать. В стране всеобщей грамотности советские люди, по приказу партии, быстро и дружно забыли об авторах Четвероевангелия. Забыли надолго, в ожидании очередного указа о том, что следует им непременно вспомнить, а что опять надолго забыть. Кстати, с конца 90-х годов прошлого века, когда большинство бывших воинствующих безбожников и членов партии благополучно приняли православную веру, искажения моей фамилии повсеместно прекратились. А тогда, в послевоенный период, людям нужно было срочно приспосабливаться к мирному времени и всячески высказывать свою лояльность правящему режиму. Стала набирать мощь «идеологизации всей страны», а вместе с ней расти культ личности коммуниста и комчванство советского начальства, о котором писал Ленин ещё в эпоху НЭПа. Не могу сказать, что тогда из-за этих насмешек, я стал стесняться своей фамилии. Но, учась в седьмом классе, уже понимал, что жить мне с такой «поповской фамилией» в этом безбожном, советском социуме будет сложно. Иногда приходилось защищать свою фамилию, и я дерзил, прибегая к сравнительному анализу.
Однажды я не выдержал, и спросил учительницу-партийку, чем, например, моя фамилия хуже, фамилии начальника Зерноградского районного отдела милиции товарища Свинаренко? Или товарища Собакина, заведующего опытным хозяйством, молочно-товарной фермой (МТФ)? В моём вопросе она тогда уловила ехидные, антисоветские нотки. В результате в школу были вызваны родители. Был тяжёлый и неприятный разговор, и с тех пор я долго не интересовался своей родословной. А когда наступило время составления родословных, то было уже поздно. Старшее поколение живых носителей и свидетелей эпохи, в основном, ушло из жизни. А с ним ушла и живая, честная Память. Одно лишь удалось выяснить у бабушки Лены (родной тёти отца), что род наш ведёт начало от «николаевского солдата, сосланного в Сибирь, (в Петропавловск на реке Ишим, в село Рузаевку). Сослан он был на вечное поселение, а звали того солдата Евграф Апостол, и был он отцом деда нашего Алексея, Апостола, который стал Апостоловым, то ли во время 10-й фискальной ревизии 1858 года, то ли во время переписи 1897 года. О разжалованных в 1826 году императором Николаем Павловичем младших офицерских чинах и о солдатах, сосланных на каторгу и поселения, мы знаем из советских учебников истории. Сохранилось до наших дней много неизвестных документальных источников, которые ждут своего исследователя. Но кому это сегодня интересно? Например, мне куда интересней знать будущее моей фамилии. а не её прошлое. Меня волнует судьба тех, кто родственников. Которым предстоит жить дальше под этой «звучащей» фамилией. И для меня совсем не важно, кем был мой дальний пращур — последним гетманом Малороссии Даниилом Апостолом, одним из бастрюков, внебрачных детей опального декабриста Матвея Муравьёва-Апостола (1793-1886), пригульным сыном бродячего монаха Авеля, или сыном протопопа-раскольника: «И рече грозный протопоп…». Кому это интересно знать? Какой в этом прок? Не фамилия красит человека, а его ум, интеллект и добрые, славные дела. К этому общему знаменателю я пришёл ещё в 1998 году вместе с писателем Николаем Дорошенко, членом Общественного совета литературного журнала «Московский вестник». К тому же потомки исторических личностей имеют склонность к вырождению… Да и пустое это дело – идти вперёд с головой повёрнутой назад, не думать о настоящем и будущем, а жить только прошлым, и гордиться при этом только подвигами предков.
– Расскажите о своем детском мироощущении. О том, как вы пришли в этот мир и как его воспринимали. И как этот мир относился к вам?
– Как я понял, этот мир изначально враждебен к любому новорожденному существу. В живой природе такая враждебность мира вызвана, в первую очередь, жесткой конкуренцией живых существ за место под солнцем. И не всякий человек может вслед за Анаксагором гордо заявить: «Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце!» Во время войны люди тотально враждебны ко всему живому. И всё живое, едва родившись, чувствует на себе этот холодный взгляд тайной недоброжелательности. В России, где испокон веков была самая высокая детская смертность в Евразии, не всем родившимся приходилось долго смотреть на Солнце. Многие, только что, выйдя из сумерек материнской утробы, вновь навечно уходили во Тьму. Туда же за ними уходили, по разным причинам и те, кто был в полном расцвете юности и в добром здравии, уходили вдруг, внезапно, «не долюбив, не докурив последней сигареты». Но мир людей предпочитает убивать в большом количестве только самых здоровых и молодых своих возможных, лишних конкурентов.
Едва родившись, я целыми сутками плакал, криком кричал, не переставая. И единственное, что могло заставить меня молчать, – это подвешенная к потолку землянки мокрая тряпка и звонкие капли воды, падающие с неё в цинковый таз. Эти размеренные звонкие капли своеобразного «военного метронома» внушали в меня ужас, и я умолкал. Удивительно, но факт, – разрывы бомб и снарядов пугали меня меньше, чем эти падающие с высоты звонкие и методичные капли воды.
Как и многие дети войны, я рос болезненным, нервным, впечатлительным и влюбчивым ребёнком. В шесть лет я влюбился в двухлетнюю кобылицу будёновской породы по имени Вега, в дочь элитного жеребца Изюма Пролетарского конезавода им. С.М.Будённого и потом ещё долго продолжал верить, что описанная Джонатаном Свифтом прекрасная страна-утопия, «Страна благородных лошадей», реально существует. Во втором классе я влюбился в стриженую наголо воспитанницу Пролетарского детского дома Валю Карнаухову, над которой взял тайное покровительство. Я украдкой подкармливал её принесенной из дому варёной кукурузой, помогал ей после уроков находить на свалке близ районной столовой и домов местного начальства консервные банки, с остатками соуса, кусочков рыбы или мяса. Реальность как бы сама внушала мне, что любовь – это всегда ответственность и в итоге почти всегда – трагедия. А позже, уже в зрелые годы, понял, что без любви и дара человечности в этом мире, в мире тотального насилия лжи и обмана нормальному человеку выжить невозможно. «Ложью и насилием предается смысл жизни человека» – сказал почти две тысячи лет назад Иоанн Златоуст, но никто из нас не может навсегда запомнить эту истину.
–Анатолий Геннадьевич, на фоне вышесказанного, очень хочется услышать, как именно к вам пришли темы гуманизма, человечности, становление личности, мистики, проклятий. Почему именно это завладело вашим сознанием?
– Вы думаете, что задали мне простой вопрос? Думаете, что на него мне легко ответить? Здесь невозможен краткий ответ. Это равносильно в двух словах пересказать содержание «Педагогической антропологии» К.Д.Ушинского и Б.М. Бим-Бада, или учение Зоратустры. Для этого мне необходимо написать нечто похожее на «Исповедь отщепенца» Александра Зиновьева, одну из самых любимых мною книг.
Ваш вопрос перегружен множеством разных тем предметами исследования, несовместимыми понятиями и парадигмами. В нем общественный договор и толерантность соседствует с древними магическими и современными информационными пси-войнами. Так нельзя. Это вам не Полтавская баталия, где «всё смешалось, кони, люди…» Тема проклятия – отдельная тема и она связана с таинственными явлениями психики человека. Она требует особого, глубокого и тонкого подхода. Пора бы знать, что человечность в лучших её проявлениях несовместима с проклятием. Точно так же, как гений и злодейство. И даже сегодня, в эпоху глобальной информатики о проклятии как психологическом оружии «магических войн» древнего мира, мы знаем ничуть не больше, чем о новых видах пси-оружия и методах манипулирования сознанием. Почти ничего не известно о феномене проклятия во времена глобальных социальных революций, гражданских войн, «красного террора» и политических репрессий. Сегодня даже матёрые специалисты по истории ГУЛАГА и политических репрессий до сих пор не осознают и не замечают двойную суть этого феномена, как оружие самообороны, и как оружие самоубийства. Изучая документальные материалы по истории политического сыска в России, и работая над личными делами репрессированных в 1937-39 гг. советских граждан для написания романа «Дом разбитых зеркал» я заметил странную статистику смертей подследственных во время «допросов с пристрастием» (пытками). В царских застенках во время пыток, мучители-палачи почему-то вырезали во время допросов язык…
В советских застенках арестованные умирали часто во время допросов с пытками, а не после. Чаще всего опытные палачи времён князя Ромодановского и эпохи Николая Ежова убивали своих жертв задолго до получения нужных признаний. Где логика? Она кроется в проклятии. Не все жертвы политических репрессий клялись в любви к императору или к вождю. Кто-то молил о пощаде и взывал мучителей к человечности, а кто-то и проклинал. А проклятие во время пыток звучит особо пронзительно и смертоносно… Вот и резали языки своим жертвам дознаватели, и убивали «врагов народа» одним смертельным ударом доблестные чекисты, чтобы не слышать эти проклятия в свой адрес и в адрес своих правителей. Чтобы потом не спиваться и не сходить с ума в кругу семьи или на отдыхе в ведомственном санатории в Крыму…
К проклятию как к одному из видов самоубийства прибегали многие узники. Особенно те, которые долгим унижениям и пыткам предпочитали быструю и достойную смерть. В этом отношении интересны дневники Ольги Бергольц, для которой допрос с пристрастием закончился выкидышем. Мне интересно было бы посмотреть на того человека, который, потеряв ребёнка, клялся бы после этого в своей любви к родной партии…
–Да, тема проклятия, действительно, особая тема, а ваш взгляд на него как на обоюдоострое пси-оружие весьма оригинален. В какой из ваших книг можно узнать об этом подробнее?
–Этой негласно табуированной теме и технологиям манипуляции сознанием в условиях современной пси-войны посвящены несколько глав книги избранных трудов «Легенда о совершенном Человеке». Там дана и так называемая история вопроса…
Древнее, ветхозаветное общественное проклятие за 4 тысячи лет письменной истории претерпело большие изменения. Оно стало церковной анафемой, суть которой заключается в лишении благословения тирана-богоотступника и осквернителя могил предков. Сегодня значительно сократился круг кандидатов на общественное проклятие и на роль подсудимых Международного трибунала. Сегодня ими в основном являются злостные преступники-рецидивисты против человечности, изменники Родины, алчные предатели национальных интересов страны. Подробно о природе тотального насилия, о силе и бессилии зла, о методах сопротивления насилию и о сокрушительной энергетике проклятия я написал в одном из разделов своей главной Книги «Легенда о совершенном Человеке». Что же касается идей гуманизма, «безгрозия души и лучизма бытия», то всё это стало овладевать мною ещё в детстве. Первые уроки человечности на фоне тотального насилия, первые полёты души и страх перед смертью описаны мною первой части романа «Княж-Погост», в главе «Дедушка Красивый». Все эти «вечные, проклятые», трагически неразрешимые вопросы бытия зарождались в моей голове как бы сами по себе уже в раннем детстве. Но это нам всем так кажется, а на самом деле человечность приходит к нам из жизни и книг, зарождается в семье и в школе…
– И, наверное, не без участия носителей и пропагандистов этих идей и смыслов?
– Безусловно. Без носителей знаний и учителей нравственности никак нельзя. Только они формируют мировоззрение ребёнка! Только через воспитание человека человеком. И немалую роль играют здесь особенности эпохи, правящего режима… Лишения и голод ускоряют социальную зрелость маленького человека. Этому способствовала сама послевоенная, жестокая реальность. Моё детство и юность прошли в окружении вдов и сирот, среди брошенных детей Победы, детей ГУЛАГА, жертв социально-политических репрессий, у которых за плечами стояли немыслимые страдания и необратимые утраты. На этом мрачном социальном фоне сверстников, все мои недомогания и детские страхи, мой ранний рахит и болезнь Боткина, ярко выраженная врождённая леворукость и даже сильное заикание, казались сущими пустяками. В глазах своих сверстников-сирот и подранков войны, я был баловнем судьбы. Для них я был везунчиком, родившимся с серебряной ложкой во рту. Я это вполне тогда осознавал. С тех пор, жгучая жалость к себе, любимому, никогда не посещала меня. И разве можно было тогда сравнивать! Ведь я рос в полной семье, при родной матери, старшем брате и живом отце. При отце, вернувшемся с войны целым и невредимым, с орденами на груди. А они, несчастные детдомовцы, после войны оказались в разряде «отверженных». Сначала это не чувствовалось. Но вскоре ими нас стали пугать. Стала всячески не поощряться наша дружба с учащимися ФЗУ и ремесленных училищ. Родители не хотели, чтобы мы через эту опасную дружбу пошли по стопам этих отверженных в трудовую исправительную колонию для несовершеннолетних.
О социальном бесправии и несправедливости, о природе насилия в обществе можно говорить бесконечно. С вопиющими фактами бесправия советского человека я столкнулся в семь лет, когда в 1950 году в станицу Пролетарскую, на показательные скачки конезавода своего имени приезжал сам Семён Михайлович Будённый. Во время эти скачек одной из скаковых лошадей была сбита случайно забредшая на полосу дойная корова. Корову пришлось прирезать, мясо сдать в сельпо по закупочной и цене и в счёт налога, а шкуру, согласно закону, в заготпункт. Вдова с тремя детьми, осталась без коровы-кормилицы.
Вместо того, чтобы хоть как-то денежно компенсировать нанесённый вдове ущерб, её ещё припугнули суровым судом и северным лагерем за допущенное разгильдяйство, равное вредительству. Вдова после этого повесилась. А вообще на моих глазах покончили собой несколько инвалидов войны, Им, вернувшимся с войны, не оказалось места в мирной жизни. Они понимали, что не могут прокормить не только свои семьи, но и самих себя. Вскоре в разряд «отверженных» попал и я, и мне подобные, из числа так называемого «класса беспартийных», ставшими вскоре людьми «второго сорта». Почётом и уважением пользовались только члены партии и партийное начальство, руководители крупных хозяйств и предприятий, милиция и военнослужащие. Став учащимся 7 класса Зерноградской средней школы я на себе понял, что такое пролетарское происхождение, и нелепая «поповская фамилия». Да-да! Был, был тогда «социальный лифт» для детей рабочих и крестьян. Но многое зависело и от усилий самих родителей (а жизнь их в провинции была каторжной) и от самой целеустремлённой личности ребёнка, от счастливого случая и судьбы. Да, на моей памяти много благополучно состоявшихся биографий! Но ещё больше исковерканных судеб, ни за что загубленных жизней. Не надо идеализировать своё прошлое. Даже если оно приходится на ваше безоблачное детство. Тем более, если это было «счастливое детство» под «мудрым руководством дедушки Сталина». Но было и другое детство, вообще лишённое детства. И были дети, лишённые будущего, и были страшные судьбы, требующие возмездия. Шила в мешке не утаишь. Quidquid latet apparebit, nil inultum remanebit. Только сегодня становятся известными печальные факты и строго засекреченная скорбная статистика. Что, например, в 1945 году в стране было зарегистрировано 2,5 миллиона детей, оставшихся без попечения родителей. Но в эту цифру не включены «дети ГУЛАГА», рождённые в Детских комбинатах при трудовых лагерях, дети матерей-одиночек, раскулаченных спецпоселенок и «бытовичек», осужденных за мелкое воровство продуктов питания или за опоздание на работу.
Много это или мало – судить. Конечно же, не тем благополучным «патриотам», кто ради великой державы, готов и сегодня уморить голодом и насилием добрую половину своих самых лучших сограждан.
Что говорить, время было трудное, голодное, холодное и бесприютное. Голод многому учит. Он убивает веру в человека. Я захватил и помню людоедский «закон о трёх колосках» и государственный налог на яблони и груши…Голод уже тогда порождал антисоветизм и и многим прояснял замороченные мозги. Multa docet fames… Это голод плодил тогда детскую беспризорность, бродяжничество, мелкое повсеместное воровство. Первое место среди совершаемых сиротами преступлений занимали кражи продуктов питания, дров и угля. Советские народные суды выносили голодным и бездомным подросткам самые суровые приговоры за мелкое воровство – за 3 кг картошки с колхозного поля, за 5 кг угля, собранного на железнодорожных путях. В Пролетарском детском доме было голодно и холодно, не хватало кроватей, мебели, одежды и обуви, и дети часто сбегали оттуда из-за невыносимых условий проживания, их ловили, и всё начиналось снова. Особо упрямых беглецов-рецидивистов отправляли в трудовые колонии для несовершеннолетних, где условия содержания были такие же, как и в детских домах и в детских приёмниках-распределителях. Огромное влияние на формирование моего мировоззрения оказала сама реальность и хорошие, умные книги, которые сами находили меня. Это и вышеупомянутое «Путешествие Гулливера» Джонотана Свифта с иллюстрациями Доре. Это книга «Белый пудель» Александра Куприна, которую мне подарила классный руководитель Прасковья Ивановна за успешное окончание 1 класса и выразительное чтение былины о двух соколах: «Сидели на дереве два сокола ясных. Один сокол – Ленин, другой сокол – Сталин», и особо – за стихи акына Джамбула Джабаева о красном маршале Ворошилове: «Мы в землю горячую втопчем врага»… Кстати, чтение стихов нараспев и вслух помогло мне частично избавиться от заикания. Потом был рассказ Короленко «Дети подземелья» и «Детство Тёмы» Алексея Толстого. Потом была повесть А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича», напечатанная массовым тиражом а «Роман-газете». А жизнь оставалась трудной. Несмотря на героическое освоение целинных земель, в стране не хватало хлеба. За ним стояли длинные очереди, и он выдавался «по одной булке в одни руки». И всё это на фоне «кукурузной эйфории» и покорения космоса, полёта Гагарина и прочих достижений советского общества. И отовсюду бодрые песни строителей коммунизма, песня-утопия: «И на Марсе будут яблони цвести». Потом начались Новочеркасские события, вызванные острым дефицитом продуктов питания. «Хрущёва – на мясо!» — отчаянно кричали мирные демонстранты. И был расстрел рабочих. И раненые дети как переспелые груши падали замертво на асфальт. Потом были запрещённые книги Александра Зиновьева «Зияющие высоты», «Желтый дом», «Русская судьба, или Исповедь отщепенца». И было в стране много разных затей и постыдных событий, много разных книг, много иллюзий и заблуждений, от которых люди сходили с ума или спивались. А потом случился развал СССР, а на его глыбах и под глыбами возникла криминально-сексуальная революция и новая Смута. И тогда я сам стал писать книги. Но до сих пор с самой главной книгой, открывшей мне дверь в человеческое сообщество, я считаю с тетралогию «Путешествия Гулливера» Свифта.
Отрывки из всех трёх её частей мне читал вслух отец в качестве поощрения за хорошее поведение дома и на улице. Не всё идеи программного манифеста Свифта-сатирика были тогда мне понятны. Но меня смешило нелепое самомнение и мания величия лилипутов, узость мышления и тупая воля могучих великанов. Великаны казались мне большими советскими начальниками. Которых все простые люди боялись.. А вот нечистоплотные и аморальные люди-йеху, населявшие Страну гуигнгнмов (благородных лошадей) вызывали у меня чувство глубокого омерзения. В этих, не облагороженных духовностью и культурой человекоподобных, уродливых существах, я без труда узнавал многих своих неудачливых и несчастных современников. Таких йеху можно было встретить тогда на вокзальной площади и на рынке около магазинов и пивных ларьков. Я до сих пор помню их опустившихся и спившихся, брошенных всеми инвалидов войны и труда, их безумные физиономии, грязную ругань и проклятия миру, провалившиеся от сифилиса носы и обнажённые культи рук и ног.
И, конечно же, я был в полном восторге от этой первой своей Утопии – идеального Общества благородных лошадей. Ведь они являлись моральным антиподом гнусных, алчных и агрессивных йеху.. Это было как в пору моей пылкой влюбленности в кобылицу Вегу…
– Ваши произведения удостоены высоких литературных наград:
- Сборник стихов и прозы «Озябший ангел» (М. 2007), удостоен МГО Союза писателей РФ орденом им. Маяковского как лучшая книга 2008-2011 гг.
- Книга Памяти «За Храмовой стеной» (М.2013) удостоена Московской городской организацией СП РФ Литературной премии «Лучшая книга 2013 года». Кроме этого вы – Лауреат премии Губернатора Московской области «Наше Подмосковье-2016» в номинации «Молодёжная политика в свете новой идеологии Будущего», награждены грамотой Государственного музея –гуманитарного центра «Преодоление» имени Н. Островского за проведение авторского литературного вечера в рамках художественного проекта «Портрет Российской Словесности» 8 января 2017 года.
Это говорит о том, что общество высоко ценит подобное вложение в историю литературы. На мой взгляд, неоценима ваша идеология, и та сакраментальная мысль, которую вы пытаетесь донести до человечества. Но ведь и не каждому дано понять! Так кто ваш читатель?!
– Отвечаю по порядку. О наградах, орденах и медалях. Скажу честно и откровенно – эти так называемые «высокие награды меня почему-то не радуют. И не щекочут моё старческое тщеславие. Подозреваю, что все они сегодня – дань традициям советской идеологии и пропаганды. Благодарности, почётные грамоты, переходящие вымпелы и знамёна, значки и юбилейные медали. Самой высокой оценкой и наградой для меня стали положительные отзывы моих самых первых читателей. Это похвальные слова двух ветеранов войны, моего отца, Геннадия Ивановича и Александра Александровича Зиновьева о книге «КАК ПРОДАТЬ БЛИЖНЕГО. Донос как способ существования» (М.2003) и о главе «Дедушка Красивый» из ещё не завершённого тогда романа о великом насилии в мире заточения. Это и рецензии замечательного учёного-педагога Бориса Михайловича Бим-Бада и сопредседателя Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня» Ольги Мироновны Зиновьевой (жены и соратницы выдающегося философа и писателя) на романы «КНЯЖ-ПОГОСТ» и «Дом разбитых зеркал». Это и рецензии других читателей и друзей Моего мира – историков, археографов, краеведов, лингвистов, преподавателей вузов, общественных деятелей и просветителей. Ради этих наград, ради таких читателей стоит, наверное, жить, страдать, любить, бороться и творить. Благодарю безмерно их за эти рецензии и отзывы-утешения, и одновременно прошу их благословения, дарующего мне силу и волю к жизни.
А вообще, мой читатель – это мыслящий интеллектуал и аналитик, глубоко страдающий человек, стремительно вымирающий сегодня как вид. Иногда, правда, забредает случайно в Мой кабинет (на портал «ПРОЗА.РУ») и пытливый юный ум, стремящийся как можно больше узнать правды об этом обольстительно прекрасном и немыслимо жестоком мире. Моя читательская аудитория мала, но я надеюсь, что она станет шире, когда я окончательно уйду из этого мира «за горизонт событий».
В надежде быть понятым читателем сегодня и завтра, я всегда старался (и стараюсь) писать о сложных вещах просто и понятно.
Как это в разное время до меня делали мои кумиры. гениальные популяризаторы знаний, науки и культуры,- Майкл Фарадей, Фрэнсис Бэкон, Джонотан Свифт, Жюль Верн, Айзек Азимов, Дмитрий Лихачёв Александр Ферсман, Яков Перельман, Сергей Капица, Сергей Бобров вместе с Андреем Колмогоровым, Виктор Зубов и Владимир Небылицын, Борис Бим-Бад….
Как и они, я стараюсь в живой форме поведать читателям о тайнах сотворения мира и человека, о первых «интеллектуальных пятнах» на поверхности Земли о разделении эфироподобного андрогина на Инь и Янь, о природе «высокого осознания» светящихся тел Адама и Евы в садах Эдема. Как и они, я стараюсь честно рассказать читателю о результатах своих безнадёжно мучительных поисков утраченной человечности, а заодно и поведать о природе «очарования» элементарных частиц в минуту обретения ими ЭНЕРГИИ ЖЕЛАНИЯ найти в Бездонной Пустоте достойную и равновесную себе пару.
– Две ваши очень серьезные литературные работы: «Княж-погост» и «Дом разбитых зеркал» оказались ощутимо глубокими для читателей, заручились массой положительных рецензий. Они посвящены теме насилия, тирании не только на государственном уровне, но и внутри общества – в межличностной среде. Что думаете о современном общественно-политическом строе?
– Избыток насилия в мире продолжает меня смертельно угнетать. А порой убивает желание жить. Современный мир буквально переполнен насилием. Дитя войны, живой свидетель глубокого изучения тайн Природы и триумфального освоения Космоса, я всегда жил светлой верой в совершенного Человека, и был уверен, что в XXI веке наша страна окончательно избавится от тотального насилия над своим народом. Увы, этого не случилось. Дело в том, что социальные катастрофы и эксперименты, проводимые в нашей стране в XIX и XX веках, убили в нашем народе человечность и волю к сопротивлению беспредельному и тотальному насилию. И всему виной полное вырождение советской «имперской» власти во власть алчных предателей национальных интересов страны. Брежневизм породил горбачевизм, а горбачевизм — ельцинизм с его бандитско-олигархическим капитализмом… Дегенерация налицо, как любил выражаться А.А.Зиновьев.
И что именно, и как я сегодня могу думать об общественно-политическом строе, после всего пережитого? Увы, ничего хорошего. Ведь суть всех правящих режимов в России, как оказалось, одинакова. В них изначально была заложена психология угнетателей- данников Золотой орды, господ-холопов и лакеев. Русская знать во главе с царями всегда относилась к своему народу как к народу завоёванному. «Захочу, казню тебя, захочу, помилую!» – веками раздавался грозный рык сверху правителя-антропофага. И столетиями подряд раздавались снизу вопли о пощаде: «НЕ ЕШЬ МЕНЯ СЕГОДНЯ!»
Зачем покорять чужие народы и рисковать собой, когда легче всего поработить свой, и за счёт его смиренного страдания крепить свою славу и могущество. Зачем отнимать хлеб у других народов, когда его можно изъять силой весь без остатка, а потом кормить им самых преданных и верных лакеев, тех, кто всегда готов строить своё благополучие и процветание на нищете и страданиях своих сограждан. Именно подобного рода рассуждения и легли в основу внутренней политики московских князей – золотоордынских данников и благополучно дожили до наших дней. Эта внутренняя политика, с её позорным Девичьим полем и насилием «во благо» всегда находила себе не только моральное оправдание, но даже высокие смыслы, чуть ли, ни божественное предначертание. Любое созидание на пользу могущества державы при такой внутренней политике всегда сопровождалось огромными жертвами со стороны своего народа, а всякое разрушение созданного и построенного на крови лишало смысла жизни нескольких поколений. Всякое ли «дело крепко, когда под ним струится кровь»? И долго ли стоять «Дворцу Советов на крови»?
– Вы ведете общественную деятельность. Являетесь активистом Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня» и Мытищинского Общества жертв политических репрессий. Принимаете активное участие во многих гуманитарных мероприятий разных творческих, детских и юношеских организаций, выступаете перед толпой. С каким посылом вы обращаетесь к людям, о чем хотите донести?
– Думаю, что моя общественная деятельность весьма преувеличена. Даже в масштабах Московской области она ничтожна.
Я продолжаю, в меру своих сил и возможностей, популяризировать идею гуманистов прошлого: «Человек-это свято!» Как могу. убеждаю юные души жить верой в совершенного Человека, стараясь при этом дать им своё ясное и чёткое понимание идеального «культурного героя» в его ветхозаветном, древнем толковании. Это. конечно, собирательный образ, герой мира и герой каждого отдельно взятого социума. Это тот, который может многое, а порой даже – МОЖЕТ ВСЁ. Тот, который самый умный и знает, откуда он пришёл и знает, куда и зачем он идёт. Это тот, который самый сильный, он способен обуздать себя в гневе и смирить неправедный гнев других, который способен своей волей смирить безумное насилие деспота. Тот, который сверхбогат уже тем, что довольствуется малым, и рад тому, что у него есть. Это тот человек, который не умеет прощать себя, но умеет прощать других, за исключением алчных предателей, всегда готовых на измену. Когда разум спрашивает: «Доколе терпеть и мучиться?», всегда возникает проблема жизни и смерти. И здесь мы свободны в выборе средств, методов, приёмов и техники в деле противостояния злу и насилию.
Настоящий человек – это неустанный носитель взаимной терпимости, любви и милосердия добра и справедливости. Умеющий ждать и прощать, научающий нас смотреть на мир глазами пытливого человека , который стремится в этом мире многое понять и что-то кому-то простить. А что-то категорически отвергнуть, помянуть лихом и даже проклясть в назидание другим всегда помнить о вселенском Законе Воздаяния. Настоящий Человек – это человек благородного поступка, носитель высокого Интеллекта, глубокой Мудрости и светлого Духа. Мой посыл и пожелание уже как четверть века один и тот же:
Эй, братья-славяне, на краденом струге,
Я вас умоляю, не ешьте друг друга…
И молодым и старым я желаю в первую очередь оставаться человечными ко всему живому, к животным и людям, родным и близким, и непрерывно, до конца жизни развивать свой интеллект и творческий дар. У меня нет повода гордиться собой, идти с высоко поднятой головой и при этом ещё улыбаться, ибо я – не победитель и не герой, а социальный подранок, чудом выживший и трудно доживающий свой век. Но тех, кто находится в сомнении и в отчаянии, утешить я могу. А иначе, зачем мне быть русским писателем?
–В своем творчестве вы рассчитываете больше на аудиторию будущих поколений или адресуете обращение к ныне живущим?
– Ныне живущие молодые люди не слышат меня и не желают слышать друг друга. А те, кто родился и социально созрел в 90-е годы, в эпоху криминальной и сексуальной революции», многие из них не понимают моих текстов. Но я не отчаиваюсь. Я всё время пытаюсь достучаться до их сердец. Мне хочется хотя бы частично помочь им избегать иллюзий, соблазна и заблуждений относительно нашего мироустройства. Да, юдоль печали и насилия, лжи и обмана, но и не скотобойня евразийского масштаба. Мне хочется предупредить молодых людей о ждущих их впереди опасностях. О хитроумных сетях и неводах, давно расставленных на их пути разного рода «ловцами человеков». Я прожил долгую, трудную жизнь, мне везло на умных и мудрых людей и мне есть, о чем предупредить юное поколение. Я знаю природу тотального насилия, как растлевают, как торгуют «живым товаром» и «пушечным мясом». Я знаю, как проходила колонизация собственного народа, и шло планомерное манипулирование сознанием. Я сам всю был под мощным прессом психологических воздействий советской и постсоветской системы и знаю, как защититься от манипулирования нашим сознанием. Я изучил основы контрманипуляции и модель противодействия манипулированию сознанием, знаю, кому какую защиту выбрать в соответствии со своим характером, уровнем интеллекта и степенью интереса к политике. Я знаю, что когда народ перестает сопротивляться тотальному насилию и лжи, он перестаёт мыслить. Я знаю, что всякая тирания всегда морально и материально убыточна, исторически и экономически нерентабельна. И мудрые люди задолго до нас знали, что «всякое управление без согласия управляемых есть самое настоящее рабство» (Джонотан Свифт)
При любом способе защиты от манипулирования (пассивнои и активном) человеку гарантировано сохранение собственного достоинства. А без него нет личности и нет героя. Не так ли? Настоящий, совершенный человек – это, прежде всего личность, категорически не желающая быть марионеткой в руках кукловодов. Для того чтобы дать достойный отпор растлителям душ и разрушителям сознания надо глубоко самому осознать, что тобой манипулируют. И помочь это осознать могут только старшие, учителя, наставники и духовники, которые имеют опыт противодействия тотальному физическому и психологическому насилию.
Мой читатель — это молодёжь партии Будущего, о которой мечтал философ и логик Александр Зиновьев. Мой читатель – это носитель высокого интеллекта, который благодаря Интеллекту и Воле сумел выжить в новой реальности иной цивилизации.
– Анатолий Геннадьевич, что хотите успеть осуществить в этой жизни?
–Завершить задуманное. Довести до логического конца всё то, что мне завещали мои родители, наставники и учителя. Подготовить к печати и издать книгу избранных трудов в 2-х томах «Легенда о совершенном Человеке», самую главную из всех моих книг. Надо успеть завершить рукопись книги мемуарно-исповедального характера «Житие сердца моего. Опыт экзотерического самопознания». Всё остальное, социальная публицистика и эссе, опубликованные в периодической печати, я считаю подготовительным материалом к ней. Ещё почему-то хочется посетить места своего раннего детства – г. Пролетарск и его окрестности (в прошлом – станицу Пролетарскую, Великокняжескую). Хочется найти то место, где стоял когда-то подбитый немецкий танк, вокруг которого в конце апреля цвели желтые и красные тюльпаны, где стала впервые летать моя душа. А ещё хочется побывать в Англии и посетить могилу моего самого любимого писателя-социолога и памфлетиста Джонотана Свифта, где на латыни выбита надпись благодарных потомков: «Здесь покоится тело Джонотана Свифта, декана этого собора, и суровое негодование уже не раздирает его сердце. Ступай путник, и подражай, если можешь, тому, кто мужественно боролся за дело свободы» – Ubi saeva indignation Ulterius cor lacerare nequit abi Viator et imitare <…..> Obiit 19 Die Mensis Octobris A. D. 1745 Anno /Etatis 78 «Ступай путник, и подражай, если можешь…» Лучшего пожелания и напутствия не придумать.
–Дайте совет нашим читателям – как избежать зла?
– Я не люблю давать советы. Легко сказать, но трудно сделать. Ведь всё должно держаться на личном примере. Избежать зла трудно, а порой и невозможно. Его можно отторгать, ему можно и должно противиться. Могу лишь ограничиться, на основании своего жизненного опыта, добрыми пожеланиями и заветными помыслами. После того, что с нами случилось в последние семьдесят лет, мучительно трудно оставаться человечным. И не каждый может сказать, что именно нам делать сейчас, в 2017 году, чтобы сохранить себя и свою страну. Видимо надо делать то, что и всегда. Стараться быть и оставаться человечными и только созидать. Различать насилие ради корысти, власти и славы от насилия «во благо всех» и ради добра справедливости. Оказывать сопротивление насилию и злу. Искать новую идеологию и создавать на её базе социальный механизм щадящего управления. Не поддаваться безнадёжности и продолжать жить Легендой о совершенном Человеке. Быть жертвенным отчизнолюбом и соответственно реагировать на тотальное насилие над своим народом в любых его формах и проявлениях. И соответственно реагировать на любые попытки манипулировать сознанием подрастающих поколений через фальсифицирование истории, через ложные культурные и массмедийные ценности, растлевающие юные души. Реагировать на не уходящую подсердечную, душевную боль, без которой у нас нет нашей истории и русского Бытия.
– Это хорошо, но как быть сегодня с историческими мифами?
– Надо понимать, что миф мифу – рознь. Скажем, есть мировой истории много кровавых мифов о подвигах и сакральной непогрешимости «великих покорителей Вселенной» – фараонов, царей, императоров, вождей, кормчих, фюреров и дуче, а есть универсальная Легенда о совершенном Человеке, миф о культурном герое и жертвенном демиурге Прометее и миф о великом педагоге Януше Корчаке. Легенды о настоящем и совершенном Человеке, кроме пользы, никому не приносят вреда. Есть мифы очищающие душу, а есть – мутные. Мифы о «сверхчеловеке» и о людях «особой чекистской закалки» во всех отношениях вредны для юношества, потому что в реальном их эпилоге лежит полный распад личности и «гибель Богов». Сегодня срочно нужна новая идеология, идеология человечности. И одновременно с ней нам новые способы и методы борьбы против тоталитарного насилия. Нужны хорошие мифы и добрые сказки. Нужны поучительные и героические легенды, и даже страшные сказки. В них заключен огромный опыт людей, они учат жизни. Эти мифические истории и сказания и саги помогают детям и подросткам готовиться к реальной жизни. А взрослым, социально зрелым людям нужна созидательная сказка-мечта. Без неё ничего путного и общеполезного не построишь. Было время, когда советские люди вдохновенно пели: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Что ж мечта была хорошая и благая, только делать эту сказочную жизнь нельзя за счёт страданий и мучений других. Такая идеологическая сказка даже в самой красочной обёртке нам больше не нужна. Нам нужна великая сказка, легенда о совершенном Человеке. Об этом не раз говорил нам выдающийся философ и логик А.А.Зиновьев незадолго до своей смерти: «Нам нужна мечта, надежда, утопия. Утопия – это великое открытие. Если люди не изобретут новую, на первый взгляд никому не нужную утопию, то они не выживут в качестве людей. Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман, и какая им верится сказка»
Сегодня нужна совершенно новая, тонкая молодёжная политика. Для того, чтобы дети и женщины не стали жертвами насилия, сегодня важнее всего не допустить, чтобы дети сами не превратились в палачей, а юные мамы в живодёрок и детоубийц. Нужно общими усилиями сохранять в социуме быстро исчезающую человечность – не рубить гордиев узел проблемы, а терпеливо его развязывать. Не злобствовать и не драться между собой и не оскорблять друг друга по любому поводу –национальному, религиозному, историографическому и геополитическому, а заниматься толкованием мироустройства, объяснять юным поколениям смысл жизни и смысл истории. растить новые поколения, свободные от идеологического морока и научных заблуждений. Для этого нам сами надо уметь помнить и быть достойными своего героического и трагического прошлого. Нельзя прошлое идеализировать в угоду начальству и превращать в предмет массовой истерии. Но и нельзя при этом забывать о тенях забытых предков-героев. О многочисленных жертвах эпохи, трагедиях. Невинной крови и страданиях. Всё выглядит красиво только в кино и парадной батальной живописи. И если мы хотим формировать у молодёжи трезвое историческое мышление, жертвенное отчизнолюбие и гражданское мужество, то нам, писателям, историкам, педагогам и философам, следует честно говорить и о том и о другом. Говорить честно и прямо с подростками о победах и поражениях любви, о природе насилия и бессилии зла, с учётом возраста и психологии ребёнка. Говорить юным честно о том, что мир жесток изначально, но в нем непременно и неминуемо действует закон Воздаяния. И надо не бояться его пугающего воздействия, ибо испытание извне пробуждают в юных умах мысль. а испытания во внутреннем мире просветляют сознание и душу. Но как научить людей не бояться смерти? И как самому не бояться её? Как может совмещаться в одном сердце цепенящий ужас перед насилием и смертью и героический дух сопротивления? И каково приходится жить, когда в тебе рабское смирение соседствует с яростью благородной и суровым негодованием, когда в час Икс гражданская трусость сочетается жертвенным отчизнолюбием? Смерть, где твоё жало? Подойти ко мне и я вырву его!
Правитель безумный, погубитель своего народа! Уймись! Уймись, душегуб и мучитель, а не то закляну тебя страшным проклятием. И будешь тогда лежать в прахе, и смрадный твой труп будет долго осквернять сусальное золото неправедной власти.
